— Ой, Валентина Петровна. Все-таки мы удачно сходили, — улыбалась я на обратном пути. Всю дорогу не могла успокоиться.

— Конечно! Решили все дела, документы подписали! — воскликнула женщина, желая отвести разговоры на скользкую для нее тему.

— Да и не только дела решили…

Женщина стала красной, как рак. А я уже в открытую смеялась над ней. Но потом чмокнула в щечку. Как же я была рада за нее в тот момент.

И ведь я оказалась права. Этот депутат потом при каждом удобном случае с ней пересекался. То мимо якобы проедет, то финансовую помощь от администрации окажет и сам же ее привезет. В общем, Купидон из меня получился отменный!

— Ты какая-то другая стала, Машенька, — вдруг сказала Валентина Петровна после получаса нашего общения.

Женщина смотрела на меня с улыбкой, но одновременно взволнованно.

— У тебя в жизни что-то поменялось? — допытывался мой наставник.

— Да. Только рассказывать пока не буду. Сглазить боюсь, — сама себе удивлена, поскольку я никогда не верила в приметы и предсказания.

— Понятно. Мужчина у тебя появился. Именно мужчина, — подняла вверх указательный палец Валентина Петровна, уточняя.

— Ага. Появился. Вот только, что теперь делать с этим не знаю, — я попыталась улыбнуться, но получилось вяло.

— Наслаждаться счастьем. Даже если тебе на это отведено мало времени, — отчеканила женщина, многозначительно посмотрев на меня. — Спиридоновы объявились, — это не вопрос, а утверждение.

— Да. Объявились. Раньше я одна была, а теперь…

— А теперь ты будешь себя беречь больше, чтобы твой мужчина не пострадал вместе с тобой, — категоричность моего наставника иногда вводила в ступор.

— Мне кажется, что я совершаю ошибку.

— Если не любишь, пошли его. А если влюбилась — а ты влюбилась — держись крепче. Ты говорила ему?

— Нет. О таких вещах молчат, — повторила я свою мантру.

— Ну да. Не разбазариваются. Но мой тебе совет: для защиты вас двоих, он должен знать правду.

Всю обратную дорогу я обдумывала слова своего наставника. Вот уж, действительно, наставник. Всегда следовала ее советам, но вот сейчас замешкалась. А как все рассказать?! Вот так вот вывалить всю правду о себе человеку, с которым знакома меньше месяца?! А если он не поймет. Испугается. Не захочет взваливать на себя такие сложности. Ему уже сорок пять. Ему детей захочется. Наверное. А я?! Разве я смогу его осчастливить?

Я обрадовалась, когда Сергей позвонил мне по дороге и сказал, что сегодня придет очень поздно. Прекрасно. Мне нужно еще раз переговорить с моей мартышкой.

— Привет, подруга! Как на счет покутить сегодня с вытекающими последствиями утреннего похмелья завтра?

Наше «покутить» с Маришкой всегда сводилось к тому, что мы просто валялись на веранде их дома и попивали винцо. Клубам и дискотекам мы предпочитали спокойное времяпрепровождение с душевными беседами. В очередной раз мы улеглись на пляжные шезлонги, укутавшись в пледы, под светом многочисленных настенных и потолочных ламп. В такие моменты мы представляли себе, что лежим на пляже возле моря. Мы так мечтали попасть туда с самого детства. Но, к сожалению, так ни разу вместе и не отправились. Еще. Возможно, и не отправимся никогда.

— Все-таки глинтвейн в октябре — это лучше, чем вино, — задумчиво проговорила Маришка.

— Да. Сейчас бы еще под солнышком понежиться, — мечтательно ответила я.

— Если уж мы раньше не выбрались все вместе, сейчас уж точно не выберемся, — отрезала подруга.

— Почему?

— Теперь у тебя Сергей есть. Вот с ним и езжай. Хоть на море, хоть в Арктику.

— Это ревность?

— Это факт, — Маришка смотрела на меня многозначительно. — Зачем теперь тебе мы? Тухлые и скучные. Когда ты можешь кайфануть вдоволь. Хоть на пляже, хоть в номере.

— Если бы было все так просто…

— Не усложняй жизнь. Она и так капец какая сложная. Вот завтра пятница, а мы с тобой тут пьем. Что за повод-то?

— Отмечаем мой выходной в пятницу, — получилось у меня с грустной улыбкой.

— Тебе начальница выходной дала?

— Даааа, даже несколько. Она уволила меня, — посмотрела на подругу в упор.

