– Ясно. Звучит неплохо.
– Верно. Таким образом, клиент защищен во время сна. Теперь вам должно быть ясно, что храм является самостоятельным акционерным обществом и не имеет отношения к вашей страховой компании; контракт между ней и храмом предусматривает только оплату наших услуг, мы не несем ответственности за управление вашим капиталом.
– Мистер Дафти, к чему вы клоните?
– Есть ли у вас какие-нибудь активы, кроме тех, что вы доверили «Главной страховой»?
Я задумался. Когда-то я владел автомашиной, но бог знает, где она теперь. Я снял все деньги со своего счета в Мохавском банке в самом начале моего запоя, а в тот день, закончившийся посещением Майлза, когда я отключился после укола наркотиком, у меня наличных было долларов тридцать-сорок. Не в моих правилах было копить добро, ну а книги, кой-какая одежда да логарифмическая линейка наверняка давно уже пропали.
– Нет, ничего нет. Даже автобусного билета в кармане не завалялось.
– Тогда – мне очень неприятно сообщить вам об этом – у вас не осталось ничего.
Я подождал, пока моя голова завершит круг и зайдет на аварийную посадку.
– Что вы имеете в виду? Некоторые акции, в которые я вложил деньги, сейчас в цене. Я сам видел. Вот тут ясно напечатано. – Я достал номер «Таймс», доставленный мне вместе с завтраком.
Он покачал головой:
– Очень сожалею, мистер Дэвис, но у вас нет никаких вкладов. «Главная страховая» разорилась.
Я почувствовал слабость – хорошо, что он заставил меня сесть.
– Как же это случилось? Из-за Паники?
– Нет-нет. Они разорились в результате краха группы «Мэнникс»… Вы, конечно, не можете этого знать. Все произошло уже после Паники, но, конечно, под ее влиянием. «Главная страховая» устояла бы, если бы ее регулярно не обирали… потрошили… доили звучит слишком вульгарно. Если бы это было обычным хищением, что-то, может, и удалось бы спасти. Но это было не так. И когда все раскрылось, от компании осталась только пустая оболочка. А люди, виновные в крахе, оказались вне экстрадиции. Гм, может, вас утешит, что при наших нынешних законах такое вряд ли случится.
Нет, меня его сообщение не утешило. Кроме того, я не разделял его уверенности. Мой старик утверждал, что чем запутанней закон, тем больше возможностей для всяких мерзавцев. А еще он говаривал, что мудрый человек должен быть готов в любое время бросить свой багаж. Интересно, сколько раз мне придется оставаться на бобах, чтобы прослыть мудрым?
– Мистер Дафти, любопытства ради хотел спросить у вас, как поживает «Взаимная гарантия»?
– Компания «Взаимная гарантия»? Прекрасная фирма. Им, как и всем, досталось во время Паники. Но они выстояли. Может, у вас есть их полис?
– Нет.
Не было смысла пускаться в долгие объяснения. Не мог же я надеяться на «Взаимную» – ведь условия контракта мною не соблюдены. И «Главную» я не могу привлечь к суду – какой смысл возбуждать дело против обанкротившегося трупа?
Я мог бы подать в суд на Белл и Майлза, если они еще живы. Но так поступать – себя дураком выставить: доказательств-то у меня нет!
К тому же с Белл я не хотел судиться. Лучше взять тупую иглу и вытатуировать ей по всему телу: «Насквозь лжива и безнравственна». Потом я разобрался бы с ней за то, что она сделала с Питом. Я еще не придумал наказания за такое преступление, как это.
Тут я вспомнил, что Майлз и Белл собирались продать нашу «Горничную, инкорпорейтед» именно группе «Мэнникс», из-за чего они меня и вывели из игры.
– Мистер Дафти, вы уверены, что от «Мэнникса» ничего не осталось? Разве не им принадлежит компания под названием «Горничная»?
– «Горничная»? Вы имеете в виду фирму, производящую бытовую технику?
– Да, именно ее.
– Навряд ли. То есть совершенно точно – такого быть не может, потому что империя «Мэнникс» как таковая больше не существует. Конечно, я не берусь утверждать, что «Горничная» не имела никакого отношения к группе «Мэнникс». Но скорей всего, между ними вообще не было деловых контактов, а если и были, то незначительные; во всяком случае, я об этом не слышал.
