Двигались резво и весело, изредка останавливаясь для перекусов и отдыха. Вскоре показалось святилище Кидекша, которое еще издали сияло разноцветными красками и золотом на вершине пологого холма. Вокруг него было несколько больших селений, ничем не огражденных и без стражи. В одном из них, согласно бабушкиной карте, нужно было раздобыть лодку, чтобы дальше плыть по течению реки Нерли. Путники дошли до края селения, и зашли в ближний к реке двор.

По двору бегали полуголые ребятишки, куры, гуси, барашек да козочка. Из сарая вышел, щуря глаза и прикрывая их козырьком из ладошки, молодой парень. Луций поклонился по местному обычаю в пояс и взмахнув широко правой рукой, сказал:

– Приветствую тебя, добрый селянин! Мы мирные путники, я Луций из Ромеи, а это Онфим из Ополья. – Еще почти в начале пути друзья договорились, что не будут без надобности привлекать внимание к Никите, чтобы не пугать мирных жителей, поэтому он стоял, скромно понурив голову за крупным задом Незабудки. – Мы идем в Муром и хотели бы арендовать челн и купить продуктов.

Парень тоже чинно поклонился:

– Я Первуша сыр Прядвы. Прошу вас, заходите в дом.

Узнав о путниках и их цели подробнее, Первуша попросил мать накормить их, а сам пошел за отцом в поле – испросить разрешение взять лодку. Прядва тоже захотел посмотреть на неожиданных гостей, и каково же было удивление отца с сыном, когда они увидели тигроконя, пожирающего обед, который доставала из печи мать. Но, правда, Никите достаточно было бросить один беглый взгляд на мужчин, чтобы те перестали интересоваться его скромной персоной. Вся семья села ужинать вместе с гостями. Первуша задавал вопрос за вопросом, видно было, что ему страшно интересно все, что рассказывали пришедшие.

Гостеприимство Прядвы не знало границ – когда все уже подумали, что вот-вот лопнут от обжорства, хозяйка начала снова накрывать стол – на сладкое были сушеные ягоды и печеные орехи в меду. Чашки раз за разом наполнялись ароматным травнем.

– Сегодня уж поздно, оставайтесь-ка вы ночевать у нас, – решил отец. – Рано утром снаряжу я вам лодку, а в уплату за нее возьму ваших коней, так и быть. Все равно с вами они не поплывут. Согласны?

Луций просиял – это было наилучшим решением, хоть и жаль было расставаться с лошадками, к которым уже успели привыкнуть.

– Отец, позволь мне уйти с ними! – попросил Первуша.

– Перун с тобой, сынок! Совсем ты из разума вышел что ли? Их сами боги благословили идти, а ты куда в калашный ряд со свиным рылом?

Ох и неприятно стало парню от такого ругательства, ведь если на ярмарке попадет торговец мясом со своим товаром в хлебный ряд, его и побить там могут, настолько нечисто мясо рядом со святым хлебом… Получается, он недостоин Онфимки или Луция?

– Отче, – начал было он, но Прядва стукнул кулаком по столу.

– Сказал «нет» – значит «нет» и больше повторять не буду! – отрезал он. – И вообще, засиделись, завтра вставать рано, стели мать постели, будем спать.

Он встал, показывая всем, что разговоры окончены и пора ложиться.

***

Утром Онфим проснулся от сладкого и родного запаха маминых пирожков с вареньем и радостно закричал:

– Мамочка!

– Вставай, сыночек, уже солнце давно светит! – ответил незнакомый голос. Онфим все вспомнил и закручинился, но запах был так хорош, что долго печалиться он не стал, а поскорее вскочил и сел за стол. Посреди стола стояли глиняные миски с целой гвардией разнокалиберных пирожков, булочек, ватрушек и завитушек – политых медом, начиненных ягодами и фруктами, украшенных творогом и битыми орешками. Хозяйка дома налила мальчику теплого, еще парного молока.

– Кушай, сынок, когда еще поешь материнского, – участливо сказала добрая женщина и Онфимка накинулся на горячую выпечку.

– А где все? – пробормотал он с набитым ртом.

– Уже грузят ваши припасы и смолят лодку в дальний путь.

