— Ну вот, и ничего сложного, — Амос тронул пальцем защитное поле над контейнерами, покрытыми серебристой фольгой. — Вот ирренций, вот ипрон, вот кеззий.

«Все четыреста килограммов,» — Гедимин с довольной ухмылкой отключил анализатор. Ирренций собрать было проще всего — что не попало в дробилку вместе с другими обломками, то извлекла из микроскопических ниш мея. Когда крошево, оставшееся от реактора, уменьшилось в объёме и перестало светиться, а сольвент, залитый в него, уже не багровел и не переключался на поиск радиоактивных веществ, из обломков выделили кеззий и ипрон, а потом и серебро — остатки флии. На дне большого контейнера ещё оставался осадок, в котором равномерно перемешался раскрошенный рилкар, обсидиан и соединения бора. Амос собирался заливать его сольвентом, пока всё полезное не будет извлечено.

— Хорошо, — Гедимин благодарно кивнул филку; он хотел потрепать его по плечу, но вспомнил, что Амос этого не любит. — Трубки тоже готовы. Скоро соберу твэлы…

Амос, подняв голову, заглянул ему в глаза.

— Ты правда сделаешь новый реактор? После такого взрыва?

Гедимин пожал плечами.

— Надо доделать, раз взялся.

— А если опять взорвётся? — настороженно сощурился филк. — Может, они всегда так делают…

— Это бор, — Гедимин качнул головой. — Стал радиоактивным из-за поглощённых нейтронов. Создал микролинзу. Надо будет чаще менять раствор.

11 марта 27 года. Луна, кратер Пири, город Кларк — галактика Вендана, крейсер «Феникс»

Гедимин сгрузил у люка четвёртый контейнер (пятьдесят килограммов окиси ирренция в ящике, разделённом на двухсотграммовые ячейки) и остановился, переплетая три лямки в одну, но широкую.

— Ого! — Кенен, отступив на шаг, осмотрел контейнеры. — Это всё ирренций? Непохоже на пятнадцать килограмм.

— Это ириенский, — отозвался Гедимин, взяв за лямки верхний ящик и протянув Кенену. — Двести килограммов. Это понесёшь ты.

— Джед! — Кенен преувеличенно крякнул под весом ящика, но спорить не решился. — Ириенский? Ты же его для себя оставлял…

— Оставлю синтезированный. Он нужнее, — Гедимин взвалил на себя оставшиеся контейнеры. Кенен с сомнением покачал головой.

— Лиску такой обмен не понравится. Ириенский у него и так есть.

Гедимин ничего не ответил.

… - Реактор взорвался?! — Линкен, растерянно мигнув, убрал руку со спины Гедимина и виновато сощурился. — Маккензи, мартышка, почему молчал?! Твой реактор? Тот, который самый безопасный?

Гедимин угрюмо кивнул.

— Надо предупредить «Тория». Я не учёл одну вещь… — он повёл лопатками и поморщился. — Это ничего. Будут другие опыты.

— М-да, — Линкен по привычке потёр шлем вместо шрама. — Это всё ирренций… Всё-таки бомбы из него получаются лучше. Уверен, что стоит вообще делать этот реактор? Вон, hasulesh отказались, в Миане ирренций запретили…

Гедимин сузил глаза.

— Его можно сделать. Тогда, в «Гекате», я придумал, как. Если бы не грёбаный сканер… — он прижал пальцы к занывшему виску. Линкен осторожно погладил его по плечу.

— Хотел бы я тебе помочь!.. Двадцать четыре килограмма плутония — всё, что у меня есть. Ракет мне пока хватит, следующую выгрузку, если надо, оставь себе. И от «Тория» есть сообщение — длинное, я не читал. Может, про реакторы?

…Отчёт об аварии борного реактора ушёл к Линкену, — тот обещал в ближайшие два часа выйти с «Торием» на связь. Гедимин, на секунду задержав дыхание, открыл письмо; отчего-то его одолевало давно забытое волнение.

