– Это потому, что они не знают, кто такая София Дьюго!
– Конечно, именно так!– подтвердил Бен, украдкой переглянувшись с Брайаном.– Все они просто завидуют твоей ангельской красоте.
Крестный ласково расцеловал девочку в обе щечки и улыбнулся, заглядывая ей в глаза.
– Ну, посмотрите на нее, разве она не прелесть?!
Брайан и Милинда по-доброму закивали.
– Да ты в старших классах всех парней уведешь у тех девчонок, что сейчас дразнят тебя!
София недоверчиво пожала плечами, но всхлипывать перестала. Брат никогда не обманывал ее, но София не верила, что так много ребят говорят ей обратное, только потому что завидуют.
Логан неожиданно подкинул Софию над собой и, ловко поймав, усадил на колени, а затем, вопросительно вскинув брови, спросил:
– Ты и мне не доверяешь?
– Они обзывают меня «Фисо» – пробормотала София, протирая тонкими пальчиками свои мокрые глаза.
– Как?!– переспросил Брайан.
– Ну, Фисо,– нетерпеливо ответила Милинда.– Фисо, наоборот – Софи.
Брайан и Логан дружно рассмеялись.
– Фисо! Симпатичное прозвище, не правда ли, Брайан?– весело заметил Бен и подмигнул Софии.
София уже возмущенно надула губы и хотела было заплакать, как Брайан со всей серьезностью заявил:
– Очень милое имя!
София недоуменно заморгала и наивно уставилась на крестного.
– И что, меня теперь будут называть Фисо?!
– Нет, я буду называть тебя «мой ангелочек». А те, кто называют тебя Фисо, просто не умеют правильно читать. И они не стоят твоих драгоценных слезинок.
Еще несколько минут Логан и Брайан утешали Софию уговорами, разъяснениями и, в конце концов, она снова ощутила себя любимой и особенной.
Вернув сестер домой после длительной прогулки у речки, Брайан переоделся и тайно от отца отправился в библиотеку Эль-Пасо, чтобы начать свою подготовку для поступления в университет.
***
В субботнее утро после завтрака Хелен Дьюго отправилась к своим любимым клумбам с азалиями. Утро было спокойное, солнце ушло за облака, и веяло приятной прохладой. Хелен мечтательным взглядом окинула свой сад, играющую в его глубине Софию и вдруг печально опустила глаза и криво усмехнулась. Прошлым вечером, когда дети улеглись спать, а она заканчивала подготовку ко сну, в спальню шумно ввалился Ланц, пьяный и неумытый, прилег на маленькую кушетку у окна и засопел. Хелен растерянно развела руками в немом вопросе и медленно опустилась на колени рядом с кушеткой.
– Ланц, что случилось?
– Иди спать, женщина,– грубо проворчал Дьюго.
– Ланц, тебе надо переодеться, ты весь в грязи…– осторожно притронувшись к руке мужа, мягко обратилась Хелен.
Ланц приподнялся на локте, вытаращив глаза и сердито сдвинув брови, глянул на жену.
– Хелен, неужели эта ферма никому не нужна?
Его вены на висках и лбу надулись от давления. Он нащупал пальцами переносицу, помассировал ее и глубоко вздохнул.
Хелен виновато опустила глаза и молчала, хотя не понимала, в чем ее вина. Но в тот момент такое поведение ей показалось наиболее выгодным, потому что в нетрезвом состоянии Ланц был непредсказуем.
– Хелен, мы воспитываем наших детей неправильно… Все книги, телевизор, радио делают из них циничных, неблагодарных людей… Все это отворачивает их от земли, они становятся похожими на людей из Эль-Пасо – лицемерных, дерзких, непокорных…
Хелен молча выслушивала мужа, не смея перебивать. Ланц всегда злился при упоминании о городской жизни либо какой-то другой вне фермы, не связанной с традициями его отца, деда. Его всегда раздражали советы соседей, учителей, сестры Хелен – Лили отправить детей учиться в город и изменить их жизни. Все его представления о счастье и благополучии детей и семьи были связаны только с фермерством, землей, на которой они жили, с их поместьем, с трудом и потом. Хелен прекрасно понимала, что взгляды мужа и его упорное стремление к тому, чтобы привязать детей к семейному делу и сделать их себе подобными, не вызывает у детей восторга. Напротив, с каждым упоминанием о своей цели Ланц сталкивался со сдержанным молчанием сына на вопрос о планах на будущее. Дочери оставались маленькими и еще ничего не понимали в таких вопросах, однако София уже имела свое категоричное мнение, с которым трудно было мириться.
