Перевод: Анастасия Б (1–5 главы), Ленчик Lisi4ka Кулажко (6-19 главы)

Редактура: Таисия Самсевич

Сверка и вычитка: Ленчик Lisi4ka Кулажко

Оформление: Ленчик Lisi4ka Кулажко

Обложка: Дарья Сергеевна

Ониксовые ступени, ведущие к королевскому дворцу, заблокированы ликующей толпой.

Но только вид моего дома, приносит в мою душу столь необходимое ощущение покоя, нежели все эти существа, приветствующие мое возвращение. Не то чтобы я был неблагодарен, что граждане радуются моему возвращению; просто после двух с половиной тысяч лет борьбы за них, их защиты, такой прием стал в порядке вещей.

Однако сейчас дома быть непривычно. Я не появлялся здесь в течении пяти лет. Промежуток времени, который абсолютно ничего не значит для такого, как я, но все это время меня что-то терзало, и я не могу понять, что именно.

Красные листья этой стороны Бэнясаского леса¹ украшают землю. Шаги. Они кружатся на ветру, когда я ворошу их ногами; каждый шаг сопровождается новым приветствием или гордым ударом по спине.

Мой брат, Малахай, король нашей фракции, стоит на вершине лестницы, обнажив свои клыки в широкой улыбке. Он аплодирует с остальной частью его граждан, не обращая внимания на тот факт, что он, как наш правитель, должен быть тем, кому нет равных.

Как мой брат, он всегда был готов отойти в сторону и позволить мне быть в центре внимания. В любом случае, это его никогда не задевало; это был его способ выразить признательность за мои жертвы во имя его королевства.

— Великий Обсидиан возвращается со своей непримиримой героической ордой, — провозглашает он, его карие глаза, которые намного светлее, намного добрее, чем мои собственные — черные, сияют теплом.

Качая головой, я поднялся на возвышение и позволил ему обнять меня одной рукой.

— Мой король, вы удостоили меня такой чести.

Он обхватывает мою шею сзади рукой в ​​перчатке.

— Это ты тот, кто удостоил чести нас. Проходи, оставь обожающие массы позади себя. Моя жена и дочь ожидают внутри, чтобы также поприветствовать тебя. Наша семья скучала по тебе.

Его жена и падчерица, как назвал бы ее мир смертных; но так или иначе моя душа теплеет при мысли о них.

Наша семья приняла его приемную дочь, как если бы она была нашей кровью. Черт, она звала меня «дядя» с тех пор, как я встретил ее в нежном трехлетнем возрасте. По моим подсчетам ей сейчас должен быть двадцать один год, или около того.

Почти готова к вступлению в брак.

Хотя, в конечном счете, мой брат держит окончательную власть над тем, кому достанется такое драгоценное существо.

Толпа все еще продолжает скандировать, в то время, как двери из оникса во дворец открываются сами по себе. За ними лежит обширный вход в крепость. Красные стены, черные полы. Свечи вспыхивают вдоль стен, все готово для радушного приема.

Но две женщины, стоящие прямо под люстрой впереди нас, привлекают мое внимание.

— Обсидиан!

Алессандра, наша королева, устремляется ко мне в своем царственном платье, ее корона сверкает на голове. Черные волосы того же оттенка, что и у ее дочери, сияют здоровьем. Ее бледные щеки покраснели от счастья, а темно-синие глаза увлажнились слезами.

Моя сестра по браку и духу. Женщина, которая подарила нам с братом только свою безграничную любовь.

Та, что настигает меня и охватывает в жизнерадостных объятиях…

И та, на которую я почти не обращаю внимания.

Не могу.

Позади нее приближается ее более темная версия с такими же черными волосами. Но вместо голубых глаз, она обладает темными — мрачная, преследующая копия моих собственных глаз.

Женщина подходит в темно-красной версии платья Алессандры, которое облегает каждый изгиб ее тела.

Мир по обе стороны от нас отступает, торопливо исчезая.

Фон за ней превращается в неясное очертание.

