— Конечно, госпожа председатель, — закивал прокурор.

Она точно знала, рано или поздно Ал объявится. Ему обязательно понадобится информация, а единственный для него доступный источник в управленческих кругах — этот трясущийся Георгий Новак.

— Так, теперь дальше, — продолжила, не сбавляя шага, — Что нового по розыску Губера?

— Комиссар Побединского отделения, которому поручено это дело, пропал.

— И что? — раздраженно спросила она. — Назначьте нового.

Агата знала, с такими как Новак нужно разговаривать жёстко и чуть по-хамски. Такие это любят.

— Уже назначили, но… — прокурор замялся.

Ему трудно было говорить на ходу. Казалось, вся кровь прилила к лицу. Он задыхался, но Агата и не думала сбавлять ход.

— Так в чем дело? — спросила она.

— Дело в том… машину пропавшего Константина Витте… она три дня простояла на стоянке… перед зданием полиции. Фух… в общем, мы её обыскали и…

— Ну, быстрее. Ближе к делу, господин прокурор.

— Вот, — он почти на бегу протянул небольшой свёрток, — официально изъято при досмотре.

Агата, наконец-то, остановилась. За ней остановился и схватившийся за сердце прокурор. Взяв протянутый сверток, спросила:

— Что это?

— Нашли под приборной доской, — еле выдавил из себя почти задохнувшийся Новак. — Это диктофон комиссара Витте. Советую прослушать.

Он порылся в кармане и протянул исписанный лист с печатями и подписями:

— Заключение экспертизы. Голос на плёнке принадлежит ефрейтору Розе Норман… она пропала в один день с комиссаром.

— Откуда это, — снова переспросил Алекс.

Яков Соломонович молчал. Он лихорадочно перебирал варианты ответов, но ничего путного не приходило на ум.

— Э… это… пуля, — наконец выдавил из себя мед-эксперт и заискивающе посмотрел Алексу в глаза.

— Неужели? — съязвил тот.

Он зло посмотрел на притихшего хозяина квартиры, взял пулю двумя пальцами, поднёс к окну, повертел перед глазами и произнёс тоном знатока:

— Я бы даже сказал, не просто пуля, а очень интересная пуля.

Яков Соломонович отвернулся. Вчера ночью он был настолько разбит, выжат и морально и физически, что не смог убрать следы всех, так сказать «непредвиденных ночных операций». Был не в состоянии подумать о последствиях.

— …именно очень интересная… — продолжал тем временем Алекс. — Может, вы и не знаете, уважаемый Яков Соломонович, но это пуля от патрона 9×19мм Парабеллум. Как раз от того патрона, который подходит только к пистолету Глок-43. Хороший пистолет и хороший патрон. И всё бы ничего, если бы не одно но…

Липсиц догадался, куда клонит блондин. Взяв его руку, Алекс разогнул дрожащие пальцы, вложил пулю в раскрытую ладонь и продолжил:

— Все бы ничего, дорогой мой друг, если бы не одна деталь — и этот пистолет, и этот патрон вот уже семь лет используется исключительно сотрудниками Управления Безопасности.

Ноги старого еврея подкосились, и он медленно опустился на кушетку.

«Так я и думал, — по спине пробежал холодок. — Значит все-таки в Розу стреляли убэшники».

Он смотрел на пулю, лежащую прямо перед ним на раскрытой ладони и тихо шептал:

— Бедная девочка, бедная девочка…

Алекс отошёл от окна и присел на подлокотник хозяйского кресла. В углу, на продавленном сидении лежал томик Кинга, на обложке которого отчётливо проступали следы зубов. Полукруглая дуга прикуса была настолько чёткой, что ямочки, оставленные чьими-то зубами, были различимы даже невооруженным глазом. Алекс нагнулся и заглянул под кушетку — возле красного от крови таза лежал комок окровавленного бинта.

— Вы понимаете, в какую историю вляпались? — спросил Алекс, двумя пальцами поднимая бинт.

—Понимаю, — кивнул Липсиц. Он стоял, низко опустив голову, как нашкодивший школьник, теребя пальцами концы застиранного халата.