– Я знаю, что Брайан твердо намерен поступать в университет международных отношений в Вашингтоне,– горько сообщил Ланц.– А я твердо намерен удержать его от этого шага. Сын должен следовать за отцом, а не отстраняться от семьи. Зачем ему на ферме академические знания? От этого лошади не поумнеют и навоз не легче станет убирать.
Хелен подавленно усмехнулась и отвернула лицо от мужа. Как было тяжело осознавать убогость и эгоистичность его взглядов. Ей казалось, что раньше Ланц не был таким холодным, безучастным к судьбе детей. Или он и впрямь был ослеплен идеей создать династию фермеров, прикованных к земле и не стремящихся занять достойное положение в цивилизованном обществе.
– Университет, Ланц, – это его будущее,– не сдержалась Хелен.
Ланц враждебно выпрямился, поднялся и громко стукнул кулаком о стену.
– Дерьмо! Так ты на его стороне?
– Ланц, послушай…
– Ты всегда мечтала вырваться отсюда… хотела стать городской белоручкой,– резко перебил ее муж.
Он злобно глянул на жену и, презрительно сощурив глаза, ненавистно выдавил:
– Ну что бы ты сейчас делала? Что дали бы тебе Логаны?
– Ланц!– воскликнула Хелен и сердито поднялась на ноги.– Как ты смеешь мне это говорить?! Я – здесь, с тобой, с твоими детьми…
Хелен на секунду умолкла, пытаясь подавить слезы, подступающие к горлу. Ее руки задрожали от возмущения и досады, но она крепко сжала пальцы в кулаки и сдавленным голосом продолжила:
– Ты никогда не оценишь мой выбор, правда? А теперь иди и выспись в конюшне, от тебя несет виски и потом.
Хелен недовольным движением откинула покрывало на кровати и легла, с головой укрывшись легкой простыней. Она все еще пыталась справиться с нахлынувшим гневом и нанесенной Ланцем обидой.
Ланц замер, проследил за поведением жены, и, когда она спрятала лицо, досадно покачал головой, понимая, что завтра ему придется просить прощение за свою пьяную выходку и грубость. Он бессильно вздохнул и поплелся вон из дома.
***
Хелен открыла глаза, услышав шум крыльев птиц, и взглянула на голубое небо с барашками облаков. Вчерашняя обида осела горьким осадком на сердце. Хелен старалась оправдать мужа и тут же гнала навязчивые мысли о неверном выборе в молодости. Ей все еще хотелось верить в добрую натуру Ланца, но он будто намеренно пытался испортить отношения с ней.
– Мама, мама,– раздался пронзительный детский крик.– У меня выпал зуб! Я теперь страшная, как колдунья.
Хелен оглянулась на крик Милинды и, развеяв дурные мысли, добродушно рассмеялась.
– Мое солнышко! Фея подарит тебе новый зубик.
На крик сестры из-за деревьев выбежала София с яблоком в руке.
– А у меня уже такой вырос,– похвасталась она и оскалилась.
Хелен взяла младшую дочь за руку и медленно пошла в прохладную тень деревьев.
– Иди к нам, София.
Хелен присела под самым большим деревом, оперлась спиной на его широкий ствол и, обняв детей за плечи, прижала их к своей груди.
– А тетя Лили сказала, что если я закопаю зубик под самым красивым цветком и позову цветочную фею, то она даст мне много счастья,– наивно сказала Милинда.
– Мама, а что такое счастье?– спросила София, прожевывая яблоко и еле выговаривая слова.
Хелен заглянула в большие лучистые глаза дочери и, мечтательно вздохнув, подняла лицо к небу.
– О-о, счастье… оно такое неописуемое… Это когда очень-очень хорошо… Хотите, я расскажу вам одну легенду?
София и Милинда закивали и положили свои головы на колени матери.
Хелен набрала воздуха в легкие и, голосом мудрого сказочника, заговорила:
– Давным-давно Бог создал человека. Бог хотел сделать его идеальным – красивым, добрым, умным… Но так устал, что решил сделать перерыв и отдохнуть в тени своих райских садов.