В копилку командирской репутации Жанны было и то, что она не делала разницы между рыцарями и своими родными братьями. Жакмен, самый старший её брат, трижды подвергался «прогону через строй» за разного рода проступки.

К двадцатым числам апреля, после проведения драконовских мер Жанны, воинское формирование рыцарей представляло из себя более или менее дисциплинированное воинство, которое уже имеет понимание как надо драться в спайке с остальными, не скатываясь в пылу сражения в индивидуальный бой. Чувство плеча уже было привито, рыцари начали испытывать новое для себя ощущение: ощущение боевого единства.

Помимо отряда рыцарей в распоряжении Жанны было копьё дона Матиаса, представлявшее из себя 207 пеших воинов-копейщиков, а также 20 лёгких кавалеристов.

Так как дофину было понятно, что Жанна уже имеет недюжинную силу под своим началом, он не стал больше давать никого ей в подмогу, лишь отправил под её защитой маршала Франции Жана де Бросса и Жиля де Ре, который должен был «давать ей советы по военному делу».

Жиль де Ре ничему новому научить её не мог, ибо даже сам не знал того, что за свою короткую жизнь с Аркимом успела узнать Жанна.

В ходе движения на Блуа на конвой думали налететь появившиеся на тракте бургундские кавалеристы-налётчики, но, увидев такое количество латников, передумали и убрались подальше.

В городе Жанна развела активную деятельность: написала на высокой латыни три письма английским командирам, чтобы они сдались, иначе она будет вынуждена казнить их как безродных разбойников, во имя бога, разумеется.

Она прекрасно понимала, что никто после такого предложения не сдастся, но нужно было формально обозначить, что она пыталась решить дело миром. Арким говорил, что она может делать здесь всё, что ей вздумается, а летописцы потом зафиксируют всё в хрониках так, как угодно правящей верхушке.

28 апреля они направились с припасами в Орлеан.

Жанна прислушалась к мнению Жиля де Ре, который посоветовал обойти город с юга. Сама она изначально хотела устроить обход с севера, чтобы поискать уязвимое место в обороне англичан, но пока что не стала спорить с де Ре.

Реку они форсировали на лодках, взятых в рыбацкой деревне Рюлли.

Англичане об их передвижении не знали или умышленно не стали ничего предпринимать, разумного объяснения их бездействию не мог найти даже Арким, который бы на их месте пресёк попытку провоза провианта любыми способами, благо у англичан было достаточно ресурсов до этого.

На том берегу реки их встретил Жан де Дюнуа, которого Жиль де Ре назвал Орлеанским ублюдком.

– Почему англичане ничего не предпринимают? – спросила она у него после знакомства.

– Не знаю, – пожал плечами тот. – Скорее всего, как всегда упустили нужный момент.

В городе её встретили восторженно. Осаждённые всегда склонны радоваться любому улучшению дел.

Началась давка, все желали быть ближе к уверенно становящейся национальной героине, прибывшей с провизией и двумя сотнями выглядящих как один латников.

Жанне эти овации, перетёкшие в беспорядок у ворот, не понравились, так как она очень сильно не любила напрасную похвалу. Хвалить человека можно за дело и то, без фанатизма, чтобы не возгордился.

– Устраивайтесь в этом доме, хозяин был бы рад принять вас лично, но он умер две недели назад или около того, – устроил Жанну Орлеанский ублюдок. – Жду вас через несколько часов в ратуше, где мы будем обсуждать план прорыва осады.

– Я буду, – кивнула Жанна.

Возле дома крутились какие-то гражданские, которые просто не могли упустить возможности узнать, как дела у дарованной богом избавительницы от англичан.

Англичан местные ненавидели. Были уже осадные эпизоды, способствовавшие этому.

Жанна взяла в конвой закупленный отдельно провиант, который начала раздавать ходя по улицам Орлеана. Буквально два имевшихся до рандеву в ратуше часа она раздавала еду простым гражданам. Арким сказал, что это дешёвый способ подкрепить уже обретённую репутацию героини и спасительницы мира, дешёвый, но от этого не менее рабочий.

