Все это королевство — мой брат и ее мать — может не выдержать такого предательства.

Но у меня нет иного пути.

Застонав, я прижимаюсь к ней, всасывая в рот ее пальцы.

Ее вкус делает именно то, что я и предполагал, — высвобождает свирепость, которая погубит нас обоих. Я провожу языком по ее пальцам, всасывая как можно больше ее вкуса, прежде чем приникнуть к ее киске.

Я опускаюсь на нее в длинном лизании, проводя кончиком языка по ее набухшему клитору.

Каламити выкрикивает мое имя, выгибаясь назад вдоль дивана, обнажая свое горло.

Я просто хочу раздвинуть ее ноги, прижать ее к себе и трахать как животное, но оторвать себя от этой киски будет невозможно. Застонав, я целую ее клитор, а затем снова провожу языком по нему, наслаждаясь тем, как замирает ее дыхание от этого ощущения.

Просунув руки под нее, я сжимаю ее задницу, и из меня вырывается еще один стон.

Блядь. Не могу дождаться, когда увижу, как она подпрыгивает, когда возьму ее сзади.

Прижимая ее ко рту, я попеременно посасываю ее губы и облизываю маленький набухший узелок.

Каламити прижимает тыльную сторону ладони ко рту, клыки вонзаются в кожу и выпускают кровь.

— О Боги… как ты возбуждаешь мою киску.

Потерянный в запахе ее возбуждения, который витает над моим носом, ртом и бородой, я с трудом могу вынести дополнительный запах этой крови. Ворча ее имя на ее плоть, я ем ее быстрее, борясь с желанием впиться в одну из этих сочных губ и выпить ее оттуда.

Дикая и совершенно необузданная, она начинает двигать бедрами в такт движениям моего языка, ее пальцы впиваются в мои волосы.

— Блядь. Вот так, малышка. Покажи мне, как тебе это нравится.

Она стонет по моей команде, выгибаясь навстречу моему лицу.

— Поласкай меня пальцами, пока ешь меня. Я хочу, чтобы это было похоже на твой член.

Твою мать. Заблудившись в ней, я даю ей то, чего она хочет: сначала ввожу в нее один палец, отступаю и возвращаюсь с тремя. Она принимает их с похотливым рычанием, не оставляя сомнений в отсутствии девственности.

Мое зрение наливается красным цветом от лицемерного гнева.

Одержимость.

Облизывая ее быстрее, я позволяю ей оседлать мои пальцы, наслаждаясь тем, как ее киска становится все более влажной с каждым разом.

— Кому это все принадлежит, Каламити? — глупый вопрос. Опасный вопрос.

Моя погибель, заключенная в шести словах.

Дергая меня за волосы, она извивается, чтобы доставить меня туда, куда ей нужно, грудь вздымается.

— Ты знаешь, я хочу, чтобы это принадлежало… о-ох! Тебе. Тебе! Но ты идиот, который не хочет… Святое дерьмо. Святое дерьмо! Вот так, пожалуйста.

Мои плечи поднимаются и опускаются, когда я борюсь за сдержанность. Я дрожу.

Каламити опускает руки, разрывая рубашку, чтобы обнажить груди. Бледные, пухлые бугорки с твердыми темно-розовыми сосками, от вида которых у меня больно ноет член. Она играет с ними, киска напрягается от потребности, и я почти насаживаюсь на нее прямо здесь.

— Ты хочешь, чтобы я трахал тебя жестко, — говорю я ей между жадными облизываниями.

Она выпускает одну грудь, прикусывая губу, отчего, блядь, еще больше кровоточит, и впивается когтями в ткань дивана за головой.

— Я хочу, чтобы ты, блядь, владел мной, идиот! — эти черные глаза находят мои, темные, соблазнительные, собственнические, и мне приходится прокусить внутреннюю сторону щеки, чтобы не дать себе трахнуть ее.

Застонав, я подался назад, потираясь щекой о ее ногу. Впитав каждую унцию ее мускусного возбуждения и прекрасно понимая, что все это будет преследовать меня хуже, чем сама женщина. Но я не могу остановиться. Не могу остановиться. Посасывая ее клитор, я снова борюсь с желанием выпить прямо из ее киски.

Каламити сильнее тянет меня за волосы, прижимаясь к моему лицу. Словно читая мои мысли, она выгибается, хныча:

— Сделай это. Укуси меня.

Я ругаюсь на ее влажную, пульсирующую плоть, проникая в нее глубже своими пальцами. Наши усилия двигают бедный старинный диван по полу до жуткого скрипа. Я в гребаном огне, и сколько бы я ни глотал ее, этого недостаточно, чтобы облегчить сухое жжение в горле.

Киска сжимается вокруг моих пальцев, она снова извивается, стонет приоткрыв рот.

— Сделай это, — шепчет она между вздохами, глядя мне в глаза. — Выпей меня.

Время замедляется, так как мои импульсивные порывы уничтожаются этими словами. Ее глаза сосредоточены на мне, я отстраняюсь достаточно, чтобы зажать одну из ее складок между своими клыками, медленно прикусывая…

Я уколол ее, выпустив каплю крови. Она ударяется о мой язык со всей силой сверхновой звезды, устремляясь прямо в мои вены. Двигая пальцами быстрее, я присасываюсь к ее складкам, втягивая еще больше крови.

И это все, что требуется, чтобы она разлетелась на мелкие атомы, влажные звуки ее оргазма заполнили комнату под ее крики.

Мои дикие, неистовые ворчания.

Воздух рвется из моих легких, удовольствие и паника превращаются в одну разрушительную эмоцию. Ее кровь воспламеняет мою собственную, кипит, и я не могу ничего сделать, кроме как трахать ее быстрее пальцами, есть ее сильнее…

Каламити ударяется лбом о мой лоб с силой, достаточной для того, чтобы я отпрянул назад.

Лишение — это мгновенный ад, как если бы мне отказали в убийстве, и каждый инстинкт вампира в моем теле бунтует.

Это происходит до тех пор, пока она не падает передо мной на колени, руками тянет меня за волосы и притягивает к своему рту. Она целует меня с тем же рвением, с каким я только что ел ее киску, одна рука опускается, чтобы погладить мою мокрую бороду.

Я прижимаю ее к себе, маневрируя, пока мы целуемся, так, что она лежит на мне, голая киска трется о мои джинсы.

Я сойду с ума, если не окажусь в ней в следующую секунду.

Нет, Обсидиан. Ты зашел уже достаточно далеко. Прекрати это. Но мой член не соглашается, бедра толкаются в нее.

Она мурлычет мне в рот, выгибаясь на моих руках, и замедляет наш поцелуй до томного скольжения. Руками поглаживая мою грудь, она побуждает меня опереться на руку, разместив ее позади меня. Все еще целуя меня, практически одурманивая, она работает над моими брюками, и я слишком растерян, чтобы остановить ее или взять все под контроль.

Звук опускающейся молнии заполняет комнату. Я зарычал, когда ее намерение стало очевидным — тот факт, что она хочет ответить взаимностью и пососать мой член — мое сердце колотится при мысли о том, что я увижу ее прекрасное лицо. Я позволяю ей расположить меня, покачивая бедрами навстречу ей.

Снова это сексуальное мурлыканье у меня во рту. Ее влажный язык дразнит мой. Ее рука обхватывает мой член.

Мой разум отключается, инстинкт желания обладать ею растет.

Первый стук в ее дверь не слышен. Или, может быть, мы просто не хотим его слышать. Но на третий стук Каламити отстраняется от меня.

Голос ее матери проникает в комнату.

— Каламити. Ты в приличном виде? Ты просила меня не заходить без разрешения, но это срочно.

Мое сердце замирает от осознания того, что Алессандра в секунде от того, чтобы войти сюда.

Что Каламити практически голая в моих объятиях.

Ее рука на моем члене.

Даже если я сейчас уйду, они не смогут перепутать запахи в комнате.

— Каламити? Я вхожу…

— Дай мне секунду, мама! Я сейчас выйду. — Снова повернувшись ко мне лицом, Каламити произносит: — Уходи.

Я хочу не согласиться. Отказаться оставить ее здесь, чтобы она разбиралась с этим сама.

Но чувство паники из-за открытия — что ее мать и горожане могут подумать о ней, когда об этом станет известно — практически вытаскивает меня из комнаты.

Бросив на нее последний взгляд, я дематериализуюсь обратно в свои покои.

Только оказавшись в своей комнате, я понимаю, насколько Каламити была совершенно беспечна.

Даже когда ее мать была в нескольких секундах от того, чтобы застать нас на месте преступления.