18 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро

За дверью послышался смешок.

— Ну что, Юпанки, испортили твою работу? Да-а, испортили!

Сармат перевернулся на другой бок. Электричество в комнате по-прежнему не включали — видимо, опасались добить пленника… а может, вышел из строя генератор — Гедимин бы этому не удивился. За прошедшие дни регенерация справилась со всеми ссадинами и кровоподтёками, и распухшие пальцы после вправления вывихов приобрели прежнюю форму. Сармат пошевелил ими, посмотрел на окошко и ухмыльнулся.

…Он проснулся от плеска и сырости — кто-то плеснул ему на плечо красную жидкость. Машинально сунув в неё палец и лизнув его, Гедимин почувствовал солоноватый вкус. Подсоленная вода, пусть даже с какой-то органикой, цветом неприятно напоминающей человечью кровь, была ему сейчас кстати, и он слизал всё до капли.

За окошком шуршали, шелестели упаковками и вполголоса переговаривались — как понял Гедимин, Юпанки принёс «с воли» какую-то особенную еду, и часть недоеденного перепала сармату. Вскоре в окошко влетел огрызок. Гедимин, подобрав, обнюхал его, потом попробовал; странное вещество едва не склеило ему челюсти, но сармат с ним всё же справился и получил, кроме соли, порцию глюкозы. Охранники заглядывали по очереди в окошко, смеялись, иногда что-то выкрикивали. Сармат, поняв, что больше ничего ему не дадут, снова лёг. Он не вслушивался в разговор, пока среди фраз не мелькнуло слово «Лос-Аламос».

— Так значит, ты сам мог бы чертежи проверять? — спросил, жуя, один из охранников. — А что не предложил? Торрегроса заплатил бы.

— Да ну! — недовольно отозвался Юпанки — его голос Гедимин уже научился отличать. — Какие проверки?! Меня призвали с первого курса, я даже понюхать не успел того реактора.

— Обратно пойдёшь? — спросил охранник; теперь он дожевал, и его речь стала более внятной. — С полугода, наверное, не зачислят, придётся сначала…

— Да куда?! — Юпанки, подойдя к окошку, швырнул в камеру ещё один огрызок и выплеснул красную жидкость. До Гедимина ничего не долетело, и он протянул руку к лужице, разлившейся на полу. Жидкость была та же самая, огрызок — практически безвкусный.

— Нечего там делать с моей контузией. Я сейчас дважды два не сосчитаю, а ты — физика…

Гедимин мигнул. «Реактор? Физика? Первый курс? Эта «макака» училась в Лос-Аламосе?! Мать моя пробирка…»

— А ты правда навахо? — продолжал расспросы скучающий напарник; шуршание стало тише — еда у охранников кончилась, и они прятали под экзоскелет «запретные» упаковки. Гедимин невольно усмехнулся. «Чем им не нравятся здешние пайки? Я бы съел.»

— Дурак! — отозвался Юпанки. — Я ж тебе сказал, откуда приехал. Какие там навахо?! Иди, мусор выкини. Только тихо.

Из коридора донёсся приглушённый стук и лязг — экзоскелетчик очень старался ступать тихо, но раздолбанный «Гарм» всё равно грохотал на всё здание. В другое время Гедимин скривился бы и, возможно, сказал бы вслух что-нибудь о криворуких бабуинах, но сейчас его занимало не это. Он рывком поднялся на ноги и, подойдя к двери, ударил кулаком по створке.

— Эй, Юпанки! Ты меня слышишь?

Он ждал, что в окошко высунут станнер, но в проёме показалась только ухмыляющаяся рожа, наполовину закрытая респиратором.

— Хватит с тебя, слизь. Ты ещё пол не вылизал.

— Ты правда учился в Лос-Аламосе? — спросил Гедимин, пропустив всё мимо ушей.

Он ожидал любого ответа — но мгновенно исчезнувшее из окошка лицо, мелькнувший станнер и оглушающий разряд оказались для него внезапными. «Всегда путался в их традициях,» — с сожалением подумал сармат, бессильно подёргиваясь и глядя сквозь туман на открытую дверь и силуэт «Гарма», заслонивший проём. Охранник подошёл к распластанному телу и наступил на низ живота, больно смяв плоть, не защищённую ни костью, ни мышцами.

— Ни слова про Лос-Аламос, ты, гора слизи, — прорычал он, глядя сверху на изумлённо мигающего сармата. Из коридора донёсся испуганный вскрик, затем по обшивке экзоскелета застучали.