«Для: Кецаль», — значилось в заголовке. «Есть такая схема. Проверить негде.» Дальше шли чертежи устройства размером чуть больше ЛИЭГа. Внутри в насыщенном растворе борной кислоты лежали ирренциевые шары в обсидиановых оболочках. Они были сложены в кольцеобразную ёмкость, внутри которой вращался ротор. Шары были невелики; всего в устройстве было шесть килограммов ирренция. Гедимин посмотрел на расчётные показатели мощности и недоверчиво хмыкнул. «Странная штука,» — думал он. «Что-то мне в ней не нравится. Надо подумать…»

17 марта 27 года. Луна, кратер Пири, город Кларк

«Веста вне опасности!» — радостно сообщал верхний заголовок в ленте новостей. Гедимин хотел пролистнуть его, но на прилагаемой фотографии был очень знакомый корабль — «Бет», выкрашенный в серо-стальной цвет и снабжённый восьмиконечными звёздами по бортам. «Осколок Марса, приближающийся к Весте, неожиданно отклонился в сторону и, снизив скорость, перешёл на стабильную орбиту,» — сообщали из пояса астероидов. «Дрон-разведчик зафиксировал изменение траектории и его причину — атомный крейсер, сблизившийся с осколком и за счёт своей массы повлиявший на него. Командование Весты связалось с капитаном корабля и уговорило его сделать посадку и принять заслуженную награду.»

— Уговорило, — хмыкнул Иджес, заглянув в экран. — А то так и пролетел бы мимо.

Гедимин смотрел на фотографию, сделанную на Весте, — восемь человек в серых скафандрах у главного шлюза «Елизаветы». Лицевые щитки бликовали, и глаза было не разглядеть, — сармат мог только предположить, что Василий, как капитан, носит на плечах особые полоски.

— Они вообще странные, — пробормотал он, сохраняя фотографию в памяти передатчика. — И Суханов, и его команда. Значит, они на Весте…

— И спасают планеты от астероидов, — ухмыльнулся Иджес. — Жаль, подробно не расписан манёвр. У макак чаще принято раздалбывать эти булыжники. А тут — ловко отклонили и вывели на орбиту…

В наушниках задребезжало. Гедимин, уже размечтавшийся о спуске в реакторный отсек, сердито сощурился.

— Иджес, ты займись щитом управления… — начал он, но ехидный смешок Кенена прервал фразу на середине.

— Тески, не время залезать в норы! Вас обоих ждут на космодроме. Идите в рубку, сегодня будет особое задание.

У капитанской рубки сарматы переглянулись. Иджес досадливо поморщился. «Уж лучше бы реактор!» — жестами сказал он. Гедимин кивнул.

— Считается, что тески любят работать, — хмыкнул Кенен, посмотрев на вошедших сарматов. — Ни разу не видел, чтобы кто-то из вас пришёл на вызов, светясь от счастья — «Ура, нашлась работа!» Особенно кривая физиономия получается у тебя, Джед. Ну что поделать? Ты нанялся на ремонтную базу, а не в ядерный институт.

Передатчики на руках сарматов негромко пискнули.

— Особая работа, парни, — сказал Кенен, присаживаясь в кресло и откидываясь на спинку. — Ренцо Фьори взялся за новое дело — открыл гостиницу. Верхние этажи третьего терминала, отличный вид на космодром и северные горы. Помещения раньше были служебными. Идите туда, парни, и доведите их до ума. Водопровод, электричество, лифты, — всё надо проверить. Гостиница должна работать, как реактор Айзека после общения с Джедом!

Сарматы переглянулись.

— Обычная проверка коммуникаций? — недоверчиво переспросил Гедимин. — И для этого нужны мы?

— Вы — лучшие, — ухмыльнулся Кенен. — А Ренцо — мой друг. Не могу же я послать ему кого попало!

…На верхних этажах третьего терминала были высокие потолки и широкие коридоры. Это немного успокоило недовольного Гедимина. Поднимаясь на лифте, он нашёл пару недоработок, но при виде вскрытых стенных панелей довольно кивнул — коммуникации были проложены неидеально, но для «мартышечьего» здания — вполне пристойно.

Кенен не обманул — космодром отлично просматривался из каждого широкого окна, а для тех, кого пугают лунные пейзажи, были встроены в стены целые наборы выдвижных панелей из фэнрила. Иджес, проверяя их работу, задержался на одном из «живых» пейзажей, фыркнул и оглянулся на Гедимина.

— Смотри, вид на Сатурн с Энцелада!

— Угу, — буркнул сармат, подняв взгляд на картину. Вид громадного Сатурна над горизонтом напомнил ему Фебу, — как будто вчера они с Хольгером выбирались на тёмно-красное дно кратера Ясона и смотрели на чёрное небо. Сармат почувствовал на секунду цепенящий холод метанового льда и невольно отдёрнул руку, хотя сейчас под его пальцами были отключённые тепловые панели, а не поверхность Фебы.