Я прекратил расспросы. Меня вполне устраивало, если Майлз и Белл прогорели вместе с «Мэнниксом». Но с другой стороны, если «Горничная, инкорпорейтед» принадлежала группе «Мэнникс», то крах фирмы ударил так же сильно и по Рикки. Я не хотел, чтобы Рикки пострадала, а все остальное меня мало беспокоило.
Я поднялся:
– Что ж, благодарю вас за проявленную чуткость, мистер Дафти. Пойду, пожалуй.
– Не спешите, мистер Дэвис… Наша организация считает себя ответственной перед нашими клиентами не только за выполнение буквы контракта. Полагаю, вы догадываетесь, что ваш случай не первый. Наш совет директоров предоставил в мое распоряжение дискреционный фонд для вспомоществования клиентам, оставшимся без средств. Деньги, отпущенные…
– Никакой благотворительности, мистер Дафти. Но все равно спасибо.
– Это не благотворительность, мистер Дэвис. Кредит. Если хотите, условный кредит. Поверьте, на таких кредитах мы ничего не теряем… и нам не хотелось бы, чтобы вы вышли отсюда с пустыми карманами.
Я взвесил его предложение еще раз. С одной стороны, мне не на что было даже подстричься, а с другой, брать взаймы – все равно что плыть с камнем на шее, к тому же небольшую ссуду вернуть сложнее, чем миллион.
– Мистер Дафти, – медленно начал я, – доктор Альбрехт говорил, что по контракту мне полагается еще четыре дня… с предоставлением койки и похлебки.
– Думаю, вы правы, но мне надо свериться с вашей карточкой. Мы не выгоняем людей на улицу даже по истечении срока действия контракта, если они не готовы покинуть храм.
– Я в этом и не сомневался. А сколько стоит комната, куда я был помещен, если считать ее больничной палатой, и питание?
– Гм… Но мы не сдаем комнаты внаем. И у нас не больница – мы просто создаем клиентам условия для реабилитации.
– Да-да, конечно. Но у вас должны быть какие-то расценки, хотя бы для учета затрат.
– И да и нет. Существующие расценки приняты на иной основе. Они составлены с учетом накладных и амортизационных расходов, расходов на обслуживание, диетическое питание, оплату персонала и так далее. Думаю, я мог бы прикинуть смету.
– Нет-нет, не беспокойтесь. Ну а сколько, скажем, может стоить такая же палата и питание в больнице?
– Это, правда, не совсем по моей части. Хотя… Ну, пожалуй, долларов сто в день.
– У меня не использовано четыре дня. Можете ссудить мне четыре сотни?
Он не ответил, но сообщил что-то цифровым кодом своему механическому помощнику. Тут же восемь пятидесятидолларовых бумажек легли мне в руку.
– Спасибо, – искренне поблагодарил я его и засунул деньги в карман. – Будь я проклят, если вскорости не верну долг. Обычные шесть процентов, или теперь берут больше?
Он покачал головой:
– Это не заем. Как вы и просили, я выплатил вам разницу за неиспользованный срок пребывания.
– Ах так? Послушайте, мистер Дафти, у меня в мыслях не было давить на вас… Конечно, я собираюсь…
– Прошу вас. Мой помощник уже зарегистрировал выдачу денег. Или вы хотите, чтобы у наших аудиторов попусту голова болела из-за каких-то четырехсот долларов? Я готов был одолжить вам намного больше.
– Ладно, больше не спорю. Скажите, мистер Дафти, а как по нынешним временам, четыреста долларов – много это или мало? Какие сейчас цены?
– Трудно сказать.
– Ну хотя бы приблизительно. Сколько стоит пообедать?
– Стоимость питания не так уж высока. За десять долларов вы можете получить вполне приличный обед, если позаботиться выбрать ресторан с умеренными ценами.
Я поблагодарил мистера Дафти и вышел из конторы с чувством признательности этому человеку. Он напомнил мне нашего армейского казначея. Казначеи бывают только двух видов: первые тычут в параграф инструкции, где сказано, что вы не можете получить и того, что вам полагается; вторые же будут рыться в инструкциях до тех пор, пока не найдут параграф, в соответствии с которым вам причитается даже то, чего вы не заслужили.
