Проще говоря, до меня обычно доходит задним числом.
И я проехал еще несколько кварталов, прежде чем проанализировал данные по бассейну. Их было немного: ворота заперты, на них табличка: «ЗАКРЫТО В СВЯЗИ С ОКОНЧАНИЕМ СЕЗОНА».
Бассейн закрыли в самое жаркое время лета? Конечно, это может объясняться и какими-то естественными причинами. Плавательные бассейны прогорали в прошлом и будут прогорать еще. Но закрывать такое дело без крайней необходимости, когда оно приносит наивысшую прибыль, противоречит экономическому здравому смыслу. Это случается чрезвычайно редко. Однако именно здесь маскарад мог затрещать по швам, а закрытый бассейн вызовет меньше подозрений, чем открытый, но никем не посещаемый. Ясно, что в своих действиях паразиты старательно учитывают человеческую точку зрения. Да что там говорить, я сам был одним из них!
Итак, первое – ловушка у въезда в город; второе – слишком мало людей в купальных костюмах; третье – закрытый плавательный бассейн.
Вывод: слизней гораздо больше, чем кто-либо мог себе представить, включая меня самого, побывавшего под их контролем.
Следствие: операция «Ответный удар» планировалась исходя из неверных оценок; толку в ней не больше, чем в охоте на носорога с рогаткой.
Контраргумент: увиденное мной физически невозможно. Мне живо представилось, как министр Мартинес со сдержанным сарказмом разносит мой доклад в пух и прах. Все мои предположения относились только к Канзас-Сити, но даже здесь они были недостаточно обоснованы. Большое спасибо за ваш интерес к этому делу, но сейчас вам нужен длительный отдых и как можно меньше нервного напряжения. А теперь, господа…
Тьфу!
Мне нужны достаточно веские аргументы, чтобы Старик убедил президента и отмел разумные возражения его официальных советников. И добыть их необходимо прямо сейчас. Ведь, даже нарушив все законы движения транспорта, я вряд ли доберусь до Вашингтона быстрее чем за два с половиной часа.
Но что я мог откопать такого, чтобы оно выглядело убедительно? Поехать в центр города, смешаться с толпой, а потом заявить Мартинесу, что я, мол, уверен: почти все встреченные мной были носителями? Как я смогу это доказать? И если уж на то пошло, как я сам в этом удостоверюсь? Ведь у меня нет особого таланта Мэри. До тех пор пока титанцы старательно изображают, что «все идет как обычно», и доказательств-то, считай, никаких нет. Разве что обилие сутулых людей и почти полное отсутствие обнаженных плеч.
Правда, оставалась ловушка на платном въезде в город. Теперь я достаточно хорошо представлял, как они заполонили город, – главное тут, чтобы хватило ячеек с наездниками. При выезде из города наверняка будет еще одна ловушка, и такие же устроены на стартовых платформах. Каждый, кто отсюда уезжает, становится агентом, каждый, кто приезжает, новым рабом.
Я был полностью уверен в своей правоте и не собирался для проверки посещать какую-нибудь стартовую платформу. Я сам когда-то настроил подобную ловушку в Конституционном клубе. Никто из тех, кто в нее вошел, оттуда не сбежал.
Уже проехав, я заметил на углу улицы газетный принт-автомат «Канзас-Сити стар». Объехав квартал кругом, я вернулся. Припарковался, вышел из машины и сунул в щель автомата десятицентовик. Мне показалось, газеты не было чересчур долго, но это можно было списать на счет моей собственной нервозности – я спиной чувствовал, что каждый прохожий на улице на меня уставился.
«Стар», как всегда, была скучна и респектабельна: никаких сенсаций, ни одного упоминания о чрезвычайном положении или о режиме «Голая спина». Статья на первой полосе называлась «Вспышка на Солнце нарушает телефонную связь», а чуть ниже шло шрифтом помельче: «Солнечная активность изолирует город от внешнего мира». И огромное, на три колонки, цветное полустереофото Солнца с обезображенным космической сыпью лицом. На фото была отметка Паломарской обсерватории с датой. Та же подпись шла под одной из колонок.
Фото было хорошо сделанной фальшивкой – или они могли взять настоящую из газетного архива. Скучное, но вполне убедительное объяснение, почему какая-нибудь Мэми Шульц, сама еще без паразита, не может дозвониться бабушке в Питсбург.
