Некоторые страны, впрочем, защищали сами национальные традиции. Финн, который два дня подряд откажется от сауны в компании друзей, на третий уже вызовет подозрения. У японцев насчет наготы тоже никаких комплексов. В относительной безопасности были южные моря и значительная часть Африки. Во Франции сразу после Третьей мировой войны стал невероятно популярен нудизм – во всяком случае, по выходным, – так что паразиту там просто негде спрятаться.

Зато в тех странах, где традиционная стыдливость еще сохраняла силу, титанец мог скрываться до тех пор, пока его носитель не протухнет. Это относилось к самим Соединенным Штатам, Канаде, Англии – особенно к Англии. «Да ладно, старина, бросьте беспокоиться по пустякам. Снять жилетку? Нет, право, это уж слишком!»

Трех слизней (вместе с обезьянами) доставили самолетом в Лондон. Как я понимаю, король, вслед за американским президентом, хотел подать всем пример, однако премьер-министр, подстрекаемый архиепископом Кентерберийским, запретил ему это делать. Сам архиепископ даже не удосужился взглянуть на титанцев: моральный облик, мол, гораздо важнее любых мирских напастей. Средства массовой информации об этой истории умолчали, и, может быть, она не соответствует действительности, но, как бы там ни было, нежные британские телеса по-прежнему укрыты от осуждающих соседских взглядов.

Коминформовская пропаганда заработала на полную катушку, едва определилась новая партийная линия по этому вопросу. Всё объявили «выдумкой американских империалистов», предназначенной для «закабаления рабочих». Снова вспомнили «бешеных псов капитализма».

И почему, подумалось мне, титанцы не напали сначала на Россию? Ведь сталинизм как будто сделан прямо под них, на заказ. Потом я задумался: а изменится ли что-нибудь, когда и если это произойдет? Три поколения людей за железным занавесом прожили с порабощенным разумом и паразитами на шеях. Между комиссаром со слизняком и комиссаром без слизняка разницы не будет и на копейку.

Будет только одно отличие: их «чистки» примут иную форму – «уклонистов» начнут ликвидировать, сажая им на шею титанцев, а не отправляя в газовую камеру.

За исключением тех случаев, когда Старик брал меня поработать рядом с собой, я был далек от центра событий. Я видел войну с титанцами примерно как обычный человек видит ураган: в моем поле зрения был только маленький кусочек общей картины.

Я довольно долго не видел самого Старика. Задания мне передавал его заместитель Олдфилд. Соответственно, я не знал, что охрана президента передана другим людям и Мэри вернулась на базу. В баре Отдела мы встретились совершенно случайно.

– Мэри! – выкрикнул я, бросился к ней, споткнулся и чуть не полетел на пол.

На ее губах медленно расцвела сладостная улыбка. Мэри подвинулась, чтобы я сел рядом, и прошептала:

– Здравствуй, милый!

Она не спрашивала, чем я занимался, не дулась за то, что я пропал, даже не жаловалась, что меня не было слишком долго. Что прошло, то прошло.

Зато я тараторил без умолку:

– Нет, это просто замечательно! А я-то думал, ты по-прежнему укладываешь президента баиньки. Давно ты здесь? Когда тебе обратно? Слушай, давай я тебя чем-нибудь угощу? О, у тебя уже есть. – Я начал было вводить заказ на «Олд-фешнд»[22] для себя и обнаружил, что Мэри меня опередила: стакан выскочил прямо мне в руку. – О! Как он здесь оказался?

– Я сделала заказ, когда увидела тебя в дверях.

– Мэри, я тебе уже говорил, что ты бесподобна?

– Нет.

– Тогда слушай: ты бесподобна!

– Спасибо.

– Это надо отметить! – Меня продолжало нести. – Надолго освободилась? Слушай, а как бы тебе несколько дней отдохнуть? Не могут же они держать тебя на работе двадцать четыре часа в сутки, неделю за неделей, совсем без передышки? Я сейчас пойду к Старику и скажу ему…

– Я в отпуске, Сэм.

– …все, что я о нем… А?

– Я в отпуске.

– Серьезно? Надолго?

– До вызова. Сейчас все увольнения до вызова.

– Но… И давно ты отдыхаешь?

– Со вчерашнего дня. Сижу здесь и жду тебя.

– Со вчерашнего дня!