Маришка поперхнулась напитком.

— Ты шутишь?! Да она же тебя столько обрабатывала, к себе переманивала! В чем ты там согрешила?!

— Переспала с Сергеем, — я уже смеялась. Наверное, это было нервное.

— А ей какое дело до этого?

Я рассказала Маришке правду об отношениях Сергея и Натальи Александровны. Также попросила не говорить ему о моем увольнении.

— Афигеть, — Маришка аж присвистнула. — Знаешь, у каждого хорошего плана имеются побочные эффекты. Вот ты под защитой, личную жизнь построила — это же уже хорошо. А то, что без работы осталось, так это ерунда. Найдешь другую. Ты девка настырная, да еще и с мозгами. Нам бы так.

— Не нужно было мне с Сергеем связываться…

— Э, подруга! Ты еще скажи, что жалеешь! Ну-ка брось подобные мысли!

Я закусила губу. Подумала, как бы лучше объяснить Маришке свое состояние.

— Я его подвергаю опасности. Если с ним что случиться, никогда себе этого не прощу.

— Ничего с ним не случится! И с тобой тоже! — чеканила Маришка. — Будете жить долго и счастливо! Еще и детей родите.

— Ты думаешь, я смогу?

— Маш! Сможешь! Сейчас медицина развивается стремительно. По любому что-нибудь да придумают, что делать с тобой в случае чего. Но хочу напомнить, что ты еще и не пробовала быть беременной! А уже сникла.

— Но врачи же говорили, что вряд ли смогу выносить…

— Ты была только у одного врача! — Маришка задумалась. — Хорошо, не у одного. Но тебе же не сказали категоричное «нет»! Сказали, что вряд ли. Но попробовать-то стоит! Так ведь? И вообще, Машунь, я тебя не узнаю. Где та храбрая девчонка, которая была десять лет назад. Которая не побоялась, которая отстояла свои права, которая в суде все рассказывала без смущения! Я до сих пор помню твое лицо тогда. Полная решимости, вся такая гордая. А сейчас что?

— Я завещание написала, — добила подругу так, что та руками всплеснула и пролила глинтвейн.

— Отлично… — сморщившись, пробормотала Маришка.

— Но ты обрадуешься, когда узнаешь, что моя квартира и машина достаются вашему фонду!

— Вау! Не знаю, куда и в какие щели это счастье распихивать! — подруга продолжала возмущаться.

— Ну, вообще-то, я думала, что часть оставлю Валентине Петровне. Но она неплохо живет. Тьфу-тьфу-тьфу. Все у нее хорошо с этим депутатом. Поэтому я ей только кулончик оставлю, — потрогала я подвеску, висящую на цепочке. — Это ее подарок на мое совершеннолетие. Вот пусть вспоминает меня.

— Маш. Ты сейчас серьезно? — подруга совсем отчаялась меня переубеждать.

— Как это ни прискорбно, но да. И знаешь, Мариш. Я боюсь. Боюсь умирать. У меня только все складываться начало. Мне Валентина Петровна сегодня сказала, что нужно наслаждаться счастьем, даже если тебе отведено мало времени на это.

— О да, наш «мохнач» умеет успокаивать! Кстати, почему она не поменяла фамилию?

— Не знаю. Мохова и Мохова. Мохнач, — мы засмеялись, вспоминая, как мохнач гоняла нас, когда мы в столовку пробирались.

— Даа, что не говори, а детство у нас было классное, — задумчиво пробормотала Маришка, откидываясь на шезлонг.

— А я еще и бурную юность вкусила, — грустно улыбнулась подруге и отпила глинтвейн.

В октябре было уже холодно, поэтому мы решили сегодня поработать над вкусом вина, совмещая приятное с полезным. Напиток помогал расслабиться, согреться. Не только физически, но и душевно. Несмотря на все мои переживания, именно сейчас я чувствовала себя спокойно.

— Как у вас с Сергеем? А хотя можешь не отвечать. По глазам все вижу. Круто, — ухмыльнулась Маришка.

— Даже очень. Я подобного не заслуживаю…

— Маш, когда ты уже поймешь, что ты не виновата в том, что с тобой творили эти звери?! Ты не грязная. Ты не порочная. Ты жертва, мать ее!

Я лишь покачала головой, согласившись. На душе же лежал не просто камень, а каменище. Эти люди забили меня, забили мою душу. Но я упорно живу и стараюсь не сломаться. Хотя сейчас я все же ломаюсь…