Хозяин постоялого двора с интересом уставился на мелькающую в разрезе нижнюю юбку Матильды, за что незамедлительно был награжден увесистой пощечиной.

— Не будешь пялить глаза на белье благородных дам! — недвусмысленно пояснила Матильда. — Дай лучше иголку с ниткой…

— И поесть! — добавил Контанель, с огорчением ощупывая пустые ножны.

Хозяин поспешно ретировался, и требуемое принес. Нель без долгих разговоров набросился на еду, а Матильда принялась за починку юбки. О происшедшем в долине не было сказано ни слова.

Ярмарка закончилась, и большинство приезжих уже покинуло здешние края, но кое-кто еще подзадержался, и потому на постоялом дворе в тот вечер собралась довольно шумная компания. Люди пили, пели и смеялись, вспоминая веселые дни ярмарки.

Матильда ушла в свою комнату, а Нель остался дождаться призрака в общем зале за непочатой кружкой темно-красного вина. Экс-студент чувствовал себя достаточно скверно: что не говори, а побывал в самовольной отлучке. Хотя Матильда и пообещала не выдавать (в своих же интересах), но оставался Черт, а может, и лошади… Любой может оказаться осведомителем Рене.

Контанелю не хотелось думать о том, как отреагирует господин де Спеле. Хотя он и призрак, но, в сущности, неплохой человек, что-то в нем есть… этакое, и слова он своего до сих пор не нарушал. Обещал дворянство и дал, обещал опасности и невзгоды… Все честно. Согласие спрашивал? Спрашивал. Правда, деваться все равно было некуда, но ведь спрашивал?

Контанель вздохнул и придвинул кружку ближе.

Зачем он помчался на поиски долины Глазастого Камня, Нель и сам толком не знал. Захотелось проявить самостоятельность. Проявил, что дальше? Все равно сокровища давным-давно разграблены, а если бы и были, что с ними делать? Прирежут из-за них на первом же повороте, не успеешь и грехи замолить. Один человек для большого мира соломинка: дунь посильнее — переломится…

Душераздирающие вопли прервали его философские раздумья. В дом ворвался запыхавшийся слуга, челноком сновавший между залом и винным погребом, он держал в руке ручку от кувшина.

— Глазастый Камень ожил!

Веселье замерло. Гуляки в недоумении переглядывались, кто-то откровенно улыбался, кто-то морщил лоб, пытаясь припомнить, о чем идет речь, трое безмятежно похрапывали. Хозяин сердито фыркнул:

— Что ты мелешь?

И в этот миг стена дрогнула, с потолка посыпалась труха, зазвенела посуда.

— Вперед, солдатушки! — неожиданно заорал из-под стола бывший бравый вояка. — Бей, руби, коли!

Поскольку никто не двинулся с места, вояка вознамерился подать личный пример, но заблудился в ножках стола и опять заснул.

От следующего удара вылетели оконные стекла, перекосилась дверь.

Началась паника. Истошно закричали женщины. Мигом протрезвевшая братия заметалась в поисках выхода.

— На кухню! Там дверь на скотный двор! — хозяин первый рванулся по знакомому пути.

Контанель, как зачарованный, смотрел в окно, где в свете ущербной луны передвигалась огромная темная масса. Он ждал нового удара, но вместо этого, со скрежетом выдавливая оконную раму, в окно протиснулась гигантская рука и принялась слепо шарить среди столов. Дубовая мебель ломалась, как щепки, между пальцами…

Очнулся Контик от вопля Матильда «Рене!», вскочил на ноги и понял, что каменная рука тянется к нему. Откуда только взялась сила: он совершил прыжок, которому позавидовала бы газель, сдернул с лестницы Матильду и увлек за собой в сторону кухни. Позади раздался грохот, рука сокрушила лестницу.

Вырвавшись из одной из западни, наши беглецы угодили в другую: они замешкались, отстали от остальных и теперь потерялись в лабиринте хозяйственных построек. В лунном свете все казалось неестественно громадным, сбивали с толку причудливые тени, под ноги то и дело попадались какие-то предметы. Контик с размаху налетел на колоду, из которой поили скот, и чуть не взвыл от боли.

— Он идет! — взвизгнула Матильда.

Контик обернулся и увидел тень, которая заслонила полнеба. В нем проснулась отчаяние.

— Чего тебе надо, Эгеньо? — крикнул он великану. — Я не брал твоих сокровищ!

