В отличие от него, у меня все сложилось социально и общественно правильно. Вышла замуж за первую любовь. Родила сына. Окончила университет. Не работаю. Трачу заработанные мужем деньги на различную благотворительность. Так правильно, что противно! Это ответ на вопрос, который вы хотите мне задать. Да, мы с братом общались мало, если не сказать хуже. Разные мы. Вот и весь ответ. Всю жизнь по-доброму завидовала тем, у которых близкие отношения с родственниками, а не протокольные. Чужими нас с братом тоже назвать нельзя. Так, среднестатистические родственные отношения, без фанатизма.

Но вот Алексей умер. В груди сжалось сердце от невысказанной боли. За последнее это его обычное состояние. Еще и такие прямые намеки на мое участие в его гибели. Мне одной никогда из этого дерьма не выкарабкаться.

– Я здесь.

Матвей смотрел прямо в глаза и был, как никогда, серьезен. Я поймала себя на мысли, что обожаю этого урода. При определенных обстоятельствах наши приоритеты меняются, а с ними преобразуются и представления о прекрасном. Я схватила гниющие, кровавые щеки чучела, как будто это были щечки маленького, пухленького ребенка, и стала трясти их, мурлыкая:

– Ах ты мой красавчик! Мой богатырь! Мой ум, честь и лысая совесть!

Ну что взять с дуры, живущей в другом мире, всего полтора дня? К новым правилам еще не привыкла. А от человеческих замашек еще не отвыкла. Словом, ни то ни се! Ее брата хоронят, а она хватает чужую изможденную душу взрослого мужика и нянькает ее, как ребенка. Не то издевается над ней. Не то глумится над собой. Сумасшедшая! Что с меня взять?

– Совершенно верно! – Мотя вырвался из цепких пальцев и добавил: – Мудрость приходит с годами, а к тебе годы приходят одни!

Ну, разве не гад? Гад, но прав! Одни годы, без, как ее там, мудрости. А где ей было взяться, мудрости этой? Папа оградил меня ото всех житейских проблем. Ну, почти ото всех! Во всяком случае от основной. Работать не умею, да и не хочу. Деньги тратить не умею. Страх из детства преследует, как хроническая болезнь. Кто выжил в девяностые и ничего не смог украсть, те меня поймут. Много потратила или мало? А хватит ли, если… Я человек увлекающийся. Могу купить что-то лишнее, а завтра об этом пожалеть. Единственное, на что мне никогда не жалко денег, – это на красоту! Картины, кувшины, ковры, статуэтки и все ручной работы. Как идиотка, пру из всех поездок весь этот ручной и дорогой хлам. Последний раз, возвращаясь с отдыха, приперла домой серебряный кальян ручной работы. Если бы вы знали, какой он тяжелый! Курить не люблю. А вот как это делают другие, могу смотреть часами! В мозгах происходит что-то запретное, интимное и притягательное. Как в детстве, когда мы с подругой тайком брали отцовский двадцатикратный бинокль и секретными ходами вылезали на крышу девятиэтажного дома. Мы обожали разглядывать светящиеся окна. Там была чужая и другая жизнь. И чем больше нам говорили, что это плохо, тем чаще мы это делали. Ну где здесь жизненный опыт? Купить то, что тебе не нужно? Прав!

Матвей прав! Потому и не обидно!

– Хоть одна умная мысль за утро! – напомнил о себе мой друг.

– Мотя, я устала! Болит голова. Ведро хоть и пустое было, но пластиковое. Да и бросок у бабки поставленный. Видно, по нескольку раз в день мусор выносит, – заныла я, почесывая свою лысину. – Давай присядем и отдохнем!

Мы отошли в сторону от помойки и сели на вкопанные шины. Неотъемлемый декор дворового интерьера.

– Ты не совершала это убийство! Значит, был кто-то третий, кто знал про встречу, – начал Мотя.

– Папа знал! Но не думаешь ли ты?

– Нет, вряд ли! Хотя…

– А как же девушка? Та, которая осталась с машиной? Денис думал, что встреча состоится вечером. А она была с Алексеем. Денис не знал про наследство, если оно вообще существует. А вот девушка могла и знать. Но зачем ей убивать, ведь так она совсем ничего не получит? А с богатого плейбоя можно много чего поиметь.

