Эти стихи долго не публиковались так же, как в советское время практически было невозможно почитать и старый роман И. Эренбурга (1922 год), в котором его герой «Учитель» Хулио Хуренито задолго до Холокоста предсказывал:

А на высказывание одним из своих учеников сомнения о невозможности в XX-м веке такой гнусности прозорливый Хуренито уверенно ответил:

Тема страданий еврейского народа в лихолетье 2-ой Мировой войны без всякого перерыва много десятилетий доходно эксплуатировалась мировой кино и теле-индустрией. С. Спилберг, Р. Полански, В. Херман, десятки других менее известных кинорежиссеров сделали хорошие деньги на Катастрофе европейских евреев.

Россия, повторяя Запад, тоже не пыльно пахала эту черноземную ниву. Взять, хотя бы, 2017 год, когда голубые экраны российских телевизоров посинели от сериала «Тяжелый песок», смастеренного «по мотивам романа А. Рыбакова». То, что эта полу-мыльная опера мало соответствовала первоисточнику, было вполне естественно, но то, какие идеи она проповедовала, вызывало справедливое недоумение.

По воле изготовившей этот телесериал кинокомпании «Риск» чисто еврейское черниговское местечко Сновск было превращено в многоликий вавилон евреев, немцев, украинцев, поляков, слившихся в смешанных браках и благолепии «сталинской дружбы народов». В ассимиляционном раже авторы даже заставили евреев в синагоге принять решение построить… православную церковь.

На самом же деле, никакой плавильный котел народов СССР, впрочем, как и во всех других империях прошлого, так и не образовался. «Новая общность людей» под названием «советский человек» не возникла (если не считать некоторых их общих черт, именуемых «совковыми»). Особенно характерно, что в том горячем насыщенном растворе-вареве именно евреи и не растворились. И это вопреки беспрецедентному на них давлению, перемешиванию и даже усердию самих евреев, особенно полукровок (об этом ниже).

Если Жене и его близким в Москве удалось зацепиться за пограничный столб Холокоста и не попасть под смертоносные колеса той ужасной машины, то все украинские родственники, оставшиеся в Одессе (21 человек), погибли в самом начале войны. Об их судьбе долго ничего не было известно, а некоторые подробности совершенных фашистских злодеяний стали известны только в середине 50-х годов.

Самая зверская расправа обрушилась на женину тетю Бетю и ее мужа Изю, которых в октябре 1941 года бендеровские полицаи по подсказке украинских соседей, позарившихся на их квартиру, вывели на улицу и со связанными руками бросили головой вниз в зловонную жижу выгребной ямы публичного клозета.

Можно ли такое ужасное злодейство оправдать националистическими бреднями о «Самостийной Украине»?

А более не менее подробно знал Женя лишь военную историю своего дяди Лёли, самого близкого ему родственника (брата его мамы), который был старше всего на 9 лет, и рядом с которым в тесной дружбе он провел все свое довоенное детство. Правда, детали тех драматических событий ему многие годы приходилось по крупицам вытягивать из Лёли, не любившим, впрочем, как и почти все бывшие фронтовики, вспоминать о своих военных невзгодах.

Шел 1939 год, когда укоренившийся в диктаторах Сталин решил, что наступает момент восстановления имперских границ России, потерянных ею в революционных и военных передрягах прошлых двух десятилетий. И в эту же самую временную точку попал призывной в армию возраст скромного интеллигентного мальчика Леонида (Лёли) Качумова, только что окончившего среднюю школу и поступившего на первый курс МИИС'а (Московский институт инженеров связи).

Он увлекался астрономией, сделал своими руками телескоп, и по вечерам (о, чудо!) смотрел на Луну. Иногда и Жене давал посмотреть в эту удивительную трубу. А за это тот залезал для него в нижнее отделение огромного бабушкиного дореволюционного буфета, где умещался тогда с головой, и доставал ему столовой ложкой из большой стеклянной банки вкусное брусничное варенье. Прошло немало времени, пока Женя догадался, что и сам может пробовать эту вкуснятину, а не облизывать только после Лёли ложку.

Но вот грянул так называемый «Ворошиловский» призыв – по нему восемнадцатилетних студентов брали в армию прямо из институтов. Лёля сразу попал на Карельский перешеек, где Сталиным только что была затеяна бездарная зимняя финская война. Слава Богу, он вышел из нее целым и невредимым, даже ничего себе не отморозил, в отличие от многих других.

Однако вскоре подоспела пора присоединять к СССР Бессарабию, и его полк спешно был переброшен в молдавский городок Болград. Там до июня 1941 года Лёля без особых происшествий благополучно охранял новый социалистический порядок на новых западных рубежах родины.

А тут ударила и та страшная гроза, которая сразу же была патриотично названа Отечественной по примеру войны 1812-го года. Лёлина часть в первые же дни попала в окружение, «котел», как тогда говорили. С боями она пробивалась в Одессу, чтобы потом быть переправленной в Крым.

Но Лёле не повезло – вместе со всей своей ротой он попал в плен.

В группе еще нескольких красноармейцев его поместили в сарай, закрыли на замок и выставили часового. А утром вывели во двор на так называемую оправку. Рядом с ним пристроился побрызгать бывший его взводный, который, заметив некую особенность лёлиного писательного прибора, громко расхохотался:

– Так ты у нас, оказывается, жид?

Лёля сначала опешил, растерялся, а потом, подумав, ответил:

– Чего ты мелишь, дурак что ли, не знаешь, что татар, как евреев, тоже обрезают.

Целый день, сидя в том сарае, Лёля думал-гадал, что делать, вспоминал, как неоднократно слышал от этого взводного разные антисемитские высказывания, и решил, что пока тот его не выдал, а охрана еще довольно травоядная, надо смываться. Ночью, попросившись у часового сходить по большим делам и, присев для вида за кустиками, он сбежал.

Судьба его берегла. Он прошел по территории, оккупированной немцами, почти тысячу километров. Шел один, обходя города и деревни, питался чем придется, копал на огородах картошку, ел сырые зерна пшеницы, овса и ячменя. Смертельная опасность подстерегала его за каждым деревом, каждым поворотом дороги.

Только дойдя до пригородов Брянска, он, наконец, встретил партизанский отряд. Это было подразделение капитана Сабурова, ставшего позже известным командиром знаменитой партизанской армии Ковпака. Он оказался порядочным человеком, поверил лёлиному рассказу об истории его побега, что по тем суровым временам было достаточной редкостью, и взял к себе пулеметчиком.

Два года Лёля еще воевал, пока не был ранен в ногу и отправлен самолетом через линию фронта на «Большую землю».

А в Куйбышев все это время возвращались из полевой почты регулярно посылавшиеся сыну жениной бабушкой бумажные треугольники с горькой тревожной припиской «пропал без вести».

После госпиталя Лёлю постигла судьба почти всех, кто в том или ином качестве побывал тогда на оккупированной территории – он был арестован и отправлен на лесоповал, где валил, пилил и рубил тот самый Брянский лес, в котором совсем недавно партизанил.

Но и тут ему помог Бог в лице жениной героической мамы, вызволившей своего брата из лагеря с помощью традиционного российского приема – снятия с пальца в нужный момент золотого кольца перед столом важного начальника.