Я провожу рукой по линии тонких волосков, уходящих вглубь пока не снятых с него брюк. И слышу, как муж издает тихий стон.

Поднимаю взгляд и вижу, КАК он смотрит на меня. Жарко. Нет, огненно!

При этом его губы слегка раскрываются, пропуская сквозь себя частые порывы дыхания.

И вот уже мне хочется схватиться зубами за его губу и…

– Твоя медлительность убивает – он резко хватает меня за попу и, пройдя несколько шагов, все-таки опускает на кровать. – Я сделаю все сам.

Дима, не отводя взгляда, избавляется от своей одежды и тут же оказывается у моих ног.

Он хватается за мои лодыжки и разводит их в сторону.

Я пытаюсь сопротивляться, но одно его короткое "не надо" заставляет меня прекратить борьбу.

А потом его жадный взгляд, направленный в самое мое лоно, сносит крышу. И я бесстыдно раздвигаю ноги.

– Красииивая – тянет муж, не отводя взгляда – и мокрая.

Он наклоняется и пальцем проводит по моим лепесткам. А потом тянет руку к своему рту. Я вижу, что его палец блестит от моей влаги.

Дима обхватывает его губами и на секунду прикрывает глаза.

– И вкуусная – урчит он, вновь сталкиваясь со мной взглядом.

Дима наклоняется ко мне всем телом:

– Хочу еще – говорит он прямо в мое естество и его дыхание легким касанием задевает меня.

А потом. Потом я ощущаю, как его язык проходит по моим складкам, и я выгибаюсь натянутой струной.

О Боже!

Это как получить разряд в тысячу вольт.

Нет, это как принять на себя удар молнии.

Все мои эмоции выливаются в протяжный стон, который повторяется раз за разом. Потому что невозможно держать ЭТО в себе.

Дима несколько раз проходит туда– сюда, и я уже не понимаю, где я и кто я. Хватаюсь руками за его волосы, не зная, что мне делать.

То ли оттолкнуть его, чтобы он не убивал меня своей лаской.

То ли, наоборот, притянуть поближе. Чтобы он не прекращал это делать никогда.

Муж припадает к моему влагалищу поцелуем, и я чувствую, как его язык задевает стенки моего лона.

Мне кажется, что ярче ощущений просто не бывает.

Но это длится ровно до той минуты, пока муж не задевает клитор.

Я прямо ощущаю, как к моей груди прикладывают дефибриллятор, и кто-то громко кричит "разряд".

Тело подбрасывает на кровати. Оно все пульсирует, быстро приближаясь к какой-то неизведанной мной вершине.

Еще немного и я окажусь там. Я знаю это. Чувствую по все больше ускоряющемуся сердцу, по нервным импульсам, которые волной расходятся от моего лона по всему телу.

Мне срочно нужно эта вершина. Я больше не могу. Я хочу туда, наверх.

– Дима, пожалуйста – кричу я.

И он меня понимает.

Муж всасывает мой клитор так сильно, что я проскакиваю эту вершину и тут же падаю вниз.

Диимааа – кричу я.

И… просыпаюсь.

Сон уходит, но оргазм… Он накрывает меня с головой. И я теперь уже в реальности громко кричу, все еще не различая, когда закончился этот мой самый первый эротический сон".

Я даже не осознаю, что рука гладит мой вздыбленный, возвышающийся над раскрытой ширинкой член. Я одергиваю её. И когда я успел расстегнуть брюки?

Бл…, Дожил….

Драчу над дневником своей жены.

Не любимой женщины. Когда у самого есть любимая.

Я отшвыриваю со злостью записи на кровать. И вскакиваю с кровати.

Но тут же боль в паху простреливает все тело.

Пи…, что со мной? Когда я успел ТАК возбудиться? И почему? Что особенного она написала? Я видел много эротических сцен, но ни одна на меня ТАК не действовала!

Я как малолетний пацан, впервые просматривающий порнофильм.

Все еще злясь на себя, направляюсь в сторону Катиной ванной.

Даже не могу объяснить, что вообще сейчас произошло. Как? Как я мог возбудиться, представляя, что делаю с Катей то, что она описывает? В какой момент её сон стал моей фантазией? ДА. ЧТО. БЛ... ЭТО. ТАКОЕ?

Я выхожу из ванной и собираюсь идти к себе. Но, ни о каком сне речи быть не может. После такого Катиного откровения, сон – это последнее о чем я думаю сейчас. И что мне теперь с этим делать?

Стараясь не думать о том, что недавно произошло, вновь погружаюсь в чтение.

"19.08.17.

Я часто представляю детей. Таких маленьких Диминых копий, бегающих по нашему дому. Почему то мне всегда хотелось троих.

Конечно, я не мечтаю о самой беременности – эту часть я все еще боюсь. Но вот именно уже родившихся, нет, уже даже подросших малышей я себе прекрасно представляю. Как они, вытянув вперед ручонки, бегут навстречу пришедшему с работы отцу. Как виснут на нем, словно обезьянки.

Как потом, вечером мы укладываем их с Димой спать.

Да, я дура. Я самая дурная дура из всех дур.

Но я все еще люблю его. Ненавижу. И люблю.

Я теперь многое знаю о Диме.

И это знание никак не способствует развитию моих негативных чувств к нему.

Мой муж вкладывает деньги в детей из неблагополучных и малообеспеченных семей.

Таких, которые увлекаются спортом. Он выделяет деньги для поездок на соревнования, покупает им все необходимое для занятий.

И еще. Его, то есть, наша компания является спонсором местного детского дома. Также, самые лучшие студенты учебных заведений получают именную стипендию, которую оплачивает Димин Благотворительный Фонд.

И все это происходит без громкого афиширования своей деятельности. То есть об этом не кричат ни на телевидении, ни в газетах.

Я сама-то об этом узнала, когда складывала документы в его кабинете.

Эта папка, на которой я большими буквами вывела длинное слово "Благотворительность" самая любимая у меня. Я всегда просматриваю её, и очень радуюсь, когда в ней появляется хоть один новый документ.

А еще Дима необычайно спортивен и вынослив. Однажды я подсматривала за ним, пока он занимался в домашнем тренажерном зале.

То, с какой силой и как долго он бил грушу, и как при этом перекатывались его мышцы, заставляло восхищаться им.

А когда он снял ставшую мокрой от пота майку! Мм, мама дорогая! Я вцепилась в косяк двери, чтобы не подойти к нему.

Вообще, чем больше я узнавала мужа, тем отчетливее понимала, что он добрый, и надежный человек.

Вот только на мне его эта доброта почему-то заканчивалась".

Эх, Катя, Катя!

Теперь-то я тоже не понимаю, почему ОНА? Как, живя с ней рядом, я не смог разглядеть всех этих хороших её черт? Почему не обращал внимания на мелочи, ставшие сейчас такими важными?

Ведь пусть прошло не так много времени с момента Катиного исчезновения, а я уже чувствую разницу.

Потому что ужин, сделанный поваром-профессионалом, … не такой.

И вещи, вещи сложены в шкафу… не так.

И теперь я больше не замечаю цветов, которые всегда присутствовали в доме в больших количествах.

Сначала меня это раздражало – куда ни кинь глаз, всюду стоят всевозможные букеты. И это не дорогие розы или какие-нибудь там, я не знаю, герберы.

Нет, это были небольшие букетики полевых цветов, которые разносили по дому специфичный, не благородный запах.

Но теперь, когда цветов не стало, мне их не хватает.

Я только сейчас заметил, что без них обстановка становится скучной.

Получается, что жена, пусть и незаметно, но привносила в мою жизнь хорошие моменты.

И насчет благотворительности – никогда не считал это чем-то особенным. Если есть возможность, почему бы не помогать? В конце-то концов, не последнее же я отдаю.

Я снова смотрю на ставший теперь родным почерк и опять читаю в каждой строчке хвалебные оды самому себе.

Блиин. Ну не могла она так думать обо мне! Ведь еще совсем недавно Катя уверяла, что ненавидит меня.

И эта ненависть была для меня понятной, я бы сказал заслуженной.

Но похвала с её стороны? Она обескураживает, заставляет чувствовать себя виноватым, и это мне совсем не нравится.

Сколько обид я ей нанес! Начиная с момента нашего замужества и заканчивая последним днем, когда я видел Катю, я старался её игнорить.