В ее глазах читалась храбрость, которая удивила обоих братьев, а Егора снова взяла гордость, но при этом Маша все еще дрожала, точно видя по глазам старшего, что тот не шутил. Егор был уверен, что брат образумится, но что-то пошло не так.

– Исподтишка значит? Гадюка!

– Стой, ублюдок! – завопил Егор и, собрав все силы, что могли поместится в его тощем теле, прыгнул на него, скинув старшего, почти двухметрового, на землю. – Ты невменяем! – Егор со всей силы ударил брата в живот, от чего тот выпучил глаза и возвел их к небу. – Не перегибай палку, чертов придурок!

Егор сидел на старшем брате, приводя его в чувство и отчаянно ударяя слабым кулаком по шершавому лицу Лёши, но тот и бровью не вел. Он всеми силами старался встать, не покалечив младшего, но Егор надавил ему на живот, от чего каждое движение вызывало жуткую тошноту. Старший брат бессильно развел руки и отпустил заряженный пистолет. Он протер рукой льющуюся из носа кровь и повернул голову в сторону пустой дороги, смотря на нее своим безумным, пустым взглядом.

Эта сцена со стороны казалась смешной, но никто не смелся. В старшем проснулась невиданная доселе жестокость и недоверие почти ко всему, что было на их пути. Младший брат поднялся с ослабевшего Лёши и подошел к Маше, потерявшей любой намек на силы, которые еще были у нее минуту назад.

– Я… – шептала она, пока Егор, не зная, куда деть руки от смущения, гладил ее по плечу и спине и успокаивал, – я гадюка… Значит, такого он мнения был обо мне?

– Господи, нет конечно, – ответил Егор. – У него, видимо, что-то случилось. Такие перепады – норма для него, но это – что-то новое. Все будет хорошо, не переживай. Я поговорю с ним.

Егор подошел к брату, пластом разлегшемуся на холодном бетоне, и поднял его резким движением руки. Лёша отряхнулся и почесал затылок. В его глазах было совершенно невозможно что-либо прочитать – он был пуст и как-то совсем не по-человечески растерян.

– Долбаный пригород, – прошептал он и, взяв в руки Заин, молча ушел вперед.

Егор вынудил Лёшу остановится, чтобы дать Маше прийти в чувство. Они уже были за километр от «золотой ветки», так что пришлось залезть в развалины магазина электроники, где Егор налил подруге горячего кофе из термоса и принялся ей рассказывать про старшего брата. Он много наговорил о нем хорошего, нигде не приукрасив. Его даже удивило то, насколько много он знал о нем хорошего и насколько это был мудрый человек, но все же он не мог без злобы смотреть на бродящего в безмолвии Лёшу, словно пес, рыскающего по разваленному магазину и его периметру. Старший дрожащей рукой обводил сколы кирпичей на стенах, ковырял носком мох между плиткой и, ошарашенный, отодвигался от этих простых вещей, будто бы движимый невидимой рукой.

Что-то эфемерное и точно тяжелое лежало на его шее; от чего-то ему хотелось кричать. Егор видел, как он хватается за рот, больно щипая себя за запястье. Старший брат начал походить на помешанного, отчего сильно перепугал даже Егора, в то время как Маша чуть не впала в отчаяние, теперь боясь старшего и стараясь даже не смотреть на него.

Поначалу Егору казалось, что брат шарахается от серой и гнетущей атмосферы послевоенных руин, построенных на костях и на них же и разрушенных. Однако даже не столь смелую Машу эти руины сильно не пугали, чего не сказать о живых тварях и боевых действиях в округе, а закаленного жизнью Лёшу они, наверное, даже затрагивать не должны были, но оттого он не выглядел менее обеспокоенным. Пригород будто бы действовал на него совсем иначе, нежели «золотая ветка», и этот трепет медленно передавался спутникам Лёши.

И вроде бы вот – он окончательно был готов сорваться и закричать, но старший брат оперся на деревянную подпорку для строительного мостика и сжал ее так, что послышался треск сырой древесины. Его вырвало, и он, позеленевший и истощенный, подошел к ним, сел рядом и отпил кофе. Его лицо было похоже на выжатый лимон, пусть кофеин и приободрил его слегка.

