Виктор. Этот мужчина, как оказалось, тоже родственник Марины, и стал тюремщиком на все время моего заключения. Он же, совершив непозволительную для себя ошибку, невольно, оказался и моим освободителем.

И все равно, Виктор был не самым страшным злодеем во всей этой истории. Хотя, тогда мне казалось, что опасаться надо именно его.

А потом Алексей вколол в меня то самое средство, и я вырубилась на заднем сидении машины.

Очнулась уже в своей камере – комнате с закрытыми ставнями и большим амбарным замком снаружи.

И первые два дня я видела только этого бородатого, вызывающего неприятные мурашки мужчину. К счастью, он не обременял меня своим присутствием – приносил еду, провожал до туалета. И все время молчал. На все мои вопросы о том, почему я здесь и что со мной будет, он отвечал игнором.

А я придумывала сама себе разные версии происходящего. И в каждой из них мой муж становился этаким спасителем. Рыцарем в сияющих доспехах.

Дура.

Я бы так и лелеяла в душе надежду на своего мужа, если бы на третий день не проснулась от знакомого голоса.

– Неплохо ТЫ тут устроилась – её громкий голос вывел меня из состояния неспокойного сна.

Я вскочила с кровати и даже стала протирать глаза – до того мне показалось странным видеть здесь именно эту женщину.

А потом я обрадовалась. Это Дима, мой муж прислал её. За мной.

Я заулыбалась. Только зря.

– Че лыбишься? – зло оскалилась эта всегда уважительно разговаривающая со мною дама – Жаль, что ты беременная. А то Витька тобою бы воспользовался. Ты бы так не улыбалась.

Я смотрела на женщину и не могла произнести ни слова.

Да я онемела в ту же секунду, как она заговорила.

Потому что даже представить себе не могла, что в моем похищении замешана и она.

– Кстати, за это можешь поблагодарить своего мужа. Дмитрий лично просил, чтобы тебя пока не трогали – он хочет, чтобы у них с Мариной был здоровый, крепкий малыш. А после Витька ты вряд ли бы доносила плод – бабы у него редко бывают.

До меня постепенно доходит смысл этих слов.

И нет. В этот момент её запугивания по поводу моего тюремщика меня не волнуют. Меня скручивает от другого.

– Дим... Дима знает, что я здесь? – теряющимся голосом спрашиваю я.

– Знает? – смеется женщина – Да Дмитрий сам все и придумал. Он хочет сделать сюрприз Мариночке. Подарить ей вашего ребенка.

Я смотрю в эти знакомые-незнакомые глаза и с болью кусаю губы.

Нет, я не заплачу. Ни перед ней. Я знаю, она этого ждет. Это видно по её выжидающему взгляду.

Неет. До крови прикусываю кожу и поднимаю глаза вверх. Не хочууу.

– Вам-то это зачем? – спустя некоторое время спрашиваю её.

– Мне? – она пожимает плечами и садится на единственный в комнате стул. – Мне незачем. Просто я привыкла выполнять приказы своего нанимателя.

Татьяна Анатольевна закидывает ногу на ногу и смотрит пристально на меня.

– Я думаю – говорит домработница, изучая мою реакцию, как ученые изучают опытных мышей в своих лабораториях – ты понимаешь, что ты отсюда больше никогда не выберешься?

Я влетаю в свой рабочий кабинет в тот момент, когда молодой мужчина в полицейской форме, взяв под мышку большую коробку с документацией, собирается открывать дверь. Тут же, в кабинете помимо еще нескольких, незнакомых мне людей, находится мой отец и наш юрист.

– Здравствуйте – громким голосом обращаю я на себя внимание всех присутствующих – Что здесь происходит?

– Ну, наконец-то – возмущенно вздыхает отец и, повернувшись к стоящему около него пожилому человеку, говорит – Вот это и есть директор предприятия. Я уверен, он сейчас вам все объяснит.

– Я думаю, кто-то взломал нашу базу данных. – это единственное, что пришло мне на ум, пока я добирался от дома Кати до работы – мои айтишники выяснят, был ли это внутренний взлом или кто-то воспользовался удаленным доступом.

