Он отвернул полу своего безразмерного плаща, засунул куда-то руку и прямо из плаща достал небольшой кусочек пергамена с яркой сургучной печатью. Конечно, ни единого слова, написанного какими-то неизвестными, но странно знакомыми буквами, Онфим не разобрал, зато смог по слогам прочесть приписочку: «Кто поймет мое слово – помогите ему. Гостомысл». Рядом стояла бурая печать чернилами из дубовых орешков*, на ней был изображен пикирующий сокол – с такими знаками приезжали торговые караваны из Холмгорода и всякий, кто хоть раз был на ярмарке, конечно, такую птицу видел.

– Так значит, ты ученый муж? – спросил Луция Онфим. – А вот это понять сможешь?

Он достал из сумы бабушкину бересту и положил ее на стол, поближе к свече. Луций сел на лавку у стола, из каких-то очередных глубин своего чудо-плаща вытащил круглое стекло на палочке и через него стал внимательно рассматривать карту. Глаза его восторженно заблестели.

– О! Мой господин! Это великолепно! Кто-то раньше меня проделал уже мою работу и составил всю подробную карту Севера сразу на греческом языке! Можно сказать, что работа моя окончена, не начавшись, и я должен буду отправиться домой…

Тут только Луций понял, чем грозит ему этот скромный кусок бересты. Всю жизнь он грезил путешествиями к новым странам и людям, долго составлял Императорский проект описания неведомых земель, год готовился, собирался и ехал в далекую Гардарику – Северную страну городов… И все это напрасно – кто-то уже опередил его. Луций горько заплакал.

– О, дружище, только не это! – вскинул брови немало удивленный Никита. – Господин Фрейд еще не родился, поэтому никто тебе не поможет стабилизировать эмоциональное состояние. Лучше не начинай!

– Луций! – вдруг осенило Онфима. – Мне кажется, я знаю, зачем мне дали эту карту и почему она написана на твоем языке… Ты возьмешь ее себе, как будто ты выполнил эту работу, а сам отправишься в путешествие с нами и поможешь собирать камни! Бабушка сказала, что на карте обозначен какой-то маршрут, по которому мы должны пройти. Сможешь ли ты его прочесть и повести нас по дорогам и рекам?

– О да, мой благородный господин, нет ничего легче для человека с моим образованием и подготовкой. Вот тут – он ткнул пальцем в правую часть бересты – указан Ростов. Дальше стрелы ведут нас в Муром, древний город страны Мурома. Там я еще не был, поэтому с превеликим удовольствием отправлюсь туда с вами.

– Пожалуй, эта идея великолепна, – решил добавить свои пять беличьих шкурок* Никита. – Путешественник-ребенок вызовет повсюду слишком много вопросов. А с этой бумагой Луция мы пройдем в любое место и никто нам ни слова не скажет. Уважаемый профессор, мы нанимаемся к вам в ученики! И выдвигаемся в путь немедленно!

***

Было еще довольно рано, когда наши славные герои двинулись к озеру. Дворец князя находился довольно далеко от центра города, где стояло святилище, куда укрывались мирные жители во время набегов врага. Князь же с дружиной должны были защищать стены Белого города, а потому и жилища их располагались практически у ворот.

На берегу Великого Озера Неро путники привязали к дереву Незабудку и коня Луция, груженного двумя большими переметными сумами. Сами же пошли к лодочкам перевозчиков. За скромные полмонеты удалось взять в аренду приличный кораблик даже с небольшими парусами. Друзья погрузились в него, легкий ветерок надул паруса и Луций ловко направил кораблик к острову. Брызги воды сияли в утреннем солнышке.

Медвежий остров медленно приближался и постепенно открывалось его нечеловеческое величие… Огромные статуи богов были сделаны из ценных пород дерева, Перун и Мокошь в центре с ног до головы покрыты золотом, у других – золотые лики и руки. Часть фигур раскрашена драгоценными красками, покрыта самоцветами и бриллиантами, а также играющим на солнце речным жемчугом. Все святилище было увешано колоколами и колокольчиками, а также нарядным женским шумом, и над озером разливался переливчатый серебряный звон. Мелодия была так приятна человеческому уху, что друзья заслушались ею и им на секунду показалось, что они в каком-то дивном райском саду, где поет множество невиданных птиц.