– Прости, – начал Лёша. – Я не был готов к возвращению сюда, поэтому ты и попала под горячую руку первой. Я понимаю, что это не повод мне так поступать, – поторопился оправдаться он, – но все, что я могу сейчас сделать, – это извиниться и дать тебе теплое пальто. Ну-у или этот, наверное, могу дать пистолет поносить, нет, не могу…

Маша натянула милую улыбку и взяла его за плечо, будто бы заглянув прямо в душу. Эту ее черту вовремя действовать своим женским очарованием Егор давно заметил. Она сказала:

– Не стоит – извинений достаточно. Тебя тревожит расставание с Лерой, да?

– Лера?.. – он замялся и взялся рукой за пальто. – Прошло полдня, а я уже скучаю без нее. Как ненормальный. Но дело не в ней…

– Это нормально. Мы вернемся к ней, обязательно… Но что же тебя тревожит? – продолжала настаивать Маша, так умиротворенно и нежно смотря ему в глаза, что Егор весь раскраснелся.

– В этом и проблема пригорода – мы не вернемся! – перебил ее Лёша. – Это дьявольское место, где умирает… Да все, сука, умирает! – брат чуть не заплакал. Тут даже Егор оцепенел, затаивши дыхание следя за его глазами. Он увидел буквально на секунду наворачивающуюся слезу, которая вмиг втянулась обратно.

– Что тебя так пугает, расскажи, – насторожившись, спросил Егор.

– Не время болтать, – Лёша обиженно ударил кулаком в землю и сощурился, стараясь не проронить слезы, которые вот-вот хотели потечь по его щекам.

Когда брат встал и вышел наружу, Егор с Машей переглянулись и, как бы начиная понимать, о чем он говорил, медленно кивнули друг другу. Но Егора волновало одно последнее замечание:

– Что с ним?

– Он же сказал…

– Нет, – перебил Егор, смотря в спину снова начавшего бродить повсюду и робко оглядываться брата. – Почему он не заплакал?

– А он разве когда-то плакал? – спросила Маша, высказав ту самую мысль, которая была в голове у Егора.

– А ведь правда – он сильно расчувствовался.

Вспоминая дни, когда он, в приступе душевной боли, избавлялся от нее слезами и алкоголем, Егор вдруг осознал, что брат никогда не выплескивал свои негативные эмоции так, как делал это он. Все свои проблемы он держал в себе, никогда ни к кому не приставал, был главным здоровяком в универе и, при всем при этом, самым добрым и отзывчивым. И это несмотря на то, что всю его жизнь, всю сознательную жизнь его преследовали неудачи, потери и тоска. И сейчас он, этот добрый здоровяк, жалко тащился по улице, не в силах даже выплакаться от накопившегося в нем стресса, боли и страданий, которые он, в большинстве своем, испытывал из-за младшего.

Не в силах себя сдержать, Егор пустил слезу и потащился за ним. Когда Лёшу дернули за пальто, он стоял за его спиной и, виновато опустив голову, сжимал кулаки. Лёша что-то хотел сказать, но брат не дал ему этого сделать и крепко, как родного отца, коим тот почти и был для него, обнял его. Лёша – вся жизнь Егора, единственный лучик надежды во тьме и самая яркая звезда на небе, но это все он будет осознавать постепенно, ведь сейчас ему просто жаль братана. Егор даже не представляет, кто он и что его сделало, а это предстоит узнать, но потом – после того, как брат обнимет его в ответ, и они пойдут дальше.

А тем временем пригород продолжал «баловать» своими пейзажами любителей постапокалипсиса и прочих, подобных этому, жанров. Особое место в списке разрушительной мощи войны, который в голове составлял любопытный до архитектуры и природы Егор, занимали реки и небоскребы. Именно они показались ему самым страшным, после человеческих жизней, что забирает война с собой.

В перерывах между косыми взглядами, которые он бросал на Лёшу, обеспокоенно покусывая губы, он созерцал и думал, на время даже забыв про Машу, что шла рядом и как никогда нуждалась в помощи, пусть она того и не показывала из-за своей гордой натуры.

Пускай то была искусственно вырытая Всеволодка, но даже она, эта прекрасная речка с аккуратными искусственными берегами, выглядела очень печально. В ней повсюду плавали куски рыхлого бетона, копоть укутывала колонны, которые проводили мосты над рекой, зеленые водоросли, почерневшие от отходов, полностью опутали водоем, сделав из прозрачной и чистой речки черно-зеленую ядовитую змею, одно прикосновение к которой могло вызвать, казалось, целый букет смертельных болезней. Егор боялся представить, сколько химического оружия поглотил этот невинный водоем.