– О, Перуне! – еще больше скривился гость. – Что, даже мяса нет?
Мясо у Онфимки было и немало, но беда в том, что в основном оно бегало по двору без всякого присмотра – петухи, куры, утки с утра до ночи кормились где и как придется, потому что мальчик не поспевал один за всем огромным хозяйством. Вредный гость начал злить доброго мальчика. Он открыл дверь, указал на птиц и сердито молвил:
– Хочешь мяса – иди налови! Я тебя в гости не звал и исполнять все твои прихоти не обязан!
– Да как не звал-то?! – уже истерично завопил недоконь. – А кто не далее как полчаса назад просил себе друга, тыкая в мой великолепный портрет своим грязным пальцем? Боги же передали тебе, что исполнят три твоих заветных желания, чтобы помочь твоему нелегкому пути!
– Никто мне ничего не говорил про это…
– Да уж… Многие были против того, чтобы посылать к тебе старуху, у нее уже давно проблемы с памятью… Но только у нее хватило святости для перехода границы миров. А между тем, она должна была передать тебе, что три твоих самых сильных желания исполнятся. Одно ты уже потратил! Хотя нельзя не признать того факта, что пусть и совершенно случайно, но ты получил лучшего друга во вселенной! – тигроконь фамильярно качнул головой в знак вроде как официального знакомства. – Меня зовут Никита Небесные Копыта, но ты, так и быть, можешь звать меня просто Никитка. Давай что ли твое мясо, придорожные кафе изобретут только через тысячу лет, я не могу столько ждать до следующего приема пищи в Ростове.
Онфимка вышел на крыльцо, недоконь поцокал за ним. Мальчик царственным жестом обвел двор, указывая на разнообразное обеденное предложение для Никиты. Глаза последнего яростно сверкнули зелеными искрами и он стремительно кинулся к одной жирненькой золотистой курочке, которую сразу заприметил. Онфим не стал любоваться этим зверским обедом и пошел наслаждаться своей гречкой да репой.
Поев, мальчик начал собираться в путь. В суму кинул отцову большую ложку с вырезанным медведем на черенке и свою маленькую с нарисованными на ней брусничинами. «Зачем две?» – спросите вы, потому что наверняка не знаете, что две деревянные ложки – это не только практичные предметы для приема пищи, но еще и очень древний музыкальный инструмент, при помощи которого можно играть развеселые мелодии и залихватски танцевать под них. А какой же длинный путь без веселья?
Из бабушкиных запасников вытащил аккуратные холщовые мешочки с сухарями, сушеным мясом и рыбой, твердым сыром и вяленными на солнце ягодами. Несколько крупных луковиц дополнили набор юного путешественника.
Из сундука Онфим достал красные кожаные сапожки с узорами, которые отец купил ему на зимней ярмарке, и огромный шерстяной плащ невероятной красоты. Этот плащ был самой ценной вещью семьи и вообще-то предназначался для военных походов отца, на которые время от времени созывал ростовский князь Гостята. Был он двух сторон: одна, серая, на каждый день, из тонкого, но крепкого шерстяного полотна. А другая – из плотной рыжей шерсти, поверх которой лоскутами разных цветов вышиты были звери Лев и Индрик*, стоящие на задних лапах и побивающие друг друга в окружении сказочных птиц, на поляне у озера, окруженного деревьями, цветами и солнечными лучами. Этой стороной следовало поворачивать плащ, идя в бой, а также если из боя шли с победой. Онфимка свернул плащ вдвое, надел на плечи и закрепил слева круглой застежкой со стремительной стрелой посередине.
Из потайного ящичка в сундуке вынул папин кошель, в котором звенело сколько-то монет. Считать не стал – есть и ладно. Там же лежало маленькое дорожное огниво и огарок свечи. Повесил на свой пояс кошель, деревянный гребешок с тонкими зубьями, с двух сторон оканчивающийся лошадиными головками. Через плечо переметнул суму. В последний раз поклонился Святому месту и пошел на двор.
Никита завалился на сеновале, огромным розовым языком тщательно вылизывал себя и муркал еще при этом. Судя по всему, у этого товарища все было очень хорошо. Из зубов торчали перышки разных размеров, что говорило о том, что трапеза его была обильной и разнообразной.
