В то их посещение синагоги произошло нечто неожиданное. На выходе к ребятам подошел невысокий мужчина в сером долгополом пальто, заговорил о всякой всячине, больше о Спасителе, который пришел в этот мир, чтобы пожертвовать собой ради блага всех людей.

После душеспасительной беседы незнакомец достал из портфеля и протянул Жене небольшую брошюру в мягком переплете из серой бумаги, похожей на оберточную. На ней было написано: Анри Барбюс «Иисус против Христа». Побоявшись, что Котя захочет ее у него отнять, Женя быстро сунул книжку за пазуху.

– Ладно, читай первым, – смиловался друг, когда они вышли на улицу, – только быстренько, а то мне тоже не терпится.

Придя домой, вместо того, чтобы сесть за уравнения с тремя неизвестными, Женя тут же завалился с Барбюсом на тахту и впился в довольно сложный и не очень понятный текст.

Единственная идея, которая тогда до него дошла, было утверждение, что Иисус Христос, на самом деле, являлся не каким-то вымышленным сыном Бога, а реальным живым человеком, причем, революционером, боровшимся с богачами – эксплуататорами трудового народа, с преступным самодержавием царя Ирода и с зажравшимся духовенством храма в Иерусалиме.

По-видимому, родившийся в протестантской семье автор, став членом компартии, решил примерить на основателе христианства модную в тогдашней Франции революционную религию коммунизма.

В конце 70-х и начале 80-х годов, когда для обмена евреев на северо-американский хлеб, калитка в железном занавесе немного приоткрылась, напротив здания московской синагоги у чугунной решетки стоящего напротив забора обозначились тайные точки традиционных встреч двух категорий «навостривших лыжи».

Большая из них была той частью озабоченных евреев, которая жевала набившую оскомину жвачку вечной еврейской проблемы «ехать-не ехать». Другие находились в стадии «подачи» или уже стали «отказниками», тщетные надежды на отъезд которых гнили в мусорных корзинах столоначальников ОВИР'а (Отдел Виз и Регистрации) и КГБ (Комитет государственной безопасности).

Но кучковались у синагоги и немногочисленные группы счастливчиков, которым повезло намного больше. Те обсуждали уже вопросы безобразного таможенного контроля в Шереметьеве, запретного вывоза бабушкиных «камушек», кузнецовского фарфора и столового серебра, делились способами приобретения билетов до Вены, трудностей с Сохнутом и промежуточным жильем в итальянском Ладисполе в ожидании американских виз. Они знакомились, обнимались, пожимали друг другу руки и в непринужденном трепе устало присаживались на свои рюкзаки, сумки, баулы.

Совсем другая картина открылась перед Женей, когда он уже в свои эмиграционные нулевые годы нового века во время очередного посещения Москвы в праздник Судного дня (Ям Копур) приехал на «горку», теперь снова стоявшей на Спасо-Глинищевском переулке. Там изменилось далеко не только название улицы. Роскошный Большой зал с позолоченным сводом был практически пуст. Зато рядом в новом помещении гудел-шумел многоголосый птичник бухарских евреев, так непохожих на ашкеназов. И так похожих на тех, «черножопых», наводнявших в те годы московские продуктовые и промтоварные оптовые и прочие рынки.

А у ворот еврейского Востряковского кладбища Женя увидел таких же черноволосых молодцов в расписных траурных кипах. Они выходили из подъезжавших к воротам один за другим черных мерседесов и кадиллаков – приехали хоронить кого-то «из своих».

Вот кто стал теперь в значительной мере восполнять еврейскую демографию российской столицы.

До того, что коммунистическая идеология была самой настоящей религией, женины незрелые юношеские мозги дотумкали довольно рано, во всяком случае, не позже того времени, когда он начал учиться в институте, где уже с первого семестра их густо запудривали на лекциях по марксизму-ленинизму и диалектическому материализму.

