– Очень сырая формулировка, сынок. Я бы сказал, это результат подсознательного осмысления данных, о наличии которых ты даже не подозреваешь.

– Черная кошка в темном угольном погребе в полночь. У тебя не было вообще никаких данных. И не пытайся меня уверить, что твое подсознание обрабатывает информацию, которую ты получишь только на следующей неделе.

– Ха, но данные-то у меня как раз были!

– Как это?

– Ты помнишь последнюю процедуру, которой подвергается кандидат перед зачислением в наш Отдел?

– Личное собеседование с тобой.

– Нет, не то.

– А! Гипноанализ! – Я забыл об этом по той простой причине, что объект и не должен помнить сеанс гипноанализа. Его проводят во сне, когда вы этого не ожидаете, и вы благополучно спите всю процедуру. – Ты хочешь сказать, что знал что-то о Мэри еще тогда? Значит, это не предчувствие?

– Тоже неверно. Тогда я получил очень мало данных – в памяти Мэри стоит очень сильная защита. Кроме того, я успел забыть то немногое, что удалось узнать. Но я сразу понял, что Мэри должна быть на этом задании. Позже я прослушал пленку с ее гипноинтервью еще раз и только тогда понял, что она может знать гораздо больше. Первая попытка ничего не дала. Но я уже не сомневался, что Мэри сможет рассказать что-то еще.

Я задумался.

– Веселую жизнь ты ей устроил, чтобы добраться до этой информации.

– Ничего другого мне не оставалось. Извини.

– Ладно, проехали. – Я помолчал, затем спросил: – Слушай, а что было в моем гипноинтервью?

– Это был неправильный вопрос.

– Чушь!

– И я не мог бы тебе рассказать, даже если бы захотел. Я его просто не слушал, сынок.

– Как это?

– Распорядился, чтобы пленку прослушал мой заместитель. Он сказал, что для меня там нет ничего интересного. Я и не стал слушать.

– Даже так? Что ж, спасибо.

Он только хмыкнул в ответ, но я вдруг почувствовал, что мы стали ближе, чем были долгое время. Мы с ним вечно ставим друг друга в неловкое положение.

Паразиты на Венере умерли от какой-то болезни, которую они там подцепили, – в этом, по крайней мере, мы почти не сомневались. Поначалу Старик рассчитывал вытащить из летающей тарелки тех людей, что плавали в анабиотических контейнерах, оживить их и допросить, но теперь мы вряд ли могли надеяться, что быстро получим подтверждение: пока Старик рассказывал мне о Мэри, из Пасс-Кристиана сообщили, что Рекстон все-таки приказал сбросить бомбу на летающую тарелку, чтобы она не досталась титанцам. И другого случая получить информацию из первых рук у нас, видимо, не будет.

Что ж, тот шанс был упущен, так что ответы оставалось искать только у Мэри. Если какая-то инфекция, специфичная для Венеры, оказалась фатальной для слизняков, но несмертельной для людей – Мэри, во всяком случае, выжила, – тогда нам оставалось проверить их все и определить, что это за болезнь. Хорошенькое дело! Все равно что проверить каждую песчинку на пляже, чтобы отыскать единственную с квадратными гранями.

Дело упрощалось тем, что не нужно было проверять венерианские болезни, которые, как известно, смертельны для землян. Возможно, искомая зараза была из их числа, но тогда это не имело для нас значения: с тем же успехом мы могли бы использовать оспу. Однако список венерианских болезней, которые не смертельны для человека, а вызывают только легкое недомогание, просто огромен. С точки зрения венерианских микробов мы, видимо, не слишком съедобны. Если, конечно, у них есть точка зрения, в чем я лично сомневаюсь, что бы там ни говорил доктор Макилвейн.

Проблема осложнялась тем, что на Земле хранилось весьма ограниченное число живых культур болезнетворных микроорганизмов Венеры, то есть песчинки, которую мы искали, возможно, и не было на этом пляже. Безусловно, упущение можно было поправить – но лет этак за сто дополнительных исследований и изысканий на чужой планете.

А тем временем приближались холода. Режим «Загар» не мог держаться вечно.

