– Я знаю, это все из-за нее!
– Что? Ты имеешь в виду Белл? Нет, не из-за нее, во всяком случае не совсем из-за нее.
– Она что, разве не собирается спать в «холодном сне» вместе с тобой?
Меня даже передернуло.
– Господи, конечно нет! Я ее на милю к себе не подпущу!
Она, похоже, немного успокоилась.
– А знаешь, я так на тебя злилась из-за нее. Ты меня жутко обидел.
– Извини, Рикки. Я действительно виноват. Ты была права, а я нет. Но она здесь ни при чем. Я с ней порвал на веки вечные, вот те крест! Ну а теперь об этом… – Я достал сертификат на все мои акции в «Горничной, инкорпорейтед». – Знаешь, что это такое?
– Нет.
Я объяснил ей.
– Я отдаю его тебе, Рикки. Поскольку я уезжаю на такой долгий срок, то хочу оставить его тебе.
Я достал письмо с доверенностью на ее имя, разорвал его и клочки сунул в карман. Надо было избежать любого риска – Белл ничего не стоило восстановить письмо по кусочкам, и мы еще были в пределах ее досягаемости. Я перечитал отпечатанный типографским способом текст передаточной надписи на обороте сертификата, раздумывая, как передать его в Американский банк в доверительную собственность.
– Рикки, как твое полное имя?
– Фредерика Вирджиния. Фредерика Вирджиния Джентри. Ты же знаешь.
– Разве Джентри? Ты же сама сказала, что Майлз так и не удочерил тебя.
– Ой! Сколько себя помню, все зовут меня Рикки Джентри. А ты про мою настоящую фамилию? Хайнике… как у бабушки и у моего настоящего папы. Но никто меня так не называет.
– Теперь будут.
Я написал: «Фредерике Вирджинии Хайнике» – и добавил: «…и переписать в ее собственность в день, когда ей исполнится двадцать один год». Тут у меня мурашки побежали по спине: до меня вдруг дошло, что мое первое поручение, которое я разорвал, было с самого начала недействительно.
Тут я заметил, что наш цербер высунула голову из окна конторы. Взглянув на часы, я понял, что мы разговариваем целый час. Мое время истекало. Но надо было доводить дело до конца.
– Мэм?
– Да?
– Нет ли, случайно, здесь кого-нибудь, кто мог бы заверить документ? Может быть, в деревне есть нотариус?
– Я нотариус. Что вам угодно?
– О господи, замечательно! У вас и печать с собой?
– Я всегда ношу ее с собой.
В ее присутствии я подписал передаточную надпись на сертификате, и она даже погрешила немного против истины, использовав полную нотариальную форму: «…известный мне лично вышеозначенный Д. Б. Дэвис». (Разве Рикки не убедила ее, что знает меня, а Пит не засвидетельствовал молчаливо, что я – достойный уважения член братства кошатников?) Когда она наложила на мою и свою подпись гербовую печать, я вздохнул с облегчением. Пусть-ка Белл попробует теперь подделать такой документ!
Она с любопытством посмотрела на меня, но ничего не сказала. А я провозгласил торжественно:
– То, что произошло, не воротишь, но с вашей помощью мы кое-что исправили. Ребенок сможет получить образование.
Она отвергла плату и ушла в домик. Я повернулся к Рикки и сказал:
– Отдай это бабушке и скажи, чтобы она отнесла документ в отделение Американского банка в Броули. Там сделают все остальное. – Я положил перед ней сертификат.
Она к нему даже не притронулась.
– Это стоит много денег, да?
– Довольно много. Но будет стоить еще больше.
– Мне это не нужно.
– Но, Рикки, я хочу, чтобы это было у тебя.
– Не хочу я. Не возьму. – Глаза ее наполнились слезами и голос задрожал. – Ты ведь уезжаешь навсегда… и… тебе больше нет до меня дела. – Она всхлипнула. – Совсем как тогда, когда ты обручился с ней. А мог бы спокойно взять Пита и жить с бабушкой и со мной. Не хочу я твоих денег!
– Послушай меня, Рикки. Теперь уж слишком поздно, я не могу взять документ обратно, даже если б и захотел. Он теперь твой.
– А мне все равно. Я к нему не притронусь. – Она протянула руку и погладила Пита. – Пит бы не уехал и не оставил меня одну, да только ты заберешь его с собой. И теперь у меня даже Пита не будет.