— Эй, Диего! Брось его! Ты что, забыл? Пока нельзя!

Юпанки, пнув напоследок неподвижное тело, вышел за дверь. Окошко осталось открытым. Гедимин, дожидаясь, когда дёргающиеся невпопад мышцы снова начнут подчиняться командам мозга, слушал сердитое бормотание из коридора и щурился в потолок. «Вот на кой «макаку» взяли в Лос-Аламос? Там что, спецкурс по пыткам?»

23 января 29 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, город Сокорро, космодром Хуарес

С утра в коридоре загрохотали бронированные «копыта», затрещали разряды станнеров, кто-то хрипло гаркал, выкрикивая команды. Гедимин поднялся, подошёл к двери, попытался выглянуть наружу, но окошко с той стороны загородил спиной охранник.

— Вывести! — рявкнул невидимый командир.

Дверь открылась. Двое в тяжёлых экзоскелетах подошли к Гедимину. Один надел ему две пары браслетов на лодыжки, второй заломил ему руки за голову и скрепил запястья магнитными наручниками с зазором сантиметров в десять.

— Внимание! — донеслось из коридора.

Гедимина вывели. Снаружи его ждала ещё одна пара тяжёлых экзоскелетов. Третий присоединился к ним за поворотом. Гедимин увидел на его груди полустёртое изображение орла и удивлённо мигнул — сегодня сармата вели не в кабинет Торрегросы, наоборот, сам капитан собрался куда-то вместе с ним.

— В глайдер, — отрывисто скомандовал он. — Четверо на борт!

Бронированный торец фургона откинулся им под ноги, превратившись в не слишком удобный трап. Гедимина со всех сторон зажали экзоскелеты, вцепившись в него всеми захватами. Сармат откинулся назад, нашёл опору для локтей и повис, прикрыв глаза. Глайдер летел на «лучевом крыле», не слишком быстро, не набирая высоту, — пункт назначения находился где-то рядом с «тюрьмой».

Глайдер остановился — резко, будто ткнулся бампером в невидимое препятствие. Трап снова откинулся, в фургон хлынул ослепительный белый свет, в лицо сармату ударил горячий пыльный ветер. «Нью-Кетцаль?!» — воспоминания, как выяснилось, ничуть не потускнели. «Где-то рядом?»

— На выход, пошли, пошли! — у трапа уже стоял, нетерпеливо покрикивая, Торрегроса. — Выводите его! Двое держат, двое рядом! Вперёд, вперёд!

Гедимина вывели. Отвыкнув от яркого света, он щурился и смотрел под ноги, на рыжеватую пыль, покрывающую тонким слоем каждый сантиметр светло-серого фрила. Чуть поодаль платформа, на которой они стояли, обрывалась, упираясь в полутораметровый уступ с цепочкой погасших светодиодов. За ней длинным языком выступала в пыльную равнину ещё одна. Всего Гедимин насчитал два десятка; были и другие, но сармат забыл о них, как только увидел у двадцатой платформы бронированный фургон. Пятеро в тяжёлых экзоскелетах обступили кого-то; Гедимин рассмотрел локоть, прикрытый серым рукавом, и широкий браслет магнитных наручников.

— Разверните его! — приказал Торрегроса. — Все вниз!

Они сошли с платформы на равнину, расчерченную припылившейся разметкой. Робот-уборщик тщетно пытался её подмести — ветер гонял пыль туда-сюда, заметая и очищенные поверхности, и самого робота, и его плохо изолированные микросхемы. Механизм уже потрескивал изнутри. Гедимин покосился на него с внезапной жалостью.

— Вы до сих пор не спросили, где вы, — заметил Торрегроса, остановившись рядом с сарматом. — Это космодром Хуарес. Не самый большой из космодромов Атлантиса, но, возможно, самый важный. Смотрите…

Маскировочное поле над пыльной равниной отключилось, и Гедимин изумлённо мигнул. Перед ним в полутора сотнях метров от платформы стоял сарматский «Цикло-Бет». Он был растянут на стапелях и частично замотан в защитные поля. В двухста метрах от него стоял ещё один корабль — крейсер «Бет». Гедимин успел насчитать ещё шесть кораблей, прежде чем Торрегроса зашёл с другой стороны и загородил обзор.

— Как вам нравится наш флот? — спросил он, с усмешкой глядя Гедимину в глаза. Кровь ударила сармату в лицо, на секунду закрыв всё вокруг алым туманом. «Ваш флот? Tzaathasulesh…» — он медленно выдохнул, стараясь не скрипеть зубами. «Никогда ни одна мартышка…»