Юноши, не сговариваясь, взяли небольшую передышку, но всё же внимательно следили друг за другом, опасаясь внезапной атаки.
– Слабый из тебя воин, Митсури. Когда староста Фумиёси с войском нападёт на ямацзури, от тебя не будет никакого проку, – восстанавливал дыхание Синдзабуро.
– О чём ты говоришь? – спросила О-Цую. Она сидела на берегу озерца, с восхищением наблюдала за Митсури и каждый раз закрывала глаза ладошками, если тому угрожала опасность.
– Что тебя сожрал гюки! Не слушай его, О-Цую!
– Все об этом знают. Во время последнего визита к даймё10 Икома Киёнага твой отец неудачно пошутил над старостой Фумиёси. Он такого никогда не простит, – сказал Синдзабуру.
– Да как ты смеешь говорить про моего отца, грязный червяк!
Синдзабуру заскрежетал зубами и первым пошёл в наступление. Он обрушил на Митсури удары, но, замахиваясь, подошёл слишком близко. Митсури воспользовался этим, отпрыгнул в сторону и с силой полоснул противника по животу. Синдзабуру согнулся пополам, а спустя несколько мгновений, когда пытался выпрямиться, сделал пару неловких шагов назад и поскользнулся босой пяткой на куске овоща из разлитого супа. С грохотом рухнул на землю рядом с озерцом, ударившись затылком о крутой берег. Бой окончен.
Митсури склонился над другом и, протягивая руку, извинился:
– Прости, брат. Драться нужно с холодной головой, а мы погорячились.
Синдзабуру ухватился за ладонь Митсури, упёрся ногой в его живот и швырнул его за голову. Митсури вспорхнул, как птица, с коротким вскриком пролетел один дзё11 и шлёпнулся в воду. О-Цую, запричитав, бросилась на помощь.
Митсури выбрался на берег, тряхнул волосами, набросил рубаху на мокрое тело и вдруг замер. О-Цую обратилась к нему с вопросом, но он шикнул, призывая к молчанию. Каори услышала первая, а людям понадобилось несколько минут, чтобы среди шума воды различить женский душераздирающий вопль.
Митсури схватил босуто и бросился вверх по тропинке, ведущей в деревню, друзья – следом. Каори пробиралась меж кустов, пытаясь не потерять из виду троицу.
***
Он выбежал на небольшую полянку, поросшую высокой травой, и замычал, лишившись дара речи. Тошнотворный комок, жгучий и противный, подкатил к горлу. На глазах выступили слёзы. Синдзабуру и О-Цую с разбегу врезались в Митсури и едва удержались на ногах.
– Что? Я не… понимаю… – с трудом выговорила девушка.
– Фумиёси, – объяснил Синдзабуру.
Митсури не мог сосредоточиться и собрать мысли в кучу. Он будто находился во сне, а там ведь всё не взаправду. Видел лишь обрывки, и цельная картина никак не складывалась.
Пахло гарью, кровью и обожжённой плотью. Трещало дерево. Густые чёрные облака дыма заволокли небо. На одном из дальних домов прямо из соломенной крыши вырывался огненный столб, клубящийся и рассыпающий во все стороны искры. Огонь охватил деревню по краям и подбирался к центральной площади. Пробежала женщина с горящим волосами. Растерянный старик застыл на месте с корытом воды. Ямацзури, словно бобы, брошенные огромной рукой, рассыпались по зелёным холмам – убегали. Взмах катаны, фонтаны крови, распоротые животы. И над всем этим ужасом возвышались всадники, одетые кто во что горазд, но все подпоясанные синими широкими поясами. Под копытами лошадей ямацзури падали, толкались, прижимались друг к другу, беспомощный крик срывался с их губ, искажённых первобытным страхом.
Митсури встряхнул головой, освобождаясь от морока, и ринулся вперёд. Но не сумел сделать и нескольких шагов, потому что могучая рука Синдзабуру схватила его за воротник рубахи и швырнула в кусты.
– Куда собрался? С одним босуто против двух дюжин всадников? О-Цую, что ты светишься? Иди сюда, – Синдзабуру и её затащил в укрытие. Он единственный из троих выглядел собранным и хладнокровным. Он жил со старой вечно ворчащей тёткой, судьба которой его особо не волновала. Синдзабуру был привязан только к друзьям, а они живы и здоровы, по крайней мере пока.
Митсури возмутился:
– Предлагаешь прятаться, пока Фумиёси с сообщниками уничтожает ямацзури? Чтоб его сожрал гюки! Я должен отыскать отца и вместе с ним сражаться с врагами. Отойди с дороги, Синдзабуру!
– Отец, отец, отец… – бессвязно бормотала О-Цую, то завязывая, то развязывая косы под подбородком.
– Пойдёмте вместе. Только сначала раскинем мозгами. Глупо бросаться под лезвие катаны, – Синдзабуру раздвинул кусты. – Смотрите, мы можем обогнуть деревню слева и двигаться вдоль зарослей дикого инжира. Так мы не привлечём внимание.
Митсури включился в обсуждение:
– Зайдём сначала к тебе, О-Цую. Твой дом ближе всего. Быть может, твой отец спрятался и с ним всё в порядке. А потом определимся на месте, что делать дальше. Дым расползается, и видимость ухудшается, но я слышу звон мечей. Значит, кто-то из ямацзури сопротивляется. Вперёд!
Каори последовала за троицей. Она хотела быть рядом с Митсури, если тому потребуется защита. Передвигалась она бесшумно, в длинном кимоно цвета сухого зелёного чая легко быть незаметной. Набросила на голову широкую накидку под цвет кимоно – сразу и не поймёшь, что под ней ёкай.
Глава 6
Митсури, Синдзабуру и О-Цую прятались в кустах магнолии, которые высадила матушка О-Цую за несколько дней до рождения единственной дочери. Женщина умерла три весны назад, а магнолия крепчала и разрасталась и вот теперь стала пристанищем для друзей, когда из-за поворота выехал всадник с синим поясом поверх терракотовой накидки. О-Цую дождалась, когда стук копыт стихнет, выбралась из укрытия и на четвереньках поползла к веранде. Митсури – следом за ней, но на крыльце он угодил во что-то липкое и густое. Обернулся – вся тропинка покрылась бурыми пятнами. Голова закружилась, в глазах потемнело. Страшная догадка сверлила мозг, но Митсури отгонял её, как надоедливую муху. Синдзабуру подхватил друга под локоть и, тревожно оглядываясь, потащил в дом.
Поначалу Митсури ничего не видел. Внутри, как и снаружи, было полно дыма. Догорал очаг, и крохотный язычок пламени боязливо дрожал. Пришёл на память сладкий вкус моти, которые О-Цую наверняка готовила на этой жаровне. Ещё совсем недавно всё было хорошо, а теперь…
Откуда-то доносились рыдания. Синдзабуру метнулся влево, отодвинул стенную панель и, громко ухнув, упал на колени. В углу небольшой и пустой комнаты, если не считать свёрнутых в рулоны футонов, на полу в луже крови лежал плотник Итиро. Рана на его бедре была широкой, раскрывалась, как большой рот, обнажая мышцы, сухожилия и раздробленные кости. О-Цую скорчилась на груди отца и завывала точно попавший в смертельную ловушку зверь.
Митсури с грохотом уронил босуто и беспрерывно замотал головой, не соглашаясь с увиденным. Ему открылось до этой поры неизвестное: человеческие боль и страдания. Все свои годы он, обласканный вниманием родителей, жил под непроницаемым куполом, не зная нужды и потери. Он хотел как-то утешить подругу, но губы лишь судорожно дрогнули – ни один звук не вырвался из лёгких, заполненных дымом, обессиленных, словно на них навалилась гора.
Синдзабуру склонился над Итиро и через несколько мгновений бросил на друга полный ужаса взгляд – плотник умер.
– О-Цую, нам нужно отыскать старосту, а ты спрячься где-нибудь в доме, – сказал Синдзабуру. Девушка подняла посеревшее лицо, осмысляя услышанное, и вдруг отскочила от Итиро, будто это уже был не её отец, а мертвец из кошмаров. Она вцепилась в рукав Синдзабуру:
– Не бросайте меня одну. Мне очень страшно.
Митсури подбежал к ней и помог встать:
– Хорошо, мы возьмём тебя с собой. А чуть позже вернёмся сюда, чтобы с почестями похоронить твоего отца. Но сейчас нам надо идти.
– Я только возьму зеркало, которое отец подарил матери на свадьбу. Если дом… сгорит, хоть что-то останется на память.