Жене быстро стало понятно, почему большевики после революции объявили бой попам, муллам, раввинами, шаманам. И почему, следуя вековой традиции всяких реформистов, неофитов и нуворишей, почти все еще не закрытые и не разрушенные церкви, мечети, синагоги были преобразованы в храмы новой коммунистической религии. Они стали общественными клубами, красными уголками, ленинскими комнатами. А разве можно было большевикам оставлять рядом с собой опасных конкурентов?

И вообще, рассуждал Женя, любая даже самая благородная, добропорядочная, гуманистическая идея, превращенная в идеологию, вскоре оборачивается прямой противоположностью задуманному. Сколько раз в истории человечества всякий культ, насаждаемый сверху в качестве, якобы, основы национальной духовной культуры, повисал на плечах этой нации тяжелыми веригами. Владыки всех времен и народов использовали религию для укрепления своей власти, для охмурения подвластного ей народа.

А что христианство? Разве оно не было удобной мясорубкой, превращавшей в податливый однородный фарш насильно обращенное в строгое единоверие население всех европейских больших империй, от Римской и Византийской до Испанской и Российской. И от кого спасает Господь-Спаситель, бородатый лик которого с овальных куполов церквей пронзает заблудших прихожан жестким взглядом сурового судьи?

Не придан ли такой статус Спасу Иисусу римскими и прочими королями-императорами-герцогами, которые приняли христианскую идеологию в качестве кнута, загоняющего стадо дикарей варваров в государственное стойло верноподданства? Не от внешних ли и внутренних врагов призван был Христос спасать бедных смердов, несчастных овец, на которых могут ненароком напасть алчные клыкастые волки? А для их защиты, обороны, охраны пастухам-пастырям-поводырям нужны не кукурузные лепешки, оливковое масло и хлебные батоны, а пики, сабли, алебарды, пушки, линкоры, атомные бомбы и ракетные комплексы.

Как многое другое – великое и низкое – мощное универсальное идеологическое орудие порабощения народов (в том числе, и самих себя) придумали те же предприимчивые и вездесущие евреи. Это они, выбросив, как изношенные рубашки, либеральные многополярные языческие верования, дали миру единого неделимого Бога, строгого смотрителя морали, мудрого хранителя нравственности. Причем, такой, какая нужна для объединения и подчинения людей, особенно тех, которые имеют дурную манеру нарушать введенный для них порядок, не слушаться старших, власть имущих, ходить налево и совершать разные плохие, то есть, греховные поступки. А что считать грехом решает верховный судья в лице Папы, Митрополита, Короля, Царя, Императора, Президента, Генерального секретаря.

Выросшее поначалу из совсем небольшой секты иудаизма, христианство стараниями энергичных евреев-миссионеров (апостолов и евангелистов) было принесено в мир вовсе не случайно, а по велению естественного хода человеческой истории. Или, если хотите, по воле промысла Божьего. Затянувшаяся эра начинавшей загнивать великой греко-римской цивилизации закономерно должна была смениться следующим этапом развития, и его начало ознаменовалось завоеванием Европы дикими варварами, окультуривание которых стало заслугой новой религии.

Однако ни создатели евангелий Матфей, Марк, Лука, Иоанн, ни главные проповедники апостольского учения Симон (Петр), Саул (Павел) и другие фанатики в то время представить себе не могли, к чему приведут их «благовести». Точно так же, как Ленин с Троцким не знали, что за бучу они затевают в России 1917-го года, и Робеспьер с Дантоном не собирались гибнуть под гильотиной Великой Французской революции. А предполагал ли М. Горбачев, что своей «Перестройкой» начинает развал советской империи?

Это потом уже римские императоры, германские, франкские, англо-саксонские и прочие короли-цари сообразили, что для упрочнения их власти очень даже полезно взять на вооружение удобную идеологию, проповедующую смирение, послушание и другие постулаты христианского учения, помогающие держать в узде плебс и челядь своих стран.