Ответом был угрожающий грохот. Контанель оттолкнул от себя Матильду: «Беги!», а сам вскочил на колоду:

— Ты — дурак, Эгеньо, и плохой сторож!

Он успел спрыгнуть прежде, чем колода была раздавлена, и юркнул в тень конюшни. За стеной тревожно заржал буланый, где-то в стороне завыла собака.

«Лошади здесь не причем», — подумал Нель и повернул обратно к дому.

Каменный Бог явно проигрывал в скорости господину де Эй, но он двигался по прямой, а Контанель метался в лабиринте теней. Эгеньо не спеша сокрушил все, что попадалось ему под ноги, а Контик спотыкался все чаще.

В двух шагах от дома Танельок вдруг почувствовал, как вокруг его колен объявилась веревка, и со всего маху грянулся на землю. У него еще хватило бы сил подняться, но проклятая веревка затянулась петлей!

Нель накрыл голову руками, зажмурил глаза и почувствовал движение воздуха: огромная нога вознеслась над ним…

— Остановись! Во имя того, кто старше тебя, остановись, Эгеньо!

Отброшенный пинком каменной ноги Контанель ударился о стену дома, но не разбился, потому как чье-то мохнатое тело вклинилась между ними и препятствием, смягчая удар.

— Этот человек невиновен, Эгеньо!

— Храм опустел.

Голос Рене, а это был голос Рене, возразил:

— Храм опустил, но в этом нет ни его вины, ни твоей! Жрец не выполнил ритуал, он торопился убить, а не завершить церемонию. Воры воспользовались этим и проникли в храм. Но жрец покарал сам себя и свое племя, потому что потом умерли все!

— Ты прав, но храм пуст!

Столько муки прозвучала в голосе Каменного Бога, что Контанель невольно пожалел его, ограбленного давным-давно, оставшегося не у дел. Должно быть, для Эгеньо сокровища были не просто кучей золота и драгоценностей, а чем-то большим.

— Ничего, что храм пуст, Эгеньо, для тебя найдется другая служба! Тот, кто старше тебя, зовет!

Сам собой запылал костер, и позади него появился силуэт… Контику не дали всмотреться: Черт навалиться на плечи всей тяжестью, и господин де Эй вынужден был уткнуться носом в землю.

Загремел гром, еще раз, Потом раздался звук настолько страшный, что Контанель уже рад был бы вообще забиться в какую-нибудь щель, только бы не слышать.

Это пытка длилась минут десять, но Танику показалось вечностью. Он почти оглох и потому не сразу понял, что его зовут:

— Вставай, юный искатель сокровищ!

Нель открыл глаза и только теперь уразумел, что Черт давным-давно соскочил со своего насеста, потому что тяжести на плечах уже и не было. Пес стоял рядом со своим хозяином, радостно виляя хвостом, а на шее Рене висела Матильда и дарила господину де Спеле второй десяток поцелуев. Каждый поцелуй Черт отмечала новым взмахом хвоста.

— Вставай! — успел повторить Рене в промежутках между знаками признательности.

Контанель сел и попытался развязать веревку на ногах, но ему это не удалось.

— Тильда, у тебя ножа нет?

Матильда радостно ахнула, оставила господина де Спеле и метнулась к Нелю. Тот отпрянул, но Матильда нежно прижала его груди, («Как это я ее с лестницы стянул?» — сам себе удивился Контик) и заворковала:

— Господин Рене, господин де Эй такой мужественный…

— Разве? — удивился де Спеле.

— Он просто герой! Он меня спас!

Господин де Спеле отстранил Матильду и внимательно поглядел на изрядно смущенного Контанеля.

— Ты зачем мой приказ нарушил? Хорошо, Черт завыл вовремя… — он вдруг замолчал и уставился на веревку, потом промолвил невпопад: — Говоришь, Черт блох напустил? Блохи!.. — в этом месте Рене перешел на иностранный язык, но по выражению его лица можно было догадываться о смысле изреченного. — Арзауд! — наконец завершил свою мысль Рене. — Арзауд заставил тебя выставить этот дурацкий ключ, и он же тебя заарканил. Эгеньо был приставлен стражем к храму, но жрец не успел прочитать последнее заклинание, и сторож оставался недвижимым. Тот негодяй, который был спутником твоего предка, что-то знал об этом и остерегался читать надпись на ключе в окрестностях храма. Арзауд решил тебя извести, о чем я господина де Эй и поздравляю. Призрак щелкнул пальцами, и веревка упала с ног Контанеля.