Печатающий театральным жестом извлекает из машинки завершенную страницу и складывает листы в две опрятные стопки, оригинал – в одну, а копию из-под копирки – в другую. Берет два чистых листа, прокладывает между ними копирку, вставляет между валиками, потом поворачивает валики, следя, чтобы бумага вошла ровно, затем возвращает каретку на начало и печатает цифру 9 – номер страницы.

Снова возврат каретки.

Л-а-г-е-р-ь-пробел-пробел-П-O-П-Р-A-Д. Каретка возвращается влево, и заголовок аккуратно подчеркивается: _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

2-3-9-.-пробел-Б-е-р-к-о-в-и-ц-о-в-а-пробел-Й-о-л-а-н-а-пробел-пробел-1-9-2-5…

Занятие – не на один час.

Текст на всех страницах выглядит практически одинаково, но заголовок «Лагерь Попрад» где-то выровнен точно по центру, а где-то сдвинут вправо – это может указывать на то, что печатающий торопился и потому нервничал, – то есть все говорит о ситуации, когда девушки по очереди выходят из шеренги и называют свое имя, год рождения, город… Если бы список печатали в тиши кабинета, форматирование было бы соблюдено лучше, ошибок допущено меньше и исправлялись бы они, скорее всего, не ручкой.

В какой-то момент ленту в машинке заменили, поскольку видно, как отпечатки литер становятся бледными и тонкими, а потом вдруг снова – черными и четкими. Не исключено, что печатали двое. На некоторых страницах нет заголовка, а текст расположен немного вкось.

По мере наполнения списка печатающий начинает уставать и число ошибок растет. Номера 377 и 595 вовсе отсутствуют, а, значит, в транспорте везли не 999 девушек, а 997. Две опечатки на страницах 16 и 17 исправлены ручкой: в одном случае hp в имени заменили на ph, а в другом – стерли название города и поставили вместо него кавычку – то есть город тот же, что и в предыдущем пункте. На странице 26 печатающий – с осоловелым к тому моменту взглядом и сбитыми пальцами – перепутал все порядковые номера с 754-го по 765-й. Когда он уже вынул эту страницу и напечатал 790 на следующей, кто-то, видимо, заметил ошибку. Номера перечеркнуты черной ручкой и исправлены: 755, 756, 757 – и так до конца страницы. А в номере 790 в начале следующей страницы – поверх «девятки» напечатана «восьмерка». И череда людей начинается снова: 780, 781, 782. На тридцатой странице имена Магдушки и Нюси Гартман (которая назвалась официальным именем Ольга), единственных представительниц крошечной деревеньки Рожковани, стоят вместе. А парой пунктов ниже сестры Гутмановы перепутаны с сестрами Бирновыми, и печатающему пришлось вернуться выше, зачеркнуть фамилии и впечатать новые. Неужели порядок расположения имен был так важен, что он не мог просто поменять их очередность?

Наконец вставлена завершающая страница, и в список вносятся последние две девушки – 19-летняя Гермина Нойвирт и ее сестра Гиза (25 лет) из Стропкова. Время, наверное, уже близилось к вечеру, когда в списке появилось финальное число – то самое, некорректное 9-9-9.

Телеграмма из министерства Конки по поводу «предварительного освобождения от работ» согласно поправке § 255 была адресована «всем главам районов, начальникам полицейских участков и руководителям организаций Братиславы и Прешова – лично в руки» и снабжена пометкой «конфиденциально и срочно». Эдита и Лея, Адела Гросс, Магда Амстер, Магдушка и Ольга Гартман – это лишь некоторые из девушек, кого эта поправка могла спасти.

Нельзя не обратить внимания на эвфемизм «позволили работать». Кроме того, из телеграммы видно, что президент Тисо на тот момент еще не утвердил никаких освобождений от работ. Не исключено, что местные списки значимых для экономики евреев в соответствии с § 255 были поданы мэрами и губернаторами соответствующих районов. Их, может, и отправили в Братиславу, но там процесс застопорился: президент Тисо должен был решить, кому «позволить работать». То есть мэр Гуменне, который говорил господину Фридману, что его дочери должны явиться для работ, поскольку этого требует закон, читал теперь прямо противоположное: их следует исключить из списка.

Но список-то уже напечатан. Девушек вот-вот депортируют.

Поначалу на телеграмму Конки отреагировало только районное отделение Еврейского центра в городе Левоча, которое направило Конке ответную телеграмму с просьбой освободить трех жительниц. Иван Раухвергер знал этих девушек.

Дата на телеграмме 75-летней давности со временем выцвела почти до неразличимости. На прямоугольном листе бумаги, который и сам уже вот-вот рассыплется, наклеены сморщившиеся полоски телеграфной ленты. Штампы стерты.

Но потом на министерство обрушился шквал телеграмм от отчаявшихся евреев.

В Попраде велись совсем иные приготовления. На ужине в тот четверг девушки из Левочи (15-летняя Магдалена, нетрудоспособная Гермина и замужняя Ленка) вместе со всеми остальными стояли в очереди за так называемым «гуляшом», который с виду больше напоминал помои. В нем – как полагалось по пищевой инструкции – содержалась их подушевая недельная норма мяса – 100 граммов, меньше, чем банка кошачьих консервов. Это было последнее настоящее мясо, которое они попробуют в течение следующих трех лет. Если, конечно, останутся в живых.

Во второй половине дня охранники криками приказали всем собрать вещи и построиться на улице. Все испытали странное облегчение. После постоянного стресса от неопределенности, ощущения надвигающейся беды, многодневного ожидания в казармах девушек наконец куда-то ведут. Им не терпелось сдвинуться с места, заняться хоть чем-нибудь, они паковали свой нехитрый багаж и болтали друг с другом, гадая (им постоянно приходилось гадать): поедут ли они сейчас на фабрику? Скоро ли начнутся работы? Дадут ли им на фабрике еду получше здешней?

Когда нужно, чтобы тысяча человек выполнила какое-нибудь действие, неважно какое, это редко проходит спокойно. Среди девушек то и дело раздавались недовольные крики. Сестры и кузины подгоняли друг друга. Хаос.

Вещей все взяли с собой немного. Большинство юных женщин были в той же одежде, в которой вышли в последний день из дома. Шерстяные платья и костюмы, практичные туфли, теплые рейтузы, у некоторых городских – наверное, чулки. У деревенских девушек – вязаные свитера, а юбки – подлиннее. Головные уборы – самые разные, от модных шляпок до широких шарфов и платков.

В тот же день в Попрад прибыли по меньшей мере двое депортируемых врачей-евреев, которым приказали сопровождать эшелон с девушками. Предполагалось, что их будет семеро. На самом же деле врач был только один, доктор Изак Кауфман. Когда прибыл доктор Вешловиц, ему сказали, что в его услугах не нуждаются и что в транспорте, мол, врачей и без него более чем достаточно. Сочли, очевидно, что на 999 молодых женщин вполне хватит и одного.