Декабрь 2021

– Ты видел, что она читает, − спросила жена у мужа, зайдя в комнату, где он сидел и смотрел телевизор.

– Нет.

– Ну – у…, мам! А что такого?! − недоумевал ребёнок.

– Как что?! – удивилась она. − Как что?

– О чём спор? – поинтересовался мужчина.

– Пап, − начала дочь. – Мне подружка сбросила на почту рассказ. Я его маме дала почитать. Классный. Хотят фильм снимать.

– Ну и в чём сыр-бор? – произнёс он и посмотрел на жену.

– Иди, сядь за компьютер и прочитай. А потом я посмотрю, что скажешь.

Он встал и пошёл в комнату дочери. Сел за компьютер и принялся читать рассказ.

Орёл.

– Ныс, Ныс, − прошу тебя, ради Господа, умоляю, − причитала молодая женщина, упав в ноги подростка. – Не ходи, пожалуйста, не ходи. Она подняла свои заплаканные глаза и посмотрела на сына.

– Я ненадолго, − ответил он, стараясь не смотреть матери в глаза. – Я только посмотрю и вернусь. После этих сказанных им слов, он убрал с себя руки матери и вылез из жилища.

– Где Ныс? − спросил Жум у Неж, когда влез в жилище и не обнаружил сына.

– Ушёл смотреть «игру». Он уже взрослый, и я не могу с ним справиться. Поговори с сыном: уже пора, он вырос.

– Хорошо, − ответил Жум.

Если читатель когда-нибудь видел лесной муравейник, то он обратил внимание на его конструкцию. Большой холмик, собранный из маленьких веточек и иголочек хвойных деревьев. Так вот, история эта происходит в глобальном «человейнике». Где у каждой семьи есть каморка, с выходом никуда и с входом ни во что. Это их судьба, их жизнь и другой у них не будет.

Ныс постепенно, с большим трудом, пробирался среди человеческих тел, пытаясь отодвинуть, перелезть, пролезть, а иногда и просто оттолкнуть тела и тем самым хоть ещё ненамного продвинутся вперёд. И цель его – потрогать коготь. Потрогать и попробовать на него влезть и тем самым залезть наверх и посмотреть: что там? Отец часто ему об этом рассказывает, и у Ныса − это его единственная и заветная мечта.

Мама его никогда не была наверху, а отец был один раз, и этот один раз остался в его памяти. И всю свою жизнь он посвятил только одному: хотя бы ещё раз, опять, вылезти наверх. Сделать глоток – глоток вожделенной эйфории, глоток блаженства, глоток того самого запрета и тогда жизнь его будет прожита не зря.

Но не так всё просто. Казалось бы, влезть на коготь и по ноге постепенно вылезть. Но сколько смельчаков уже не вернулось обратно! Коготь этот – коготь орла. Орёл трёхглавый, страшный, огромный. Головы его крутятся, вертятся в разные стороны. Высматривают, осматривают, наблюдают. Сидит он на огромной куче, того самого «человейника». И если внимательно приглядеться, то можно заметить, что куча шевелится, а точнее, кишит. Куча полностью состоит из тел – человеческих тел. И выглядит эта куча, как кишащее месиво из живых людских тел. Поместился орёл на куче, вцепился в кучу когтями, а люди изворачиваются: больно им. Лица их в муках и боли. А он крутит головами, вертит шеями и клюёт людей: отрывает от них части тела, рвёт на кусочки и глотает, а иногда и не рвёт, а заглатывает целиком.

Оторвёт клювом ногу, подбросит вверх и ловит. А бывает, что одна голова разорвёт человека, подбросит, а другая возьми, да и перехвати и в клюв, к себе. Это они так балуются, играют. А бывает, что вытащит из кишащей массы целое тело и подбрасывает. Подбросит, а другие две – ловят. Поймают, схватятся и рвут, каждая к себе. Иногда получается, что сразу разорвут и проглотят. А бывает, что и играть начинают, перетягивая тело, друг к другу. Играют, и случайно тело выскальзывает и летит обратно – в кучу. И тогда третья голова, бывало, что и подхватит. А бывало, что и не успевала, и тело падало обратно в кишащее месиво из человеческих тел.