Эта женщина — потрясающее существо с глазами, которые напоминают мне о самых чудовищных деяниях, которые я когда-либо видел на поле битвы, ее походка — настоящая демонстрация грации и чувственности.

Я смутно замечаю, что руки выпустили Алессандру из моих объятий, что она улыбается женщине, взгляд которой пригвоздил меня к месту. Она оказывается на расстоянии вытянутой руки, и я внезапно теряю чувство равнодушия от отчаянного желания вздохнуть.

Твою мать. Я перестал дышать при виде ее.

Моя грудь расширяется, когда воздух снова наполняет ее, только это не просто воздух. Это больше.

Это разрушение.

Это тьма.

Это секс и самый восхитительный аромат крови, который я когда-либо, блядь, встречал.

Это зло. Завладение волей. Мои десны горят, клыки за губами удлиняются, и, если я не буду осторожен, скоро мои глаза выдадут меня с головой, благодаря этой внезапной жажде крови.

Мое пальто скрывает то, что происходит с моим телом, но мой член вдруг становится достаточно твердым, чтобы соперничать с золотом, из которого сделаны их короны.

Как будто я не трахался целую вечность.

Как будто я сойду с ума, если не сделаю этого сейчас.

Рука хлопает меня между лопаток, возвращая меня обратно, туда, где я сейчас нахожусь.

— А вот и она. Моя прекрасная дочь. Разве она не сильно выросла, Обсидиан? — чистое довольство Малахая и его неведение настолько всеобъемлюще, что мне становится жаль и его, и себя.

Ибо он не знает.

Он не понял.

Даже мать девочки, столь открыто защищавшая ее, не поняла.

Никто не догадался.

Кроме нее.

Девчонки.

Нет, взрослой женщины. Той, которая разделяет мой странный окрас среди нашего вида. Той, которая раньше оборачивалась миниатюрным тельцем вокруг моих ног и держалась за них изо всех сил.

Во всех смыслах и отношениях, моя племянница. Та самая девочка, которая всегда называла меня «дядей».

И она снова делает это, растянув пухлые губы в ленивой улыбке.

— Привет, дядя, — наконец пропела она.

Но это не тот тихий голос, который я помню. Этот голос более хриплый. Взрослый.

Мои клыки болят из-за вида ее бледной шеи.

Мой взбесившийся член пульсирует навстречу ей, не обращая ни на что внимания.

И она улыбается мне загадочной улыбкой, которая, тем не менее, выдает ее мысли.

Эта молодая женщина знает, что я хочу ее.

Знает, что я внезапно сгораю из-за нее.

Она выглядит так, словно готова поиграть с этим фактом. Использовать его.

Боги, я совсем не узнаю Каламити, и впервые после встречи с ней, ее имя обретает идеальный смысл². Как будто ее мать, сама того не желая, назвала ее именно так, зная, какой она однажды вырастет и станет.

— Пойдем. Давайте все перейдем в главный зал. В вашу честь приготовлен пир, — мой брат остается в неведении, к счастью, и у меня нет другого выбора, кроме как позволить ему вести меня.

Каламити отклоняется, чтобы освободить место для нас, но это медленное, эфемерное движение, эти бархатные черные глаза, преследуют меня весь путь.

Я резко отвожу взгляд, но не раньше, чем холодное, странное ощущение, змеей сползает вниз по моему позвоночнику.

Впервые в моем бесконечном существовании я понимаю, почему смертные боятся нас. Каково это — быть пойманным на прицел таких, как мы.

Не то чтобы это имело значение. Наша фракция успешна благодаря строгому соблюдению нашей морали. Нашему кодексу чести.

Вся моя жизнь была посвящена почитанию этого кодекса.

Я жил этим.

Неважно, что только что произошло с моим телом, как этот запах поимел мою голову, эта молодая девушка — моя племянница, и она неприкосновенна для всех, кроме мужчины, которого выбрал для нее мой брат.

Это внезапное, яростное влечение бессмысленно.

Я повторяю это снова и снова, пока мы все занимаем свои места в роскошной столовой.