– Рикки? Рикки-тикки-тави? – осторожно сказал я. – Ты хочешь увидеть Пита… и меня снова?
– Конечно хочу. Но уже не увижу.
Я с трудом разобрал, что она прошептала.
– Почему не увидишь? Увидишь!
– Как это? Ты ведь сказал, что ложишься в Долгий Сон на тридцать лет, – сам сказал.
– Да, так и есть. Должен лечь. Слушай, Рикки, вот что можно сделать, чтобы мы встретились. Будь умницей, поезжай к бабушке, ходи в школу, а деньги пусть копятся. И к двадцати одному году у тебя будет достаточно денег, чтобы самой лечь в Долгий Сон, если, конечно, ты к тому времени не передумаешь увидеться с нами. А когда проснешься, я встречу тебя. Мы оба тебя будем там ждать, Пит и я. Клянусь!
Она немного успокоилась, но еще не улыбалась. После долгого раздумья она наконец спросила:
– Вы и вправду там будете?
– Да. Но нам с тобой надо точно договориться. Если ты решила, сделай, как я скажу: обратись в страховую компанию «Космополитен». И при оформлении документов не забудь указать, чтобы тебя обязательно поместили в Риверсайдский храм и распорядись, чтобы тебя разбудили в первый день мая две тысячи первого года – не позже и не раньше. Именно в этот день я буду тебя встречать. Если захочешь, чтобы я присутствовал при твоем пробуждении, специально оговори это при оформлении, иначе дальше комнаты ожидания меня не пустят, – знаю я это святилище, они там страшно нудные. – Я достал конверт с запиской, заготовленной еще в Денвере. – Тебе не обязательно запоминать, что я сказал, – тут все написано. Сохрани его, а в день совершеннолетия решишь, как тебе поступить. Но в любом случае мы с Питом будем тебя там ждать. – И я положил конверт с наставлениями поверх сертификата.
Мне показалось, что я убедил ее, но она и теперь не дотронулась до бумаг. Она лишь пристально взглянула на них, а потом тихо сказала:
– Дэнни…
– Да, Рикки?
Она опустила глаза и продолжила так тихо, что я с трудом разбирал слова. Но я ее услышал.
– Если все так и будет… ты женишься на мне?
Кровь бросилась мне в лицо. В глазах потемнело. Но ответил я твердо и внятно:
– Да, Рикки. Этого-то я и хочу. Потому и ложусь в Долгий Сон.
* * *
Я оставил ей еще один конверт – с надписью: «Вскрыть в случае смерти Майлза Джентри». Я ничего не стал объяснять ей – просто попросил сохранить. В нем содержались улики, изобличавшие Белл в брачных аферах и других ее преступных деяниях; с их помощью любой адвокат без труда выиграет процесс о завещании Майлза в пользу Рикки.
Потом я снял с пальца кольцо, полученное при окончании института, – другого у меня не было – и отдал ей, сказав, что теперь мы обручены.
– Оно тебе великовато, но ты сохрани его. Когда проснешься, я подарю тебе другое.
Она крепко зажала кольцо в кулачке:
– Не надо мне никакого другого.
– Ладно. А теперь попрощайся с Питом, Рикки. Пора ехать, у меня нет ни минуты.
Она крепко обняла Пита и передала его мне, пристально глядя мне в глаза. По ее лицу, оставляя на грязных щеках две дорожки, текли слезы.
– Прощай, Дэнни.
– Не «прощай», Рикки, а «до свидания». Мы будем ждать тебя.
* * *
В четверть десятого я вернулся к мотелю. Оказалось, что вертолет вылетает из центра городка через двадцать минут. Я отыскал единственного здешнего торговца подержанными автомобилями и сбыл ему свою машину за полцены, получив тут же наличными. Вероятно, это была одна из самых быстрых сделок в истории торговли. Оставшегося времени едва хватило, чтобы тайком протащить Пита в аэробус (летный персонал недолюбливает страдающих воздушной болезнью котов), и в одиннадцать с минутами мы уже были в кабинете мистера Пауэлла.
Мистер Пауэлл был очень недоволен, что я отказался вверить заботам «Взаимной» свои капиталы, и вознамерился прочитать мне целую лекцию по поводу потери мной документов.
– Не могу же я просить судью во второй раз заверить одни и те же документы, а ведь еще и суток не прошло. Это выходит за всякие рамки.