Кто он − этот счастливчик, упавший и не съеденный. «Ау, кто ты? Где ты? Спрятался?». Орёл опустит голову и выискивает своими огромными глазами только что упавшего. И ему, бедолаге, жизнь шанс дала, спрятаться в последний раз. Но где? Где спрячешься, от «Ока всевидящего». Высматривает, клювом ковыряет. Подымет любое тело и высматривает бедолагу: ищет, где спрятался. Бросит и опять клювом ковыряет. И нет, чтобы взял любого и успокоился. Именно тот нужен, который упал. Развлечение такое у неё, «игра» – найди и съешь.

Месиво из человеческих тел стонет, смрад стоит. Всё смешалось: людская плоть, фекалии. Смотрит голова и начинает злиться. Не может найти бедолагу. Начинает всех подряд хватать, выдёргивать из месива и разбрасывать. Роет клювом, ковыряет тела: бедолага пропал. Может, неживой? Всё равно: пока не найдёт, не успокоится. Живой, мёртвый, не важно. Найти должна. Две другие ждут. Не поймала, вот теперь и ищи. Игра есть игра.

И вот он найден. Вернее, «добрый», из толпы, указал. Свернулся калачиком бедолага и лежит, инстинктивно спрятавшись сам в себя. Увидала его голова и легко клюнула. Тело вздрогнуло – живой! Взвыла вверх голова с криком победителя, а другие головы подхватили радостный и победный рёв. Опять опустилась и поддела бедолагу – нежно, аккуратно. Он лежал и не реагировал, а тело его старалось ещё туже свернуться. Голова поддела и перевернула тело. Бедолага закрыл лицо руками и продолжал лежать. Толпа, стоявшая вокруг, всё дальше и дальше пятясь, от него удалялась. Тем самым, люди старались спрятаться сами за себя, но у них ничего не получалось, и от страха пятились и пятились. Голова осмотрела стоявших и клювом указала на троих – тех, кто должны были ей помочь. Голова открыла клюв, высунув язык, а те трое взяли бедолагу, подняли и положили его на язык. Клюв медленно и аккуратно закрылся, и голова взметнулась вверх. Ритуал спасения и одновременно прислуживания завершён. Лояльность и смирение в очередной раз проверены и сбоя не дали. Вера во спасение и животный страх, превратило толпу в месиво послушных, послушных человекообразных существ – животных, живущих инстинктами самосохранения. Голова одновременно с поднятием открыла клюв, и тело бедолаги опять оказалось в воздухе, где незамедлительно было поймано двумя другими головами и на этот раз разорвано – разорвано на три части. Причём, крайние, те, за которые его держали головы, были съедены мгновенно, а середина – живот и всё содержимое, упала наверх клюва той головы, которая его нашла. Кусок медленно начал сползать вниз, на самый кончик клюва. Голова немного подняла вверх клюв и наслаждалась медленным сползанием куска. Насладившись и наигравшись, подбросила вверх и проглотила – проглотила кусок плоти, что недавно было телом человека.

Ныс перекатывался по телам и кубарем летел к себе, где его ждали родители.

– Отец, дядя Тарб погиб, он сегодня был «игрушкой», − вползая в жилище, прокричал Ныс и бросился в объятья отца. Отец опустил голову. Потрогал волосы сына. Ныс понял, что отец хочет побыть один. Неж готовила еду и молча, искоса, поглядывала на мужа.

– Я говорил ему, говорил, что так ничего не добьёшься. Надо как у меня получилось – прикрываться надо.

– Он не лез, − сказал Ныс. – Он случайно попал. Его зацепила голова, как «игрушку». Это я виноват. Он меня заметил и хотел до меня доползти. И пока перелазил через тела, то голова его и заметила, − голосом провинившегося оправдался сын.

Отец выслушал и ничего не ответив, встал и вышел наружу.

– Ты куда? Не ходи! – бросив готовку, Неж выбежала за ним.

Тем самым, довольный орёл, окончив игры, расправил крылья: огромные, красивые. Похлопал ими, будто хотел взлететь. И стал переминать своими ногами, одновременно сжимая когти. Выглядело это, как кошка мнёт передними лапами. Лапы – когти, лапы – когти. И то месиво – из тел людей – всё больше и больше превращалось в однородный фарш из плоти и крови. При сжимании когтей выдавливался «сок»: сочный, свежий, кровавый сок. Сопровождалось это действо стонами. Не было сил на крики и плач. Только стоны.