– Я готова, – радостно сообщила Звездинская. – Можем ехать.

– Нам нужно уладить небольшую формальность, – Давид не спешил распахивать дверь перед подопечной. – Я могу вписать сумму в ваш общий счет, но было бы предпочтительнее, если бы вы оплатили экскурсию, – едва заметно ухмыльнулся, – отдельно.

– Какую экскурсию, – растерялась Мстислава не покидавшая отель.

– Сегодняшнюю, – улыбка на лице Давида с каждой секундой становилась все шире. – Ночную. Приватную!

– Ах ты мразь! – Мстя больше не собиралась миндальничать с этим жиголо.

– Не нужно нервничать, – успокаивал юноша. – Если у вас туго с наличными, я включу экскурсионное обслуживание в общий счет.

Звездинская представила, как будет выглядеть в глазах пусть и незнакомых служащих клиники. Нет! Она не могла себе позволить, чтобы у кого-то даже зародилась мысль о том, что ей приходится платить за секс! Рявкнула, желая испепелить взглядом этого «выкреста»:

– Сколько?!

– Пятьсот, если в долларах, – ответил, словно предъявлял счет за перевозку мебели. – Если хотите, сейчас пересчитаю по курсу в шекели.

Мстислава вынула из портмоне три сотенные купюры. Бросила на пол под ноги юноши:

– На больше не натрахал! – добавила, вспомнив, что находится в Израиле: – Если хочешь, подавай в суд на недоплату! – и вылетела, не оборачиваясь, из номера.

Давид поднял с пола деньги, аккуратно положил купюры в портмоне, пробормотал себе под нос:

– С паршивой овцы хоть шерсти клок, – и покинул номер вслед за Мстиславой.

Ровно через полчаса Звездинская выходила из авто у центрального входа в клинику. Прошипела, не глядя на своего одноразового оплаченного любовника:

– Не смей ко мне больше приближаться.

– После операции у вас будет уже другой сопровождающий, – «успокоил» Давид, открывая перед Мстиславой дверь.

***

Звездинская осматривала одноместную палату, в которой ей предстояло пробыть неделю. Все сверкало никелем и белизной. Включая больничную рубаху с завязками на спине.

Моложавая медсестра, чей возраст Мстислава даже не попыталась определить, сверкая такой же, как и у Давида, белозубой улыбкой, сообщила, что вскоре к ней зайдет врач, который будет проводить завтрашнюю операцию.

«Ну наконец-то стали называть вещи своими именами!» – подумала Мстя, – «задолбали эти иносказания: специалист, процедура».

Спросила:

– И чем мне прикажете сегодня заниматься?

– Отдыхайте, – проворковала медсестра, – набирайтесь сил. Если хотите – пролистайте журналы, – указала на никелированный столик со стопкой толстых дамских журналов. Добавила: – Здесь пресса как на русском, так и на английском, немецком и французском языках.

Рассказывать этой «накрахмаленной белозубой дуре», что кроме русского никаких других языков Мстя не знает, она не стала, а только кивнула в ответ.

Врач пришел в палату спустя два часа.

– Я могу попросить вас, госпожа Звездинска, встать и снять халат? – в голосе врача слышался едва заметный незнакомый акцент.

– Зачем? – удивилась Мстислава. – Насколько мне помнится, вы будете оперировать только мое лицо.

– Это не обязательно, – попробовал объясниться врач. Мстя чуть не взвыла, увидев все ту же белозубую улыбку от уха до уха: – Но может случиться так, что вы решитесь на еще кое-какие процедуры.

Звездинская выбралась из кровати, повернулась к врачу спиной, предлагая ему озаботиться завязками самостоятельно.

Больничная рубаха соскользнула с плеч и упала на пол. Мстислава повернулась к мужчине лицом:

– Что скажете? – она прекрасно знала, что хорошо сложена и ожидала потока восторгов.

Но врач её надежд не оправдал:

– Я бы посоветовал вам немного увеличить грудь и подтянуть ягодицы. Их, кстати, тоже не помешает увеличить.

– Да вы сдурели?! – не собиралась сдерживать гнев пациентка. – Где вы видели балерину с сиськами и жопой?