Оставалось искать ответ там, где, ученые надеялись, его можно найти: в памяти Мэри. Мне это совсем не нравилось, но поделать я ничего не мог. Сама Мэри, похоже, не знала, зачем ее вновь и вновь погружают в гипнотический транс, или просто не хотела об этом говорить. Вела она себя достаточно спокойно, но усталость чувствовалась: круги под глазами и все такое. В конце концов я не выдержал и сказал Старику, что это пора прекращать.

– Ты же сам все прекрасно понимаешь, сынок, – тихо сказал он.

– Черта с два! Если вы до сих пор не нашли того, что искали, то и не найдете уже.

– А тебе известно, сколько требуется времени, чтобы проверить все воспоминания человека, даже если ограничиться каким-то отдельным периодом? Ровно столько же, сколько этот период длился! То, что мы ищем – если у нее вообще есть нужная нам информация, – может оказаться каким-то едва уловимым штрихом ее воспоминаний.

– Вот именно, «если есть»! – повторил я. – Вы сами в этом не уверены. Знаешь что?.. Если у Мэри из-за этого случится выкидыш, я тебе своими руками шею сверну.

– Если мы ничего не добьемся, – сказал он спокойно, – ты сам пожалеешь, если ребенок родится. Или ты хочешь плодить детей, чтобы они становились носителями для титанцев?

Я закусил губу.

– Почему ты оставил меня на базе, а не отправил в Россию?

– Ты нужен мне здесь, рядом с Мэри, чтобы утешать ее и успокаивать, а ты ведешь себя как испорченный ребенок. И, кроме того, лететь в Россию уже не нужно.

– Как это? Что случилось? Кто-то из агентов раздобыл информацию?

Он поднялся и пошел к двери.

– Если бы ты, как положено взрослому человеку, хоть изредка интересовался новостями, ты бы и сам все давно понял.

– Что ты имеешь в виду? – крикнул я ему вслед, но он молча вышел за дверь.

Я поспешил ознакомиться с текущей обстановкой. Ежедневные новости всегда выпадают из узкой сферы моих интересов, – на мой вкус, это пустая жвачка для глаз и ушей, чепуха, которая застит нам горизонт, отрава так называемой цивилизации и погибель для серьезного мышления в придачу. Но я и в самом деле иногда пропускаю важные события.

Оказалось, что на этот раз я прозевал сообщение об охватившей целый континент азиатской чуме: главную… нет, пожалуй, вторую по значимости сенсацию века. Первую эпидемию континентального масштаба со времен Черной смерти в семнадцатом веке.

Новость не укладывались в голове. Допускаю, что коммунисты – сумасшедшие. Но я достаточно долго прожил за железным занавесом, чтобы понимать: их система здравоохранения так же хороша, как наша, и даже в каком-то смысле лучше поставлена, потому что у них все делается в приказном порядке и без всяких глупостей. Чтобы в стране разразилась эпидемия, должно было случиться нашествие крыс, вшей, блох и прочих классических переносчиков заразы. А ведь комиссары даже Китай вычистили до такой степени, что тиф и бубонная чума проявлялись там лишь спорадическими вспышками в отдельных регионах, но никак не эпидемиями.

А сейчас оба заболевания стремительно распространились по всей территории Китая, России и Сибири. Ситуация зашла так далеко, что советская государственная машина сломалась и через космическую связь в ООН посыпались просьбы о помощи. Что же произошло?

Ответ напрашивался сам собой… Я посмотрел на Старика:

– Босс, слизняки проникли за железный занавес.

– Да.

– Ты догадался? Однако, черт, нам теперь нужно торопиться, а не то в долине Миссисипи будет то же, что и в Азии. Одна маленькая крыса – и…

Я вспомнил о времени, проведенном среди слизняков, – то, чего я изо всех сил избегаю, если это возможно. Титанцы совершенно не заботились о санитарии. Мой собственный хозяин ни разу не приказывал мне принять душ. И видимо, с тех пор как они отбросили маскарад, на территории от канадской границы до Нового Орлеана не мылся ни один человек. Вши… Блохи…

Старик вздохнул:

– Возможно, это лучший способ решить наши проблемы. Возможно, единственный.