– Вон на том острове первый камень, который мы должны отыскать, – сказал Онфимка. Он много раз бывал там с отцом, а потому хорошо знал это место.

Когда путники приблизились к первой городской заставе, устроенной в земляном валу, уже смеркалось. На заставе стоял крохотный домик для стражи, два камня по краям дороги, на которых крепилось длинное бревно, перегораживающее путь. Стражников было два, они хорошо знали в лицо мальчонку Капитона Минеича из Ополья, а потому стали убирать бревно с прохода. Даже не спросили, за какой надобностью тот пришел в город – по всему видно, продавать немного странного коня, стоявшего рядом. Все бы спокойно прошло без эксцессов, как вдруг…

– Любезные! – человеческим голосом заговорил конь. – А где тут у вас трактир «Пляс скомороха»?

Один стражник в приплюснутой металлической шапочке от неожиданности сел на землю, челюсть его отвисла от удивления и он испугано икнул. Второй же не растерялся и резко ощерил копье против Никиты. Тигроконь тяжело вздохнул, закатил свои неземные глаза в небо, пробормотал что-то типа «Бо-о-о-же Перуне!» и устремил немигающий взгляд на стражу.

– Сейчас вы проводите нас в «Пляс скомороха», – змеиным шепотом заговорил Никита. – Потом поспите полчаса, а потом совсем забудете, что кто-то вечером здесь проходил. Начали! – скомандовал тигроконь и стражники деловито засуетились. Один взял Незабудку под уздцы, другой убрал оружие в маленький домик, закрыл ворота и все вместе они уверенно двинулись вперед.

Онфимка, как и всегда, в полном восторге смотрел на город. Был он по большей части деревянным и тоже состоял из изб и теремов, как и селение мальчика. Но тут они стояли не только вдоль по земле, но и ввысь – друг на друге! В селении таким было только святилище, а тут – каждый почти дом был из двух или трех изб, поставленных друг на друга. И были они богато украшены резьбой, рисунками, красками, поделками из глины и дерева. Кони, украшавшие крыши, были такой невероятной резьбы, что на некоторых домах казались живыми – вот сейчас захрапят и поскачут рядом! Многие дома украшали резные фигурки животных – медведи, лисы, лоси, олени, кабаны и даже милые уточки. Вообще, иногда возникало ощущение, что в городе идет какое-то соревнование – кто сильнее украсит свой дом. На ином тереме можно было увидеть деревянных расписных русалок, плескающихся на стене в полдома! На другом самые невероятные птицы со всей земли сидели на стенах и не только по красной* линии улицы, но и со двора, что считалось уже совсем шиком небывалым. Резьба на всех домах, даже самых крохотных вдовьих, была такой невероятной воздушности, что казалось, прикоснешься пальцем и тончайшие узоры рассыплются на глазах. Но чтоб вы знали, многие эти дома стояли уже столько лет, что даже деды самых старых дедов из ныне живущих их помнили, а это уж куда больше ста лет назад, так Онфимке рассказывал отец.

Трактир «Пляс скомороха» стоял совсем рядом со стеной Белого города – на княжей площади. С одной ее стороны стояли княжьи палаты, окруженные домами дружины. Немного сбоку располагалась конюшня, там стояли лошади витязей* – главных защитников города. За конюшней уютненько приткнулся небольшой трактир с постоялым двором – для торгующих со всех земель мира. На дворе была конюшня, куда Онфимка отправил Незабудку. Сначала он засомневался, что Никиту пустят в зал с людьми, но тому достаточно было мельком бросить свой белый взгляд на трактирщика и его гостей, чтобы те немедленно отвели от него глаза и занялись своими привычными делами.

– Дружище, нам мяса, хлеба и побольше хмельного меда, – распорядился Никита. – Вот уж чего-чего, а меда такого на том свете не сыщешь, надо хорошенько подзаправиться, пока здесь. – И тигроконь то ли заурчал от голода, то ли замуркал от предвкушения скорейшего наслаждения чем-то, пока Онфимке неведомым.