Народ был готов носить её на руках, мужчины и женщины возносили хвалу богу за то, что послал Жанну. Слух о ней распространился по всему осаждённому городу, люди стекались со всех улиц, поэтому, когда пришло время уходить, Жанна оставила десяток рыцарей для раздачи оставшейся в телеге еды, а сама быстро направилась в ратушу.

– Какие у вас планы по снятию осады? – спросила Жанна, безапелляционно ворвавшись в обеденный зал ратуши, где на большом столе были разложены карты и различные документы.

– Для начала лучше будет представить вам всех присутствующих, госпожа главнокомандующий, – заговорил Орлеанский ублюдок, которого Жанна всё это время называла не иначе, как де Дюнуа. – Это Этьен де Виньоль, среди друзей и близких более известный по прозвищу Ла Гир.

Ла Гир был примерно сорокалетнего возраста, физиономия его была несколько простоватой: красноватый нос картошкой, квадратная челюсть, близко посаженные маленькие глаза, цепкие, вечно будто бы смотрят на жертву, густые чёрные брови над ними, большой рот, который сейчас был искривлён в непонятной улыбке, которая обнажила отсутствие двух верхних резцов.

Комплекцией Ла Гир был упитан, но не обрюзгший и болезненно-жирный, а что-то вроде комбинации излишнего веса с недюжинной мускулатурой. Жанна видело что-то подобное у брата Гийома, которого, из-за врождённых характеристик, тренировали по особой программе, предусматривающей обильное питание и не менее обильные физические нагрузки. В итоге брат Гийом превратился в здоровенного амбала, который носил специальные тяжёлые доспехи, которые не пробить и тяжёлым клевцом.

И Ла Гир, попади он в детстве в монастырь исповедника Терентия, тоже бы подвергся тренировкам по той же программе и был бы сейчас в два раза больше своего нынешнего размера.

Жанна невольно припомнила брата Гийома, который был довольно-таки мирным человеком, не одобряющим насилие, но легко раскидывающим на тренировках профессиональных воинов, таких как брат Адриан или брат Мартин. На поле боя он должен был превратиться в необоримую машину для убийств, которую остановит только залп из нескольких бомбард в упор.

– Приятно познакомиться, мессер де Виньоль, – вежливо поклонилась Жанна.

– Я не заслужил такого обращения, – сально заулыбался де Виньоль. – Ой, где же мои манеры? Приветствую тебя, Дева-Спасительница!

– Я слышу в твоём голосе интонации издевки, – отметила Жанна. – У нас могут возникнуть междоусобные проблемы?

– А она мне нравится! – рассмеялся де Виньоль. – Определённо нравится!

– Всё ещё не слышу ответа, – напряглась Жанна.

– У нас уже есть междоусобные проблемы, – посерьёзнел де Виньоль. – Я не буду подчиняться бабе.

– Господа, никто не против, если мы с господином де Виньолем выйдем и решим наши проблемы как воин с воином? – обратилась Жанна к присутствующим.

– О, я наслышан о том, как вы одолели дона Матиаса, – нахмурился Орлеанский ублюдок. – Ла Гир, не связывайся, если хочешь сохранить честь и здоровье. Она, как-никак, посланник Божий, а Бог едва ли повторит свою ошибку и отправит другого посланника беззащитным.

– Не богохульствуйте! – вскипела Жанна. – Бог никогда не ошибается! Извинитесь или станете следующим, после господина де Виньоля.

– Да хоть тысячу раз посланник хоть самого дьявола! – решил ответить де Виньоль. – Я не буду ходить под началом бабы!

– Это последняя капля, – Жанна изрядно разозлилась. – Я вызываю вас двоих на поединки чести, одного за другим. Моя победа – ваше беспрекословное подчинение, моё поражение – можете не слушать меня и игнорировать любые мои приказы. Бой на тренировочных мечах, без брони, до тех пор, пока на ногах останется только один.

– Вот это мне нравится! – де Виньоль посмотрел на Жанну с оттенком уважения во взгляде. – Глупая, наивная, но умеет зарабатывать авторитет так, как я люблю!

Жанна разоблачилась и сложила броню на столе.