«Жизнь прекрасна. Мир здесь просто совершенен. Он спокоен в своем счастье, которым наслаждается сам и которого не жалеет для других. Я получаю удовольствие от работы, и все тело поет. Пару дней шел дождь, но сейчас небосвод вновь ясен – синий и глубокий над серыми домиками. Вдруг появились овощи, яркие цветы, а между камней полез папоротник. Все по-весеннему освежилось и насытилось, и я тоже счастлива ощущать себя живой!»
Мечты Магды вдребезги разбил барабан глашатая, объявившего ту же новость, которую в Гуменне слышали Эдита и ее подруги. Члены прешовской еврейской общины поспешили в синагогу рассказать обо всем старейшинам, а подростки стали пробиваться сквозь толпу, чтобы самим прочесть объявление, которое глашатай, обильно смазав клеем, прилаживал на боковую стену ратуши. Эти объявления развешивались по всей Словакии и вслух зачитывались глашатаями под звон медного колокольчика или стук барабана. Единственная разница состояла в том, куда именно должны явиться девушки из того или иного городка – в пожарную часть, в школу, в ратушу, на автостанцию. Остальная часть текста была везде одинаковой:
«20 марта всем незамужним девушкам от 16 до 36 лет надлежит зарегистрироваться для медицинского освидетельствования в здании школы, после чего они будут отправлены на общественные работы. Каждая девушка может взять с собой на регистрацию личные вещи общим весом не более 40 кг».
– Зачем им девушки? – спросил Дьора Шпира.
Этим вопросом он будет задаваться до конца своих дней.
Глава третья
Почему Геродот начинает свое великое описание мира с ничтожного (по мнению персидских мудрецов) дела о взаимном похищении девушек?[17]
Рышард Капущинский
Пятница, 13 марта 1942 года
Министерство финансов – серое, мрачное сооружение с колоннами – стояло на углу напротив одного из красивейших братиславских зданий, выполненных в стиле ар-деко. Здание это возвели в девяностые годы XIX века по проекту австрийского архитектора Йозефа Риттнера для штаба армии Австро-Венгерской империи, а в сороковые годы ХХ века – при президенте Йозефе Тисо – в нем располагалось Министерство внутренних дел. Именно там вращались колесики правительства словацкой Национальной партии. Многочисленные купола и арки этого смотрящего на дунайские берега здания украшали древнеримские шлемы – дань пышному и помпезному прошлому империи. Министерство же финансов занимало более скромное строение, в котором проступали черты двадцатых годов. Между этими плохо сочетаемыми зданиями втиснулся въезд на перекинутый через Дунай мост Франца-Иосифа.
Там, на берегах, ниже шумных улиц с их неумолкающим троллейбусным звоном, и сегодня можно разглядеть рыбаков, сидящих у небольших костров, огоньки которых просвечивают сквозь речной туман. Кое-что, однако, с тех пор все же изменилось. В здании Министерства финансов теперь находится Министерство внутренних дел. За ним на той же улице построили торговый центр, а сама улица превратилась в четырехполосную магистраль. Но все та же широкая лестница ведет к массивным деревянным, метров десяти в высоту, дверям с медными ручками размером с лапу великана. Внутри, справа от мраморного вестибюля, расположен лифт-патерностер, установленный в сороковых годах; он с той же бюрократической деловитостью продолжает свое вечное движение. Кабинки без дверей безостановочно совершают предписанный им цикл. Они перемещаются непрерывно и мягко, как четки во время молитвы «Отче наш», в честь которой патерностер и получил свое название[18]. Впрочем, не сказать, что молитва сильно помогала входящим. Случалось, что в патерностерских ящиках с человеческой начинкой люди теряли руки-ноги и даже жизни, и все же в свое время эти лифты считались последним словом техники. Братиславский патерностер – один из немногих в Европе, доживший до наших дней.
Министр транспорта и глава Департамента по делам евреев, доктор Гейза Конка, уже наловчился ступать в проплывавшую вверх кабинку, привыкнув к скрипу пола и ворчанью лифта в ответ на его вес во время подъема в кабинет министра финансов, занятого составлением сметы депортации евреев.