А я-то весь вчерашний день читал пентагоновским шишкам лекции, дурацкие лекции, которые совершенно их не интересовали!

– Жди меня здесь. – Я вскочил на ноги. – Никуда не уходи. Сейчас вернусь.

И я помчался в главный офис. Прорвался к первому заместителю, заявив, что у меня безотлагательное дело, которое требует его личного внимания. Когда я вошел в кабинет, Олдфилд нехотя поднял на меня глаза и угрюмо спросил:

– Ну, тебе-то что еще нужно?

– Шеф, я насчет сеанса вечерних сказок, который запланировали для меня на сегодня. Его лучше отменить.

– С какой стати?

– Я болен. Мне давно полагается отпуск по болезни, и я хочу им воспользоваться.

– Ты больной на всю голову, если хочешь знать мое мнение.

– Точно! Я болен на голову. Иногда голоса слышу. И все за мной следят. А еще мне постоянно снится, что я опять у титанцев. – Последнее, к сожалению, было чистой правдой.

– С каких это пор помешательство стало препятствием для работы в Отделе? – Он откинулся в кресле и приготовился слушать, как я буду это оспаривать.

– Слушай, ты меня отпустишь или нет?

Он порылся в бумагах на столе, нашел нужную и порвал ее на куски.

– Ладно. Телефон держи под рукой. Тебя могут вызвать в любую минуту. А теперь проваливай.

Что я и сделал. Едва я вошел, Мэри подняла взгляд и снова расцвела в улыбке. Я сказал ей:

– Собирайся, мы уезжаем.

Она даже не спросила куда, просто встала. Я схватил свой стакан и одним махом осушил половину, пролив остальное на пол. Мы с Мэри молча поднялись в город, на пешеходный уровень. Только тут я спросил ее:

– Теперь вот что. Где бы ты хотела выйти замуж?

– Сэм, мы ведь это уже обсуждали.

– Конечно обсуждали. А теперь сделаем. Так где?

– Сэм, милый, я сделаю, как ты скажешь. Но я по-прежнему против.

– Почему?

– Знаешь, Сэм, давай поедем ко мне? Я тебе обед приготовлю.

– Согласен, приготовишь, только не там. И сначала мы поженимся.

– Ну пожалуйста, Сэм…

– Давай-давай, жми, парень. Она уже сдается, – раздался чей-то голос над ухом.

Я оглянулся и увидел, что вокруг собралась довольно приличная толпа зрителей. Я помахал руками, едва не заехав в морду юнцу, который лез ко мне с непрошеными советами, и сердито крикнул:

– Вам что, делать всем нечего? Шли бы лучше выпили!

В толпе лишь бесстрастно прокомментировали:

– Я бы на его месте согласился на ее предложение: лучше-то ему все равно не светит.

Я схватил Мэри за руку, молча потащил к такси и, только когда мы забрались в машину, обиженно спросил:

– Ладно. Почему ты не хочешь за меня замуж? У тебя есть какие-то причины?

– Но зачем, Сэм? Я и так твоя. Тебе не нужен контракт.

– Как – зачем? Затем, что я тебя люблю, черт побери!

Мэри какое-то время молчала, и я уже начал думать, что чем-то ее обидел. Потом наконец ответила, но так тихо, что я едва ее расслышал.

– Раньше ты мне этого не говорил, Сэм.

– Разве? Не может быть. Я уверен, что говорил.

– Нет, я уверена, совершенно уверена, что не говорил. Почему?

– Ох… Ну, я не знаю… Видимо, по недосмотру? И вообще, я не совсем понимаю, что означает слово «любовь».

– Я тоже, – тихо произнесла она. – Но мне нравится, как ты это говоришь. Скажи это еще раз, пожалуйста.

– Да? Хорошо. Я люблю тебя. Я люблю тебя, Мэри.

– Сэм…

Она положила голову мне на плечо, прижалась, и я почувствовал, что она вся дрожит. Я легонько встряхнул ее:

– А ты?

– Я? О, я тоже тебя люблю, Сэм. Я люблю тебя с тех самых пор…

– С каких пор?

Я думал, она скажет, с тех пор, как я занял ее место во время операции «Интервью», но оказалось – нет:

– Я полюбила тебя, когда ты залепил мне пощечину.

Ну и где тут логика?