– Вы еще продолжаете выступать? – и не подумал обижаться на тон Мсти врач.

– Нет, – отчего-то смутилась Звездинская. – Но я преподаю в хореографическом училище! И должна быть примером для наших воспитанниц во всем! Включая телосложение и фигуру.

– У вас прекрасная фигура! – успокоил хирург. – Но даже для таких великолепных дам никто не отменял ни возрастные изменения, ни закон всемирного тяготения, – вздохнул. – Боюсь, что пройдет пара лет и вы будете снова вынуждены посетить нас. А если решите сделать предложенную мной коррекцию сейчас, то, учитывая комплексное обслуживание, клиника предоставит вам двадцати процентную скидку.

Мстислава ненадолго задумалась. Даже её небольшая грудь, не дотягивающая до второго размера, начала в последние годы обвисать. На собственные ягодицы она как-то не засматривалась, но если вот этот мужик сказал, что их не плохо бы подтянуть, значит, подобные мысли могут появиться и у её любовников. На мнение Гассерта ей было начхать, а вот перед Сереженькой нужно предстать во всей красе.

– Двадцать процентов и на сиськи, и на жопу? – уточнила.

– Да, – кивнул врач, – и на грудь и на ягодицы. Все будет сделано в один день и вам не придется лишний раз подвергаться наркозу.

– Сколько? – решила расставить все точки над «ё».

Врач назвал сумму.

– Это без скидки?

– Нет. С учетом скидки, – хирург снова усмехнулся, подумав, что пациентка торгуется, как базарная баба. Впрочем, это его работа, а деньги, как всем известно, не пахнут.

– Мне нужно позвонить, – Мстислава не собиралась оплачивать ничего из своего кармана.

– Пожалуйста, – врач встал и отошел к окну.

– Лёшик, – ворковала в трубку Мстя, – возникли непредвиденные расходы. Переведи деньги на счет клиники.

– Сколько? – поинтересовался Алексей Викторович Гассерт. – И когда?

– Думаю, что сегодня, – Мстислава вопросительно посмотрела на хирурга, который согласно кивнул. Озвучила сумму транша.

– Хорошо, – голос Гассерта оставался все таким-же бесстрастным, – надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Ты будешь доволен! – сочилась елеем Мстя. Нажала клавишу отбоя и уставилась на врача:

– Деньги поступят в течение дня.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул. – Сейчас придут мои коллеги и осмотрят предстоящий объем работы.

– Как? – удивилась. – Я думала, что оперировать будете вы!

– Я обеспечу подтяжку, – успокоил. – А мои коллеги займутся каждый своей частью дела.

– Или тела, – пробормотала Мстислава. – Вот уж не думала, что у вас такое разделение труда.

– По-другому и быть не может! – обрадовал врач.

***

Утром следующего дня Мстиславу уложили на каталку и повезли в операционную.

Возражать против того, что с нею обходятся, как с инвалидом, рассказывать, что вполне способна добраться до операционной на своих ногах, Звездинская не стала.

Еще час назад ей дали выпить какую-то микстуру, сказав, что это лёгкое успокоительное, но она все продолжала нервничать, сама не понимая почему.

Все тело и лицо были расчерчены кругами, дугами и линиями, словно её собрались перекраивать.

Вздохнула, почувствовав, как в вену вонзилась игла шприца с препаратом общей анестезии.

– Ну все, глубушка, – лицо хирурга было словно в мареве, – завтра вы у нас будете хороши пуще прежнего.

Мстиславе казалось, будто её раскручивают в каком-то водовороте, на одном из витков которого она вылетела в неведомое пространство и лишилась чувств.

Дикая боль разрывала на кусочки лицо и тело.

Мстислава чувствовала, что её лицо забинтовано. Оставались открытыми только небольшая часть рта, щелочки глаз и ноздри. Все остальное не чувствовалось, а превратилось в огромный горящий пласт боли.

Грудь, так же спрятанная под повязкой, вызвала в воспаленном, еще не освободившемся от наркоза, мозгу мысль о том, что с неё срезали соски. Срезали и выбросили за ненадобностью. Потому как она никому, никогда, ни за что не позволит впредь прикоснуться к этим двум комкам боли, называемым раньше женской грудью.