Вместе с министром внутренних дел, нацистским политиком Александром Махом, Конка летом 1941 года участвовал в создании Департамента по делам евреев и, будучи теперь его руководителем, нес ответственность не только за программу депортации женщин, но и за координацию железнодорожной части этой программы. Вопросы финансирования и рентабельности лежали за пределами его компетенции, а программа требовала учета затрат на еду, жилье, охрану и топливо, поэтому Конка стал частым гостем у министра финансов. Словацкое правительство платило нацистам по 500 рейхсмарок (сегодня это примерно 200 долларов США) за «переселение» местных евреев в Польшу[19]. Вместо понятия «переселение» участники Ванзейской конференции ввели эвфемизм «эвакуация». Но смысл от этого не менялся. Даже в заказе на поставку пяти тонн «Циклона Б» (газа, который применялся для убийства евреев и других «нежелательных лиц») использовался термин «материалы для перемещения евреев».
Когда в 1941 году Словакия согласилась отправить в Германию 20 тысяч местных рабочих, Изидор Косо, возглавлявший канцелярию президента Тисо и министра внутренних дел Маха, предложил немцам взять евреев. То есть план привлечения 20 тысяч работоспособных лиц в возрасте от 18 до 36 лет к строительству в Польше сооружений для «безвозвратно перемещенных» евреев впервые возник в 1941 году. Косо, однако, понимал, что требуемого количества людей они не наберут, и снизил нижнюю возрастную планку до 16 лет. Ни в одном документе не оговаривалось, что из этих работоспособных лиц первые пять тысяч будут юными женщинами. «Не имеющую прецедентов в истории организационную задачу» впервые сформулировали на Ванзейской конференции, прошедшей 20 января 1942 года, исполняющий обязанности имперского протектора Богемии и Моравии Рейнхард Гейдрих и Адольф Эйхман, который в то время служил его помощником. В позднейшей сценической реконструкции на основе сохранившихся протоколов эсэсовцы и политики, сидя вокруг большого дубового стола, с полнейшим отсутствием эмоций обсуждают уничтожение европейских евреев – «окончательное решение еврейского вопроса». Среди эвфемизмов, звучавших за этим столом, было слово «шанс»: то есть евреям предоставлялась «возможность получить работу» – и, видимо, уработаться до смерти.
Встречи, где принималось роковое решение о депортации незамужних евреек, проходили за закрытыми дверями и без стенограмм. Кто выдвинул эту идею? Адольф Гитлер и Герман Геринг? Или Генрих Гиммлер? Но можно с уверенностью сказать, что среди авторов словацкой части плана были знакомые все лица: капитан СС Дитер Вислицены, вместе с ним – бывший глава Глинковой гвардии, а на тот момент министр внутренних дел Словакии Александр Мах, премьер-министр Войтех Тука, Изидор Косо и прочие. В этой группе высокопоставленных нацистов отсутствует доктор Гейза Конка. Лысый мужчина со стальным лицом и жестким взглядом, Конка не фигурирует ни на одной из групповых фотографий того времени, да и не сказать, что о нем часто писали. Но его имя тем не менее то и дело мелькает в документах – достаточно часто, чтобы поставить возле него жирный вопросительный знак.
Все присутствовавшие на этих закрытых встречах были наверняка единодушны в том, что аризация Словакии – вопрос первостепенной важности, но на пути словацкой Национальной партии стояли два препятствия – закон и Ватикан.
Прежде всего, депортация евреев противоречила законодательству, поскольку они все же считались гражданами страны. Для легализации подобного плана требовалось одобрение парламента, но соответствующий законопроект еще даже не вынесли на обсуждение. Девушкам объявили, что они должны явиться для отправки на работы. Им говорили не о депортации, а о том, что они получают «шанс» потрудиться на правительство. Разумеется, никого из тех, кто задумывал этот тайный план, верховенство закона особо не заботило. Александр Мах вообще считал парламентское голосование пустой формальностью. К тому времени, когда программа получила наконец одобрение депутатов, в Аушвице уже находилось более пяти тысяч женщин и несколько тысяч молодых мужчин. Словацкое правительство не зря называли «марионеткой Третьего рейха».