Остальная часть газеты выглядела вполне обычно. Я сунул ее под мышку, надеясь позже изучить поподробней, повернулся к машине, но тут из-за угла бесшумно скользнула полицейская машина и остановилась поперек дороги перед самым носом моей. Полисмен вылез из машины и направился ко мне.
Полицейские машины притягивают толпы, словно магнит; секунду назад на углу не было ни души – иначе я бы здесь ни за что не остановился. Теперь же со всех сторон меня окружали люди, а полицейский двигался в мою сторону. Рука у меня невольно дернулась к пистолету, но я сдержался: ведь почти все вокруг были в такой же степени опасны.
Полисмен подошел и остановился:
– Ваше водительское удостоверение. – Более или менее вежливо.
– Сию минуту, – не стал спорить я. – Оно на приборной панели в машине.
Я шагнул мимо него и двинулся в обход машины, словно и не сомневался, что он последует за мной. На какое-то мгновение полисмен замер в нерешительности, затем все же клюнул. Я провел его между двумя машинами к своей и убедился, что он без напарника, – за это отступление от человеческих обычаев паразитов можно было только поблагодарить. Но что более важно, теперь между толпой и мной оказалась моя машина.
– Вот, – сказал я, указывая внутрь, – оно прикреплено к приборной панели.
Он снова на мгновение застыл, затем посмотрел, куда я показываю, и этой доли секунды мне хватило, чтобы применить отработанный недавно прием. Я схватил его левой рукой между лопаток и сдавил изо всех сил.
Повторилась сцена со сбитым на дороге котом. Его тело словно взрывом подбросило в воздух – такой сильной была судорога. Он еще падал на мостовую, а я уже вскочил в машину и выжал газ.
Недостаточно быстро, как оказалось. Маскарад лопнул так же внезапно, как в приемной у Барнса: толпа ринулась на меня со всех сторон. Одна молодая женщина впилась ногтями в дверцу машины, и ее проволокло футов пятьдесят, прежде чем она отвалилась. Все это время я давил на газ и ускорялся, подрезая и выскакивая на встречную полосу, готовый подняться в воздух, но мне никак не хватало места для взлета.
Слева замаячил просвет боковой улицы. Я рванул туда, но это оказалось ошибкой. Кроны деревьев почти смыкались над головой, и взлетать было негде. За следующим поворотом стало еще хуже. Я проклял градостроителей, которые превратили Канзас-Сити в город-сад.
Поневоле пришлось сбросить скорость. Я по-прежнему высматривал поворот на какой-нибудь бульвар, достаточно широкий, чтобы нарушить правила и взлететь, но теперь двигался не быстрее, чем разрешено в черте города. Мозг снова включился в работу, и я вдруг сообразил, что меня никто не преследует. На помощь пришел мой собственный, чересчур непосредственный опыт взаимодействия с хозяевами. Паразиты ограничены возможностями своих носителей; исключение составляет только их способность к «прямому общению». Они видят лишь то, что видят люди, а информацию получают и передают посредством их же органов либо технических средств, что доступны людям.
Это я знал точно. И потому мог предполагать, что ни один из слизняков на углу, за исключением твари, оседлавшей полицейского, не разыскивал именно мою машину, а с ним я уже разобрался.
Конечно, теперь меня ищут остальные присутствовавшие паразиты, но в их распоряжении только тела и навыки носителей. Следовательно, и думать о них можно не больше, чем о случайных очевидцах; иначе говоря, не принимать всерьез; скрылся и забыл.
В моем распоряжении оставалось примерно полчаса, и я наконец понял, какое доказательство мне нужно: пленник, человек, захваченный паразитом, который сможет рассказать, что произошло с городом. Я должен был освободить носителя.
Для этого мне нужно было его схватить, не ранить при захвате, убить или убрать его наездника и вывезти человека в Вашингтон. У меня не было времени выбирать жертву и разрабатывать планы, я должен был действовать прямо сейчас. Едва я принял такое решение, впереди показался прохожий. В руке он нес портфель и шел, помахивая им, как человек, который мыслями уже дома, где его ждет ужин. Я поравнялся с ним и позвал:
