Я знал, зачем прилетел. Нет, не из любопытства. Я хотел своими глазами увидеть, как подыхают паразиты, хотел увидеть их мертвыми, всех, и эта иссушающая душу ненависть пересиливала все другие чувства. Увидел. Достаточно увидел. Теперь мне хотелось только домой – отмыться и забыть.

Работа была нетяжелая, но монотонная и, в общем, не для слабонервных. Ни одного живого паразита я пока не встретил, зато видел множество мертвых. Прижег собаку, у которой, мне показалось, был горб, хотя, может быть, я и ошибся: высадились мы перед закатом и вскоре стало совсем темно.

Хуже всего были запахи. Те, кто сравнивает вонь от немытых, запаршивевших больных людей с вонью овечьего стада, просто ненавидят овец.

Я закончил проверку дома, покричал на всякий случай – вдруг кто откликнется – и вышел на улицу. Никого. Поскольку все слегли от лихорадки, люди на улицах нам почти не встречались. Но на этот раз я увидел человека – редкое исключение. Он шел на заплетающихся ногах прямо на меня, но его пустые глаза, похоже, ничего не замечали. Я крикнул: «Эй!»

Человек остановился.

– У меня есть как раз то, что тебе нужно, – сказал я. – Вытяни руку.

Он попытался меня ударить. Я легко увернулся, двинул его несильно по шее, и он повалился лицом вниз. На спине у него краснела сыпь: совсем недавно там сидел паразит. Я выбрал над почками место почище, воткнул инъектор и чуть наклонил, чтобы сломать головку ампулы. Они были заряжены под давлением, так что больше ничего не требовалось. Я даже не потрудился его выдергивать, а оставил торчать из спины.

На первом этаже следующего дома оказалось семеро больных, большинство из них в таком плохом состоянии, что я, не говоря ни слова, ввел каждому по дозе и пошел дальше. На втором этаже – то же самое.

На самом последнем – три пустые квартиры. Правда, чтобы убедиться в этом, в одной из них пришлось выжечь замок. В четвертой жили – если можно так сказать. На полу кухни лежала женщина с пробитой головой. Паразит все еще сидел у нее на плечах, но уже мертвый. Я не стал их трогать и пошел дальше по квартире.

В ванной комнате, в старинной чугунной ванне, сидел, уронив голову на грудь, мужчина средних лет со вскрытыми венами. Мне показалось, что он мертв, но, когда я наклонился, мужчина с трудом поднял голову и глухо произнес:

– Вы пришли слишком поздно. Я убил свою жену.

Или слишком рано, подумал я. Судя по тому, сколько крови натекло на дне ванны, по его серому лицу, пятью минутами позже было бы лучше. Я смотрел на него, не зная, стоит ли тратить ампулу. Но тут он едва слышно произнес:

– Моя дочь…

– У вас есть дочь? – громко спросил я. – Где она?

Веки его дрогнули, но он ничего не сказал и снова уронил голову на грудь. Я покричал ему в ухо, потом вдавил большой палец в его шею. Пульса не было. На всякий случай, уходя, я оказал ему последнюю любезность: выстрелил в затылок.

Его дочь, лет восьми или около того, я нашел в постели в одной из комнат, – если бы не болезнь, очень симпатичная девчушка. Она проснулась, заплакала и назвала меня «папочкой».

– Да, папочка здесь. Сейчас папочка тебя вылечит, – сказал я и ввел ей антитоксин в ногу.

Она даже не заметила укола.

Я уже собрался идти, но она попросила пить. Пришлось возвращаться в ванную. Когда я держал стакан у ее губ, пронзительно зазвонил мой телефон, и от неожиданности я пролил немного воды.

– Сынок, ты меня слышишь?

Я притронулся к аппарату связи на поясе и включил свой телефон.

– Да. Что случилось?

– Я сейчас в небольшом парке к северу от тебя. Нужна твоя помощь.

– Иду!

Поставив стакан, я двинулся к выходу, но в нерешительности остановился, затем вернулся. Нельзя же было оставить ее там, чтобы она проснулась и первым делом наткнулась в квартире на своих мертвых родителей. Я взял девочку на руки и отнес на второй этаж, зашел в первую попавшуюся квартиру и положил на диван. Люди в этой квартире сами лежали без движения, но ничего другого мне не оставалось.

– Скорее, сынок!

– Уже иду!

Я метнулся на улицу и, не тратя лишних слов, бросился бегом. Улица, назначенная отцу, шла параллельно моей и граничила с крохотным парком. Обогнув дом, я не заметил отца и пробежал мимо.

– Сюда, сынок. Я в машине!

Теперь я слышал его и в телефоне, и так, а обернувшись, увидел машину, большой летающий «кадиллак» вроде тех, что обычно использует Отдел. Внутри сидел человек, но в темноте трудно было разглядеть кто.

Я стал осторожно приближаться к машине, пока не услышал голос:

– Слава богу! Я уж думал, ты никогда не придешь.

Голос отца.

Забираясь в машину, я пригнулся, и вот тут-то он двинул меня по затылку.

Придя в себя, я обнаружил, что руки и ноги у меня связаны. Я полулежал во втором водительском сиденье, а Старик вел машину, сидя в первом. Руль на моей стороне был убран вверх. Когда до меня дошло, что мы в воздухе, я очнулся окончательно.

Старик повернулся ко мне и с улыбкой спросил:

– Ну как, уже лучше?

– Пожалуй, – ответил я, глядя на сидящего у него на плечах слизняка.

– Извини, что пришлось тебя оглушить. Выбора не было.

– Да, наверное.

– Придется пока оставить тебя связанным. Позже мы придумаем что-нибудь получше. – Он улыбнулся такой знакомой зловещей улыбкой, и меня поразило, до чего же сильно проглядывает личность Старика в каждом слове, которое произносит паразит.

Я не стал спрашивать, что означает «что-нибудь получше», – не хотел знать. Вместо этого я принялся проверять веревки, но Старик постарался на совесть, ничего не скажешь.

– Куда мы летим?

– На юг, – ответил он, что-то переключая на панели управления. – Далеко на юг. Дай мне минутку, я задам колымаге программу и тогда объясню тебе все наши планы. – Он повозился еще несколько секунд, затем удовлетворенно сказал: – Ну вот, этого ей хватит, пока не наберем тридцать тысяч.

Упоминание о такой большой высоте заставило меня еще раз взглянуть на приборную панель. Машина не просто походила на одну из машин Отдела, это и была одна из наших машин с форсированными движками.

– Где ты ее взял? – спросил я.

– Отдел на всякий случай припрятал ее в Джефферсон-Сити. Я проверил – и вот, ее действительно никто не нашел. Повезло, да?

У меня, конечно, на этот счет сложилось свое мнение, но я не стал спорить. Я по-прежнему пытался найти выход, хотя шансы вырисовывались от почти безнадежных до нулевых. Пистолет исчез. Свой он, очевидно, держал с другой стороны, подальше от меня.

– Но это еще не все, – продолжал Старик. – Мне повезло: меня захватил, возможно, единственный во всем Джефферсон-Сити здоровый титанец. Хотя в удачу я, как ты знаешь, не верю. Короче, мы все-таки победим. – Он усмехнулся. – Это все равно что разыгрывать сложную шахматную партию сразу за обе стороны.

– Ты так и не сказал мне, куда мы летим. – Я не знал, чем мне поможет эта информация, но ничего другого предпринять все равно не мог.

Он на секунду задумался.

– Во всяком случае, за пределы Соединенных Штатов. Возможно, мой хозяин единственный не заболевший девятидневной лихорадкой на всем континенте, и я не хочу рисковать. Думаю, полуостров Юкатан нас вполне устроит – как раз туда я и направил машину. Мы сможем там отсидеться, восстановить численность и обработать юг. Когда мы вернемся – а мы обязательно вернемся! – мы не сделаем тех же ошибок.

– Может, ты меня развяжешь, пап? У меня все затекло. Ты же знаешь, что мне можно доверять, – сказал я.

– Подожди, подожди… Всему свое время. Сначала надо запрограммировать автопилот.

Машина все еще поднималась. Даже после доработки в Отделе ей требовалось время, чтобы набрать тридцать тысяч футов: в конце концов, с конвейера она сошла как обычная серийная модель.

– Похоже, ты забываешь, что я и сам долгое время был с хозяевами, – сказал я. – Я знаю, что это такое, и могу дать тебе честное слово…