— Я мог бы конечно все это использовать, но… — Алекс бросил бинт в таз, туда же аккуратно положил томик Кинга и продолжил, указывая на свой забинтованный живот: — но сам не в лучшем положении. Это если честно. Хочу быть с вами именно честным и надеюсь на взаимную честность. Сейчас я пока не знаю всего, что произошло, но как бы там ни было, пересекаться с УБ мне не с руки. Кстати, как и вам. Поэтому мой ночной визит должен остаться строго между нами. Это понятно?

Яков Соломонович согласно кивнул.

— Дальше, что касается вашей домашней врачебной практики…

—Это было всего лишь раз, — сбивчиво пролепетал Липсиц.

— Мне не важно, чем вы тут занимаетесь, но не каждый день из чьего-то тела вынимают боевую пулю, выпущенную сотрудником УБ из служебного оружия. Это понятно?

Яков Соломонович кивнул снова.

— Я не могу так это оставить, — блондин ткнул пальцем в сторону таза, — и поэтому сейчас вы мне всё расскажете. А там посмотрим, что с этим делать…

— Да-да, конечно, — кивнул в третий раз Яков Соломонович, — куда же я…

Он замолчал, собираясь с мыслями.

— Ближе к делу, доктор, — приказал Алекс.

— С чего же начать, — Липсиц вытер пот со взмокшего лба, — вчера, сразу после вас, здесь была одна девушка…

Алекс удивленно хмыкнул.

— Так вот, — немного уверенней произнес Яков Соломонович, — вчера после вас здесь была одна девушка. Я не знаю, что произошло, но… ей понадобилась медицинская помощь. Так же как и вам, кстати.

— Не отвлекайтесь, — строго перебил Алекс, — только по делу.

— Да, конечно. Вчера задавать ей вопросы у меня не было ни времени, ни сил. Да и желания особо не было. Меньше знаешь — лучше спишь, так, кажется… Да и какие вопросы? Она ефрейтор полиции, и мало ли что могло случиться на дежурстве. Может по службе… задержание, погоня… может как раз рядом с моим домом… хотя…

Он сам не верил во все эти «может».

— К тому же я врач, — попытался повысить голос Липсиц. — Я просто обязан оказать первую помощь даже если пациент…

Он запнулся, не найдя подходящего слова.

— Я вас ни в чем не виню, — сказал Алекс. — Все обвинения вам предоставят в Черной Башне.

Услышав это, Яков Соломонович сник.

«Черная Башня, — мысленно повторил он, вздрагивая. — Какое страшное слово».

Липсиц сидел, низко опустив голову, и всем своим дряхлым телом вжался в такую же старую, как и он сам, кушетку. На него было жалко смотреть. Бледен как мел, губы дрожат. При упоминании этого ведомства его всегда сковывал необъяснимый животный страх. Ведь он ничего плохого, ничего антигосударственного не сделал и никогда не делал, но стоило представить перед глазами Черную Башню, как страх, поднимаясь из глубин подсознания, приводил тело в необъяснимый ступор, сковывая руки, ноги, мысли.

— Да-да, конечно, — в который раз повторил он, опустив голову на грудь.

— Полноте, — попытался успокоить Алекс, — с вами ничего не произойдет, если будете со мной откровенны. Продолжайте.

Яков Соломонович глубоко вздохнул, мотнул головой и немного запинаясь, продолжил:

— Вчера, сразу после вашего визита, здесь побывала Роза Норман, ефрейтор полиции Побединского отделения. Того, в котором имею честь служить и я. Так вот, у неё была прострелена рука. Всё в одну ночь, представляете?

— Дальше.

— Рана простая, ничего не задето, пуля застряла в мягких тканях… Я не спрашивал, что случилось. Я лишь вынул пулю и оставил их здесь…

— Их?

— Роза была со спутником. Такой тоже весь перебинтованный, но… медицинская помощь ему не требовалась. Вид странный. Вот только сейчас, вспоминая его лицо, думаю, что парень только-только после пластической операции. Пересаженная кожа уж очень похожа на синтетическую. Но к чему такая пересадка? Подобные операции делают либо при раке кожи, либо при ожогах третьей степени и выше…

Яков Соломонович вдруг задумчиво замолчал. Он опять вспомнил глаза незнакомца. Такой до боли знакомый взгляд…

— Неужели? — онемевшими губами прошептал он и судорожно замахал руками: — Неужели такое может быть? Нет-нет…

— О чем вы? — насторожился Алекс, — Яков Соломонович, что с вами?