Мальчик прибавил скорость, пытаясь успеть за пульсирующим лучом. Вскоре тот стал сиять значительно ярче. Ваня чувствовал себя героем фантастического фильма, отправленного на чужую планету. Нигде на Земле он не встречал ничего подобного! Зелёно-голубое свечение распространялось по всему тоннелю, но его источника по-прежнему не было видно. Оно существовало как бы само по себе. И несмотря на яркость, совершенно не слепило.

Я сном безмятежным покойно спала,

От страсти волненья свобода была.

Ласки твои пробудили меня,

Милый, ты знаешь, люблю я тебя.

Милый, ты знаешь, люблю я тебя…

Голос! Где-то впереди, совсем недалеко, за пеленой загадочного света, Ваня отчётливо разобрал женский голос.

Жизнь без любви, один только сон,

Обманчивым призраком дышит мне он,

Сон мой нарушен, прости мой покой,

Милый, до гроба я буду с тобой.

Милый, до гроба я буду с тобой…

Звучит приятно. Голос чистый, высокий, вот-вот рассыплется со звоном – настолько хрупкий, и уж слишком грустный. Неподдельная тоска сквозила в каждом звуке. Так можно горевать только от потери действительно близкого и дорогого человека.

Была ни была. Раз оттуда доносится пение, значит там люди. А раз там люди, значит они смогут ему помочь.

Насмешкой лишь злой отвечаешь ты мне,

Меня же любовь приковала к тебе,

Милый, отдай мне мой прежний покой,

Где же ты, где же, мой сон золотой.

Где же ты, где же мой сон золотой…1

Пение смолкло так же внезапно, как и возникло, но Ваня успел понять, кому оно принадлежит и откуда доносится. Успел – и сам себе не поверил.

Это был тот же голос, что и в недавнем видении!

Мальчик не без труда протиснулся в расщелину, приютившуюся меж двух бугристых и покрытых плесенью валунов. Расщелина служила входом в грот необозримых размеров. В нём располагалось подземное озеро с кристальной водой – сейчас вода светилась тем самым волшебным светом, окрашивая в бирюзовые тона всё вокруг. Перекрещиваясь, сходились и расходились длинные рукава тоннелей. Высокие своды были испещрены натёкшими и заставшими выступами, среди которых маялись неясные тени.

Но не эта великолепная картина, достойная туристической открытки, поразила мальчика. Ваня понял, что голос исходил прямо из озера.

«Ну, это уж совсем мистика какая-то! Одно дело – сон, другое – реальность!» Покачал головой. И, чтобы окончательно убедить себя в том, что так не бывает, спустился к воде. Ни шока, ни страха он больше не испытывал.

Из воды на Ивана смотрело синее девичье лицо.

– А-а-а!!!

Ваня попятился. Нет, не может быть. Он, наверное, всё ещё лежит в отключке, а всякий трэш имеет наглость ему сниться! И как только подсознание могло до такого додуматься?

Лицо девушки. Под водой. Как будто бы слегка прозрачное.

Мальчик ущипнул себя за запястье.

Нет, никакой это не сон!

– Мама…

Развернулся, кинулся бежать. Куда? Ваня не разбирал дороги. Лишь бы подальше отсюда! Обратно к расщелине. Клац! Зазубрины на краю валунов шумно соединились. Путь отрезан. Куда теперь? Вправо! В один из тоннелей!

Сзади что-то ухнуло. Ух! Ух! Озеро забултыхалось. Бух! Бух! Поток воды заурчал и взметнулся вверх.

– На по-о-омощь! – завопил Ваня. – Кто-нибудь!

Ноги увязли в мокром песке. Ваня не удержал равновесия и приземлился на колени. Невидимая сила успела его подхватить и швырнула обратно к воде. Огоньки зелёного света зарябили и вспорхнули. Тени вытянулись – извивающиеся чёрные силуэты торопились по камням в сторону мальчика.

– Спасите! Помогите! – отбрыкивался Ваня.

Попытка встать. Попытка бежать в другую сторону. Невидимые сильные руки врезались в подмышки и потянули назад. Ваню перевернуло. Благо, в этот раз плюхнулся на пятую точку и спиной к озеру.