В нашей организации всегда серьезно относились к вопросам конфиденциальности.

Еще бы, многомиллионные контракты, которые мы заключали с самыми престижными фирмами нашего, а также соседних регионов, всегда держались в секрете. К тому же у нас намечалось четыре очень выгодных контракта с одной московской фирмой.

Да одна проектировка самого здания стоит таких бешеных денег, что её старались держать в секрете до закладки последнего кирпичика. Да и после, во избежание дублирования или, не дай Бог, совершения терактов, все данные тщательно охранялись.

Так что можно было по пальцам пересчитать всех, кто имел коды доступа к этой информации. К тому же, эти самые коды постоянно менялись.

И теперь даже страшно представить, что может быть с информацией, гуляющей по интернету.

– Наши специалисты – начинает, видимо, самый старший по званию полицейский – уже тщательно изучили эти данные и пришли к выводу, что как такового взлома не было. Просто кто-то хотел создать видимость.

– Вы уже нашли виновного? – с надеждой спрашиваю я.

Хотя, урон, нанесенный нашей репутации непоправим. Даже не представляю, какая из уважающих себя фирм захочет теперь с нами сотрудничать.

– Мы выяснили – он в упор смотрит на меня – с какого компьютера произошла утечка информации.

– С какого? – спрашиваю я, но, судя по пронизывающему взгляду собеседника, ответ мне не понравится. Совсем не понравится.

– С вашего – он читает каждую мою эмоцию, стараясь не пропустить ничего.

– Да нуу, бред – я смотрю на пустое место, где раньше стоял мой компьютер. – С моего компьютера никто не мог взять данные. Это невозможно. Он надежно защищен от взлома. И, к тому же, кроме меня никто на нем не работает. И я всегда ставлю защиту, когда выхожу из кабинета. Всегда.

– Вот и я об этом говорю – улыбается мне мужчина так, как будто бы я уже написал чистосердечное признание.

– Надо еще раз проверить – я подхожу к своему столу – зачем мне это надо?

– Ну – полицейский на секунду задумывается – много денег никогда не бывает. Решили нажиться несколько раз?

– И потерять фирму? Серьезно? Я бы больше потерял, чем приобрел. К тому же, зачем бы я тогда распространял эти данные в сети?

– Ну, знаете, – тут же отвечает мужчина – Иногда человек совершает преступление под действием импульса. Даже если знает, что, в конечном итоге, может попасться. А информация в сети – это так, для отвода глаз. По интернету гуляют только мелкие проекты. Судьба крупных пока не известна. Скорее всего, они уже проданы. В другие города. Возможно страны. Только вы понимаете, что рано или поздно все всплывет наружу?

– Понимаю – не отводя взгляда, отвечаю я. – Я в этом заинтересован как никто другой.

– Ну вот и чудненько. Значит, вы готовы сотрудничать со следствием? Раз это в ваших интересах.

– Готов. – подтверждаю я его слова.

– Тогда прошу Вас проехать с нами в отделение.

– Хорошо – спокойно говорю я и только сейчас замечаю, что отец за все время нашего общения даже ни разу не сказал ни слова.

И вообще не посмотрел на меня.

Что это? Он думает, что я …? Это я выкрал схемы у себя же?

– Отец – я заставляю родителя обратить на меня внимание. – Я не виноват.

– Иди – говорит он, не поднимая глаз. – В полиции все выяснят.

Я смотрю на этого сгорбленного, ставшего в один миг лет на десять старше мужчину и вижу, как он закрывается ото всех.

Нет, я, конечно, не надеялся, что он бросится меня защищать. Но вот так вот, перед всеми фактически признать, что его сын может совершить подобное преступление?...

Предательство. Вот как это называется.

И даже если пройдет много лет, я всегда буду помнить этот родительский взгляд, опущенный в пол. И слова. Слова, которые можно расценить, как обвинение. Да, мой отец практически подписался в приговоре.

– Руки вперед – еще один полицейский стоит с наручниками около меня.

Я смотрю сначала на эти металлические браслеты, а потом поднимаю голову и обращаюсь к старшему по званию: