На этот раз она действительно дематериализуется, за несколько секунд до того, как мои ноги перестают слушаться. Я ничего не могу сделать, только сползаю по скале на землю, мой разум просто в клочья.

Красные мечты.

Красные сны.

Красный, всегда красный. Видения ее крови, которые преследуют меня всякий раз, когда я пытаюсь игнорировать другие видения. Болезненные, которые постоянно приходят мне в голову.

Они преследуют меня так же, как и ее образ. Шепот мучений, которые не дают мне покоя.

Снова этот коридор. Этот темный, практически заброшенный коридор со старой резьбой. Древние надписи давно минувших времен, которые были перенесены в эти недра, когда сюда переместили наш город.

Заброшенный камень. Запущенная история.

Вздох ткани, проплывающий рядом. Кто-то еще здесь со мной?

Конечно, есть. Они всегда есть. Фигуры из мифов, существа из темных легенд, которые больше не обсуждаются среди нашего рода. Они потеряны во времени, как и истории, высеченные на этих стенах. Пересказы, которые уже никого не волнуют.

Сны, как я уже сказал, потому что, хотя с каждым днем я теряю себя все больше, я прекрасно понимаю, что эти видения приходят ко мне во сне. Первобытные сны, которые становятся все яростнее с каждой ночью, когда послание не доходит до меня.

Но что это за послание?

Снова движение по коридору, глубже в темноту. Чирканье спички. Вспышка крошечного огонька среди черноты.

Мелькнула красная вуаль, племенная, пугающая корона.

Слова на потерянном языке, которые мой разум каким-то образом переводит.

— Эоны размножения. (Эо́н (от др. — греч. αἰών — «век, эпоха, вечность», время жизни, поколение) — понятие в древнегреческой философии, обозначающее течение жизни человека, жизненный путь) Одна линия за другой. И, наконец, она появилась. Мой идеальный потомок. Та, что обладает истинной силой.

Фигура исчезает прежде, чем я успеваю догнать ее. Допросить.

Позади меня раздается звук шагов, тяжелый. Мужчина.

Через плечо я вижу его белую плоть, более бледную, чем плоть любого существа, которое я когда-либо видел раньше. Нижняя часть его тела задрапирована в черную юбку. Вокруг его узкой талии — толстый резной пояс из золота, инкрустированный, похоже, символами рода моей семьи.

На шее — толстый кожаный ошейник, закрывающий его от горла до ключиц. Шесть цепей спадают с его висков идеальными дугами, которые начинаются под подбородком и заканчиваются у ключиц.

На голове — копия золотой короны с шипами.

Глаза, такие же черные, как мои собственные, смотрят на меня со свежевыбритого лица, знакомого, такого чертовски знакомого…

— Спаси ее. Направь ее. Она нуждается.

Его рот не открывается, но его голос звучит громко и четко, рокочущий, оглушительный звук, который становится громче с каждым мгновением, когда я не реагирую…

Мои глаза распахиваются в пустоте коридора, все следы кого-либо исчезли.

Черт. Я снова хожу во сне.

Слишком потрясенный и дезориентированный, чтобы обращать внимание на резьбу на стенах, я поспешно покидаю коридор, ведущий в катакомбы, и возвращаюсь в свои комнаты. Биение моего сердца — это раздражитель, спутник, причиняющий мне боль, о которой я не просил. От которого я не могу избавиться.

Страх — едва заметное пятнышко на горизонте голодного сердца. Это голод, который терзает его. Эта похоть, которая лишает меня разума.

Потея, борясь с дрожью, я вызвал трех рабынь для удовольствий в свою комнату. Обычно я сам отправляюсь в гаремы, но здесь мне никак не удастся добраться туда, не напав на кого-нибудь по пути.

Они прибывают в шквале обнаженной плоти, твердых сосков, покачивающихся бедер и удлиненных клыков. Стратегически расставленные драгоценности, призванные подчеркнуть их фигуры, игнорируются. Их желание прикоснуться ко мне, почувствовать меня, попробовать меня на вкус, игнорируется.

Я раскладываю всех троих на своей кровати — впервые за целую вечность у меня на ней была женская компания — и по вонзаюсь в них. Вхожу во все части их тел, которые они предлагают. Это дикое осквернение, небрежная атака. В какой-то момент все трое стоят передо мной на коленях на кровати, счастливо стонут, облизывая мой член и яйца, а я по очереди высасываю из их запястий столько, сколько могу.

Я почти ничего не чувствую. Я почти не чувствую их. Они — никчемная замена ей, той, которую я действительно хочу. Той, о ком я не могу перестать думать. Вспоминать.

Она преследует меня.

Мои сны преследуют меня.

Кажется, я окончательно схожу с ума.

После этого я отсылаю самок, хотя по их раскрасневшимся, довольным лицам ясно, что они хотят остаться еще на один раунд. Раскаяние наступает сразу же, запах нашей крови и оргазмов настолько густой среди моих простыней, что быстро заражает всю комнату.

Раздраженный собой и этой болезненной слабостью, я сажусь за компьютер и просматриваю последние записи на почте. Одно сообщение, кажется, взывает ко мне с силой неонового блика, мигая в верхней части моего почтового ящика.

Это отчеты нашего кибернетического подразделения — того, лидером которого только что назначили Каламити.

Три недели под ее руководством. В общей сложности выиграно десять кибератак. Беспрецедентный прогресс, и на этот раз даже совет, кажется, немного обескуражен ее продвижением по служебной лестнице.

Когда я видел ее в последний раз, трогал, пробовал на вкус, у нее было четыре татуировки боевого триумфа. Сейчас на ее гладкой коже должно быть еще столько же.

Скоро она станет женской версией меня. Черноглазая, уникальная среди себе подобных, покрытая татуировками за помощь в защите империи.

Не в силах сопротивляться этой небольшой связи с ней — с тех пор, как она вернулась к избеганию, игнорированию и молчаливому преследованию меня — я открываю отчеты. Я едва успеваю переварить все, подтверждения того, что наши враги объединились против нас.

Все, чего я хочу, — это поговорить с ней, говорю я себе. Просто поговорить.

Под влиянием импульса я открываю наше приложение для обмена сообщениями и открываю зашифрованное соединение.

Я: Перестань избегать меня.

Черт. Это не то, что я планировал отправить. Совсем. Как, блядь, я собираюсь сохранить наши платонические отношения, если буду бегать за ней, как за дурочкой?

Загорается значок, сообщающий о том, что она прочитала сообщение, но ответа нет.

Тишина. Как всегда.

Бесконечная гребаная тишина.

Мои пальцы летают по клавиатуре как в тумане. Беспокойство.

Наконец, появляются маленькие пузырьки, указывающие на то, что она печатает.

Каламити: Дядя, тебе нужно что-то уточнить по поводу отчета?

Это неправильно. Чертовски неправильно. Это то, что от нас ожидают, из-за нашей родственной связи, но я ни за что на свете не смогу заставить себя воспринимать ее как свою племянницу. Те дни давно прошли.

Я: Ты избегаешь меня. Прекрати. Это все портит.

Каламити: Прости? Ты намекаешь, что это я все порчу?

Я: ДА.

Обвинение за этим словом не скрыть. Я знаю это.

Каламити: Я вижу, что ты зашифровал эту связь, так что позволь мне выразиться более ясно… ТЫ ЧЕРТОВ ГРЕБАНЫЙ ДУРАК.

Ее ответ ударяет меня как пощечина. Я откидываюсь на спинку кресла, не мигая смотрю на монитор. Наконец, любопытство становится слишком сильным. Или это из-за того, что я наконец-то заставил ее снова заговорить и отчаянно пытаюсь удержать ее в таком состоянии?

Я: Почему я дурак? Потому что забочусь об этой империи? Потому что забочусь о твоих отце и матери? Потому что забочусь о ТВОЕМ БУДУЩЕМ?

Каламити: Ты имеешь ввиду то будущее, которое я разделю с кем-то другим?

И вот оно. Наконец-то. Единственное обвинение с ее стороны, на которое я не готов ответить. То, которое, как мы оба знаем, законно. Я отталкиваю ее с каждой секундой отрицания. Это конечная цель. Покончить с этим тошнотворным желанием, которое мы испытываем друг к другу, чтобы мы могли вернуться к нашей жизни.