Дочка трактирщика уже шла к столу, держа в одной руке цельную голову горячего хлеба, а в другой – два больших глиняных ковша, наполненных янтарной жидкостью – пьяным медом. Никитка набросился на питье, как будто не видел его много лет, а Онфим с великим благоговением отломил от ароматного хлеба краюху и стал ее есть, вспоминая маму и бабушку и всю большую теплую семью, ужинавшую за огромным деревянным столом. На глаза его навернулись две скупые мужские слезинки, потому что он был уже достаточно взрослым, чтобы не плакать. Трактирщик летел к новым гостям, высоко подняв обе руки и держа в них по подносу, на которых дымилось по куску мяса, только что снятого с ве́ртела. В каждый поднос было воткнуто по ножу с вилкой-двузубицей. Обычный походный ужин торговца или воина показался Онфимке пиршеством. Вскоре тарелки опустели, на никиткиной не осталось даже косточек. Заказали еще по ковшу меда.

Онфимка не имел привычки пить хмельной мед, а потому быстро опьянел и трактир стал слегка расплываться в его глазах. Только сейчас он заметил в дальнем углу какой-то силуэт иссиня-лилового цвета и что-то смутно забеспокоило мальчика. Как будто он должен был что-то вспомнить. Что-то очень важное. «Я что-то знаю про этого человека», подумал Онфимка, пролетая мимо своего стола прямиком под лавку. Глупый тигроконь не с этого света, не знает таких элементарных вещей! Детям нельзя пить хмельные взвары! И вот чем все это закончилось!

***

Когда в следующий миг Онфим снова открыл глаза, было раннее утро и золотое солнце уже начинало скрестись в разноцветные стеклышки окон. Пора было вставать.

Онфим лежал в маленькой спаленке и постель его пахла душистыми травами. На коврике на полу дрых тигроконь.

– Никита! – позвал Онфим и видя, что тот встрепенулся и открыл глаза, продолжил – Я видел человека в лиловом плаще!

– Поздравляю тебя – довольно ехидно сказал недоконь – с этим важнейшим событием в твоей жизни! А я бы хотел еще немного поспать, если ты позволишь.

– Нам нужно срочно его найти, ведь именно про него говорила бабушка!

Онфим вскочил с кровати и кинулся к двери… Ну, то есть, он бы хотел так думать, что стремительно бежит к двери. На самом-то деле он снова неуклюже летел на пол и разбил бы себе лоб, если б не лежал там тигроконь, на мягкую шкуру которого и приземлился мальчик. Никита засмеялся, а Онфим только сейчас понял, что голова его раскалывается, а ноги подкашиваются. Так он за один раз познакомился и с веселым питием хмельных медов, и с тяжким похмельем после них. Кое-как добрался он до кровати и вполз на нее обратно, снова нырнув в воскресающий запах душистых трав. Никита скривил свою вечно недовольную морду:

– Ладно, ладно, пойду, поищу твоего Лилового, а то и правда – не ровен час уйдет дальше куда-нибудь. А тебе сейчас завтрак пришлю сюда.

Вскоре пришла давешняя девочка, дочь трактирщика. В одной руке у нее была большая сковорода с шипящей яичницей и хлебом, а в другой – ковш с ледяным сытом. Онфим накинулся на сыто и пил сладкую, чуть подбродившую медовую воду так жадно, что девочка поняла без слов – можно сразу нести второй ковш. Пока юная трактирщица бегала в погреб, он успел подкрепиться и прийти в себя.

Дверь бесцеремонно распахнулась. На пороге стоял Лиловый, а за его спиной в полумраке расплывалась улыбка Никиты.

– Я готов служить вам, о мой господин! – с порога вскричал Лиловый, склоняясь в поясном поклоне. Говорил он с сильным акцентом, перевирая и коверкая слова, чему Онфимка чрезвычайно удивился, ведь он в первый раз в жизни видел иностранца. Хотя еще больше его удивило неуместное обращение к нему как к господину. Онфим прищурился и сверкнул глазами на Никиту.

– Твоя работа? – с негодованием спросил он.

– Онфим, ты не о том думаешь, – растягивая рот в своей фирменной недоулыбке промурчал тигр в верхней части Никитки. – Давай спрашивай его, зачем он нам нужен! Ты зачем нам нужен, друг? – подтолкнул он в спину лилового незнакомца.

– Зовут меня Луций и состою я на службе у ромейского василевса. Послан к вам в Северные земли для составления карты и описания всего, что увижу. Вот путевая грамота, выписанная в Царьграде*, да вот еще знак к ней, полученный от князя холмгородского Гостомысла, который просит помогать мне всех тех, кто разберет его слово, словен то есть.