– А с чего ты взяла, что наследство – деньги? Долги тоже могут переходить по наследству. – Он явно начинал действовать мне на нервы.

– Ну нет! Потерять тело, выпасть из реальной жизни, похоронить брата, остаться лысой, голой и шариться в ином мире за ручку с плесневелым уродом, и все это за чьи-то долги? – не унималась я.

– А за деньги и бриллианты? – дразнил Мотя.

– Во всяком случае оплачу свой моральный ущерб!

Ему доставляло удовольствие злить меня. Он просто любовался мной.

– Ты специально меня злишь? – напрямую спросила я.

– Да, а что, не заметно?

– Гад! Гад! Гад!

– На тебя так приятно смотреть! Что-то давно забытое, земное, бурлящее. Здесь никто и никогда не просит оплаты морального ущерба.

Ой! Совсем забыла, где я!

– Я не громко говорила? Как ты думаешь, там все слышали? – спросила я Мотю, многозначительно ткнув пальцем в небо. – Вдруг услышали и уменьшат срок или совсем передумают возвращать?

Я перепугалась не на шутку.

– И не мечтай! Гастроли твоего цирка не сократят ни на день! Но и большего не дадут! А если не начнем действовать, цирк вернется без тебя. Клоуны везде нужны! – Он еле сдерживался от смеха.

– Убедил. Я – одно большое ухо! С чего начнем, шеф? – Лавры доктора Ватсона всегда не давали мне покоя.

– С того, с чего начинают французы – с женщины!

– Ты меня пугаешь?

– Расслабься и дыши ровно! Это всего лишь поиски женщины. Шерше ля фам! Вспомни, как выглядела спутница Алексея. – Мотя взял в свои руки руководство расследованием.

– Брюнетка с длинными волосами в черных очках. Резкие духи, почти мужские. Дорогие. Черный обтягивающий брючный костюм средней руки. Рост 173–175 см. Немного полновата, но это ее не портит. Большая грудь и широкий зад. Голос мягкий, низкий и приятный. Вежлива и молчалива. Это был не самый плохой экземпляр для брата. И, самое главное, молода очень. Лет эдак от восемнадцати до двадцати двух.

– Ты долго с ней общалась?

– Минут пять.

– И заметила, как пошит костюм? – удивился он.

– Это вы, мужчины, ничего вокруг себя не замечаете. Для вас это мелочи. Вам масштабы подавай! Если войны, то мировые! Если катастрофы, то вселенские! А женщина – существо компактное, мобильное и соревновательное. Для нее встреча с особью своего пола все равно что выход на старт. Вечная борьба, и покой только снится. Оценивается все, включая походку и взгляд, – отрапортовала я.

– А у нее какая походка и взгляд?

– Походка твердая, уверенная. А взгляд… Не помню. У нее черные очки были.

– Значит, лица ты не видела?

– Нет.

– А особые приметы? Шрам, родинка, усы… – Матвей не мог без шуток, даже в серьезных делах.

– Она девушка, а не урод, каких здесь много!

– Ладно, ладно!

– А родинка у нее была! На левой груди! И не смейся! Я сама видела. Ее огромная, красивая грудь просто вываливалась из глубокого декольте черного пиджака. Не заметить нельзя было!

– Да!.. Серьезная примета! – Сарказма ему было не занимать.

– Не скажи! Женская грудь – визитная карточка женщины, а не только объект мужского вожделения.

– Или женской зависти! – добавил он. – А куда хотели отправить машину?

– Не знаю!

– Нам необходимо узнать, кто эта женщина и куда отправили машину. Я, так же как и ты, не склонен подозревать твоего папу. Терпеть тебя всю жизнь, а потом вот так, без пыток взять и убить?

– Спасибо! Папа говорил, что я бесценна! – грустно сказала я.

– Тогда точно не он! – издевался Мотя.

Он взял палку и на песке написал:

Девушка

Наследство

Машина

Потом все зачеркнул и написал заново:

Наследство

Машина

Девушка

В это время с похорон возвращалась бабка с пластиковым пустым ведром. И как раз перед ее носом взмыла в воздух палка и стала на земле «пророчества» писать. Уткнувшись носом в песок и в свои проблемы, мы ее не заметили. А когда увидели, то было уже поздно. Бабуля бросила ведро и стала креститься обеими руками одновременно, не забывая одним подслеповатым глазом читать написанное.