Снова этот манящий голос! Ваня зажал уши и зажмурился. Перед ним замерцало лицо утопленницы. Девушка не старше восемнадцати. Длинные светлые волосы. Аккуратные носик и рот, как у куколки. Широко распахнутые глаза – смотрят так пронзительно, с печалью, словно что-то выспрашивают. Светятся голубыми сапфирами на серо-бледной коже.

Ваня заморгал. Лицо не исчезло.

С воем рухнули тени, погребая под собой пещеру. Тысячи блуждающих огоньков жались друг к другу, пока не слились в единую дорожку света – мост, сотканный из одного только воздуха.

По мосту из сердца мрака медленно ступал самый настоящий призрак.

У Ивана оцепенели конечности. За секунду отпали от тела, как у какой-нибудь ящерицы. Как заворожённый, мальчик не мог оторваться от этого зрелища – пугающего и прекрасного одновременно.

Призрак утопленницы протянул руку в призывном жесте…

Слюна впилась в сухое горло, на мгновение вернув здравый смысл. Конечности приросли к своим законным местам – в правый локоть упёрся камень. Из последних сил Ваня постарался встать и замахнуться. Камень просвистел в темноте и разрезал призраку грудь, навсегда скрывшись в озере.

Огоньки встревожено заверещали и рванули врассыпную. Девушка заплакала – по призрачному лицу полоснула призрачная капля. И хотя руку не убрала, действие чар заметно ослабло. Ваню больше ничего не удерживало. Он подскочил, перепрыгнул через вьющиеся тени и выдернул себя из темноты. В прямом смысле, как в сказке про барона Мюнхгаузена. Разве что за волосы хватать не пришлось.

Стены пещеры плясали размытыми пятнами, постепенно удаляясь.

Тьма неслась следом, но распадалась на части. Теперь это была совсем иная тьма – не такая колючая и всепоглощающая. Не такая живая и злая. Обычная – та, что резко накрывает комнату после щелчка выключателя. Или же степенно заворачивает в себя город каждую ночь, оставляя прорехи для гирлянды фонарей. Там тьма твердеет, здесь наоборот, чахла всё сильней и сильней.

Мрак расслоился в сумрак, сумрак – в свет. Настоящий, электрический, несмело пробивающийся откуда-то из недр подземелья. Сначала широкий и размашистый, но чем дальше Ваня бежал, тем больше он сужался, заканчиваясь маленьким белым диском.

Мальчик со всего размаха налетел на чью-то фигуру.

– Ля, хто здесь?!

Свет дрогнул и погас.

Вообще-то Доходягин Лаврентий Палыч был человеком сдержанным, рассудительным и справедливым. Возможно, сказывалось армейское прошлое. Но сейчас директор лагеря «Улыбка» рвал и метал. В прямом смысле – рвал ненужные листы бумаги и метал взоры, полные возмущения.

– Диверсия! Аншлюс! Перестройка! – Доходягин не стеснялся использовать самые грубые слова из всех, что знал. – Ерундистика творится на вверенном мне участке фронта! Евгения Александровна, глубоко уважаемый всеми нами педагог, пришла в расположение вашего отряда по рабочему вопросу, а у вас пусто, как в голове у противника. Ни детей, ни вожатого. Немедленно доложить причину отсутствия!

– Мы… эмм… – Михаил Валерьевич несколько замялся, сражённый таким напором. – Мы ходили купаться.

– Кто разрешил?

– Я. – Вожатый по-прежнему не понимал, из-за чего весь сыр-бор.

Лаврентий Палыч навис над молодым вожатым так близко, что его усы стали щекотать Михаилу Валерьевичу лицо – тот еле сдержался, чтоб не чихнуть.

– Кто разрешил вам? Чей был приказ? Покинуть диспозицию, позорно дезертировать всем личным составом к пруду, не поставив в известность командование. Без медсестры! Без огневой поддержки более опытных подразделений вожатых!

Директор замолчал и вернулся в кресло – немного успокоиться и оценить боевые потери. Первая атака прошла успешно.

– Ну… ребята сказали, что не хотят спать в тихий час. А вчера как раз хорошая погода была, вот и попросились на пруд. Вовремя успели – сегодня, видите, опять тучи.