Наевшись досыта, Онфим чинно поблагодарил хозяйку и побежал на берег. Лодка была готова, вёсла убраны, а небольшой парус поставлен на ветер – идти предстояло по течению вниз. В задней части было сидение для рулевого, в центре сложили припасы и укрыли их шкурами и рогожками, в которые можно будет кутаться по ночам. Спереди удобно расположились еще несколько сидений вдоль лодки, так что укладываться спать можно прямо на пол посреди них. Челн был и не слишком большой, но и не маленький. Борта его были разрисованы необыкновенными птицами и цветами, нос высоко задирался над бортами и был украшен огненно-алым драконом, извивающим голову и изрыгающим пламя из широко открытой зубастой пасти. Дракон был так искусно вырезан из дерева и так прекрасно разрисован красками, что всем казалось, что сейчас послышится его мощный рык.

Прядва с женой, все их дети, кроме самых маленьких, старики-родители, многие соседи пришли проводить путников в дальнюю дорогу. Только Первуши нигде не было видно.

– Что за упрямый и несносный парень, даром что первенец*! С обидой в доме заперся должно быть! – ругался отец. Все крепко обнялись и по традиции расцеловались трижды, хозяйка сунула Онфимке корзинку, укрытую расписным полотенцем, которая издавала аромат выпечки, чему мальчик несказанно обрадовался. Путники взошли на борт, отвязали лодку и весело поплыли по волнам. Долго еще все махали друг другу руками, пока красивое Золотое святилище и добрые селения не скрылись из виду.

Ветер был крепкий, а потому лодочка быстро рассекала волны Нерли, солнце сияло высоко в небе, птицы пели и всем было очень радостно на душе. Луций сидел на корме и правил лодкой, Никита разлегся на полу и разворошил заветную корзинку с еще теплыми пирожками. Онфимка, слушая весенних птах, тоже затянул радостную песенку:

– Ай, заинька, ай, серенький,

Ай, заинька, хвостик беленький,

Штаны рваные, худые,

Ножки тонкие, кривые.

Прячься зайка за сарайку,

От лисички прячься зайка,

От волчка, от медведьчка,

От неведома зверька!

«От судьбы не спрячешься,

Как ни раскорячишься!»

Пляшет зайка на поляне,

Песенки поет,

И не ждет, что час последний

Вскорости придет*!

Голосок Онфимки тоненько разливался по зеленым рощицам, которые проносились мимо. Но что-то неуловимо стало вдруг меняться, какая-то тень пробежала по голубой глади воды… Никитка почувствовал неладное и стал нюхать воздух.

– Чую беду, – наконец сказал он, сдвинул корзину под рогожку, а сам встал перед Онфимкой, укрывая его собой.

Впереди показалась развилка Нерли с еще одной рекой, более полноводной и широкой. Прямо на плоском треугольном берегу на стыке двух рек стояло какое-то совершенно невероятное святилище, таких еще никогда не видел ни Онфимка, ни Луций. Золотой Полоз высотой со столетний дуб подымался в его центре, а на шее огромного змея раскрывался исполинский зонт. Со всех сторон он был окружен змеями поменьше и все они были тоже из чистого золота. На фоне голубого неба и зеленой травы все это так сияло на солнце, что на короткое время наши путники были попросту ослеплены.

Ветер неожиданно стих и лодка перестала плыть, а вода реки забурлила и покрылась белыми хлопьями пены. Что-то медленно поднималось из воды прямо перед лодкой. Онфимка судорожно потер глаза кулаками, а когда зрение вернулось, увидел прямо над собой морду Золотого Полоза и его раскрытую пасть – он мог туда поместиться целиком!

– Никита! – закричал он, кидаясь тигроконю под копыта. – Посмотри на него!

Но ослепленный тигр не мог так быстро восстановить зрение, ведь коты не люди, они не очень любят солнце, предпочитая ему лунное сияние ночи. А Полоз уже летел на Онфимку, желая его проглотить, но лишь ударился в дно лодки, отчего та почти нырнула под воду и зачерпнула обеими бортами холодной водицы. Онфим вспомнил про свои желания, которые ему подарили боги, но никак не мог так быстро сообразить, что пожелать, а огромный змей уже летел во втором и, должно быть, смертельном ударе…