– Никита, – смущенно сказал мальчик, – не мог бы ты помочь мне запрячь лошадь? Я еще не достаю до ее спины…
В этом не было ничего удивительного, потому что лошади в тех местах были такие большие и сильные, что и отец Капитон Минеич, бывало, садился на них с приступка. Онфимкина Незабудка была самой маленькой в табуне, а чтобы ее погладить по холке, нужно было вставать на цыпочки.
– Ты в своем уме? – удивился Никита и слегка поддал Онфиму по заду копытом. – Где ты видишь у меня руки, которыми я могу это сделать? Или мне зубами седло надевать да запрягать?
Окинув своего нового друга суровым взглядом, Онфим рассмеялся – действительно, как вообще это странное существо что-то делает в этом мире?
– И на кой ляд мне такого помощника подарили? Там, наверху, точно ничего не перепутали?
Вдруг в одно мгновение морда тигра неузнаваемо изменилась. Черты вроде остались те же, но рыжий цвет побледнел и стал мраморно-белым. Красивые кошачьи глаза заблестели злым золотым огнем. Ухмылка превратилась в злобный оскал. Впервые Онфим заметил, что у него огромные острые клыки.
Никита прошептал странным тягучим змеиным голосом:
– Иди, Онфим, запряги лошадку…
Онфим с ужасом понял вдруг, что его тело без всякой воли со всех ног бежит в конюшню, отвязывает Незабудку, подводит к скамеечке у крыльца, надевает ей на спину отцово седло, ловко седлает и даже вплетает в гриву несколько красных ленточек – для красоты и от нечистых духов. Покончив с этими важными манипуляциями, мальчик остановился, выдохнул… и тяжело задышал, как будто вынырнул из омута. Его даже слегка затошнило.
– Ну что, подойдет такой помощник? – послышался сзади язвительный голос. Онфим обернулся со страхом, но там стоял уже привычный тигроконь рыжего цвета и презрительно улыбался. Посерьезнев, Никита продолжил: – Никто не может ослушаться Белого Тигроконя, даже его хозяин…
От греха подальше, Онфим решил поскорее выдвигаться в путь, пока этому блаженному не пришло в голову еще что-нибудь похлеще.
***
Дорога, кое-где выложенная серым булыжником, вилась среди живописного поля, тянувшегося до самого горизонта и даже еще дальше. Недаром землю онфимкиного рода, ну, Родину то есть, называли Опольем – вся она была о полях, да о лугах заливных, сочных, разноцветных и разнотравных.
Солнце светило все ярче, но пока было прохладно, и мальчик очень радовался маминому теплому плащу. А тигроконь Никитка продолжал без остановки ныть: то ему на этом свете холодно, то жарко, то копытам щекотно, то больно, то есть хочет, то устал и надо передохнуть. В конце концов устал от него Онфимка.
– Слушай, Никитка, а давай я использую еще одно свое желание и отошлю тебя обратно – туда, откуда ты свалился на мою голову?
Тигриная морда понурилась и надолго замолкла, из чего можно было сделать вывод, что не так уж сильно ей хочется обратно.
Резко заблестев среди деревьев, показалось Великое Озеро Неро. Дорога пошла вдоль самой кромки и лошадь Онфимки, а также половина коня Никитки с удовольствием забредали порой в озеро и шли по колено в чистой как слеза воде.
Наконец вдали показался город и был он невероятно прекрасен! Множество теремов подымалось по склонам холма, дополняя и без того великолепный облик друг друга и сливаясь в итоге в величественную картину – парящего над озером и над облаками, сияющего и блестящего как-бы цветочного букета или открытой шкатулки с драгоценностями, золотом да самоцветами. Ни с чем невозможно было сравнить эту красоту! Здесь был и княжий двор, и детинец* со святилищем, и храмы чужих верований, стоящие в пределах белых городских стен, и великолепные резные башенки, в разных местах устроенные в стенах детинца и белого города, и высокий земляной вал, окружавший все жилое пространство, и холмистый бурый Медвежий остров, стоявший на озере недалеко от города и весь покрытый статуями богов огромного размера, играющих на солнце красками и золотом.