Причалили у небольших деревянных мостков. Остров покрывал пушистый бурый мох, среди которого была проложена дорожка из струганных досок. Пройдя между огромных статуй, Онфим подошел к камню в центре. Был он красно-коричневого цвета с огненными прожилками. Мальчик в недоумении остановился, не понимая, что же ему делать дальше. Мелодичную паузу нарушил Никита.

– Тук-тук, кто в теремочке живет? – громко сказал он и постучал копытом по камню, так, что во все стороны полетели янтарные искры. Это было слегка невежливо. Предчувствуя наступление чего-то не очень хорошего, Онфимка втянул голову в плечи и зажмурился. Земля под ногами задрожала и начала трястись – сначала едва различимо, затем все сильнее и вдруг вздыбилась вверх, отчего путники, упав, беспорядочно покатились с холма к кромке воды. В ужасе они забрались в лодку и поплыли к берегу, но бывшее спокойным озеро, вдруг забурлило и закипело, и маленькую лодочку закрутило водоворотом на одном месте. С берега донеслись испуганные крики ростовских людей:

– Хозяин проснулся! Бегите к князю!

Онфим как во сне смотрел на то, как огромный остров поднимался все выше, закрывая собой небо и солнце. Наконец, из воды показалась огромная косматая голова. Медведь!

Остров оказался огромным медведем, который встал на задние лапы, поднял вверх передние и заревел так сильно, что во всем городе разом подскочили и снова встали на землю все дома.

– Как посмели смертные разбудить меня?! – ревел Медведь.

Дрожавший от страха и клацавший клыками Никита неожиданно обиделся от такого оскорбления, задрал повыше пушистый подбородок и высокомерно произнес:

– Ну не все тут такие уж смертные, батенька! Некоторых, к примеру, непосредственно с того света отправили и без всякой помощи, заметьте! – тигроконь показал на золотых идолов, теперь совсем не величественно висевших на спине и боках Медведя.

Медведь сузил глаза и протянул огромную лапу к Никите, который, совсем как кот, прижал уши к голове, ощерил зубастую пасть и приготовился защищаться. Но Медведь неожиданно погладил его по рыжей пушистой шерстке, да так приятно, что от неожиданности Никитка муркнул. Луций прижимал к себе Онфима, обнажив длинный нож, который тоже нашелся в каком-то потайном месте его необычайного плаща.

– Что ж, – усмехнулся Медведь, – тогда милости прошу!

Он резко махнул рукой и сжал в ладони сразу всех – и лодку, и тех, кто был в ней.

Стало темно и мир стремительно полетел вниз, голова у Онфимки закружилась и он потерял сознание. Только сильные руки Луция не давали ему упасть…

… Очнулся Онфим в уютном кресле, укутанный в мамин плащ. Напротив горел огонь в веселой, ярко расписанной печке, кипел огромный чайник с травами. Избушка была небольшая, но очень уютная, только в ней совсем не было окон – свет шел лишь от печки, да от нескольких свечей на большом столе в центре.

Медведь стоял у печи и ждал пока закипят травы. Росту он стал обычного, морда его подобрела, глаза светились мягким светом. За столом сидели Луций с Никитой и с аппетитом уплетали какую-то запеченную дичь. Когда чайник закипел, хозяин налил ароматный травень в большие глиняные чашки с нарисованными птичками. Одну из них сунул Онфимке под нос. После трех глотков этого горячего варева, пахнувшего летним лугом и ранним медом, мальчику стало очень хорошо и тепло, все страхи исчезли.

– Ваш приход – и радость, и печаль для меня, – негромко сказал Медведь. – Ведь древнее пророчество гласит, что после того, как мальчик соберет Камни Согласия, великие боги прошлого навсегда утратят свои имена… Меня зовут Бэр*, но уже сто лет я сплю, не просыпаясь, и люди снаружи стали называть меня Медведем, то есть, мед ведающим, пасечником, в общем…

– Бэр! – радостно сказал Онфим. – Бабушка всегда говорила, что мы из рода Бэра!

Медведь прикоснулся длинным загнутым когтем ко лбу мальчика, как будто что-то слушал внутри. Потом крепко обнял его.