— Все драконы умеют превращаться в людей? — тио спросила, поднимая драконёнка на вытянутых руках. Он тоже однажды станет милым мальчиком? Невольно улыбнулась.

— Пользуются этим единицы, — кивнули мне, не смотря на меня, — Когда популяция сокращается, мы принимаем этот облик. И тогда нам идеально подходят люди.

Я молча смотрела на малыша, что вырывался из-зо всех сил и не понимал, как это дядя съел дядю?

***

На протяжении всего вечера я молчала. Несмотря на страх, лошади работали исправно. Когда мы остановились, найдя хорошее место у реки, каждый занимался устройством лагеря на ночь.

Мама для Таталетки вдруг стала не так интересна, как до этого. Он вился за дядей хвостиком, давая понять, что моё решение самое правильное из возможных.

Оставив двух драконов в лагере, я ушла подальше, собираясь с силами.

Сидя на камне, я смотрела в воду, что отражало моё грустное задумчивое лицо. Сорвав травинку, крутила в руках, утешая себя. Заметив, что по глади воды пошла рябь, смотрела на неё. За первой пошла и вторая. Капли с неба потревожили зеркало вод, превращая в брызги и уродливые ряби.

Одежда намокла моментально. Казалось, небеса услышали мои мысли и теперь оплакивали.

Вздохнув, даже не собиралась уходить. Смотря на серое небо, подставляя каплям лицо, вдруг вспомнилось.

— Надо мною тишина, небо полное дождя. Дождь проходит сквозь меня, но боли больше нет… Под холодный шёпот звёзд, мы сожгли последний мост. И всё в бездну сорвалось… Свободной стану я… От зла и от добра… Моя душа была на лезвии меча…

***

Под пологом ночи, уложив и даже по обычаю рассказав сказку про золушку, где принц упал и сломал шею, это наша любимая…

Убедившись, что оба дракона спят, я тихо подошла к Фергусу, стараясь не оборачиваться. Так будет тяжелее. Оставив сумку с припасами у костра, я сняла ещё одну, с игрушками моего малыша. Как он без них? Нам ведь так нравиться принц. Почему-то прицельно нижняя часть. Сколько раз я его перешивала бытовой магией? И не счесть…

Грустно улыбнувшись, взяла под уздцы Фергуса, осторожно отводя его подальше от костра. Сонный мальчик ещё не совсем понимал, почему мы уходим.

С дядей ему будет лучше. Дядя его и научить много чему сможет. Дядя его и поймёт. Он с ним уже разговаривает.

Дождь немного размыл дорогу, но это не мешало. Грязь время от времени чавкала под сапогами. Не выдержав, я обернулась, смотря на костёр в далеко.

Да… Так будет лучше! Я лишь обуза! Сейчас или никогда!

Я уже поставила ногу на стремя, готовясь оседлать Фергуса и навсегда уйти из жизни драконов, когда услышала странный испуганный крик. Сначала я не поняла а потом крик повторился и раздалось детским перепуганным голосом: «Мама!»

Я уже поставила ногу на стремя, готовясь оседлать Фергуса и навсегда уйти из жизни драконов, когда услышала странный испуганный крик. Сначала я не поняла а потом крик повторился и раздалось детским перепуганным голосом: «Мама!»

— Что за… — шевеля одними губами, неверующе обернулась.

Моё сердце замирало, трепеща от чего-то теплого. За мной, поскальзываясь по размытой земле и спотыкаясь об коряги и ветки бежал маленький дракончик на кривых лапах.

— Мама! — кричал он, кубарем слетая с кочки, — Мамочка!

Я так и стояла, с одной задранной ногой. В далеке появился силуэт, что загораживал обзор на костёр. В мою единственную, так и оставшуюся на земле ногу вцепились когтистые лапки.

— Мама! — кричал он, открывая пасть. Кричал человеческим голосом, — Не уходи! Не надо! Мамочка!

Против воли на глазах выступили слёзы. И ведь хотела же… тихо, остаться для них лишь пятном в памяти… По щекам катились слёз, задыхаясь, я подняла на руки грязный комок, прижимая к груди. Когти вцепились в меня, рвя рубашку и оставляя царапины на плечах, а я обнимала всё крепче и крепче.

Эта чешуйчатая попа говорить умеет? И говорила только при дяде! И только с дядей!

— Ты говорить умеешь? — хрипло спросила я не своим голосом.

— Ты понимаешь! Мамочка понимает!

Неверующе смотрела на маленькую тушку в моих руках. Если раньше, подобрав малыша и до более плотного знакомства с его дядей, я думала, что они умнее собаки, то сейчас меня пробивало осознание. Не тогда, когда дядя предстал пред мною многоэтажкой, а сейчас. У них своя цивилизация, свой язык и…

— Мама бросила меня, потому что я плохой? — все рычания, клекотания и фырканья превращались в слова, что я понимала, — Мамочка меня больше не любит?

— Как ты это делаешь…

Так странно, в мои мысли врезаются чужие слова… А это случаем не психологическая болезнь? Голоса в голове… Я так и стояла, словно громом поражённая.

— Моя мама! — слышался отчаянный жадный голосок, а чужие лапки царапали мои руки, в попытке обнять покрепче.

— Мой маленький… — всхлипывая, не сдерживая слёз и подвываний, разрыдалась. Как никогда. Я о драконах этого мира знаю лишь тот бред, что читала в книгах и то, о чем рассказал дядя. Дядя… Я ведь должна уйти?

— Мама… — плакал маленький дракон, что так не считал. Сердце обливалось слезами, слыша этот душераздирающий голосок, — Не уходи! Мамочка!

Или не должна?

Неуверенно, держа одной рукой поводья, другой прижимая плачущего малыша, я возвращалась к костру.

Оставив Фергуса на его парковочное место, дала морковку.

С меня слезать отказывались. Я сидела у костра, утешая комок грязи. На меня смотрел дядя. Задумчиво, будто к нему тоже пришло осознание чего-то. Дракончик отказывался ложиться спать, боясь, что я уйду снова. А ведь… Я ему обещала, что не уйду, пока я ему нужна… получается, не сдержала обещание.

Смотря на комок грязи, у которого глазки слипались, я осторожно покачивая, начала напевать колыбельную.

— Тихо спит мой светлячок в колыбельке из листков… — тихо начала я, отворачиваясь от старшего дракона, — ветер воет, но не трусь… разгоню тоску и грусть… Ночь пройдет наступит утро ясное… счастье придет… день пройдёт, а мы за ним, в мир таинственных светил…

Осторожно гладя клювик, я успокаивала малыша.

Что бы я, да хоть ещё раз… Да ни за что! Одно дело называть себя мамой, другое дело, когда тебя так зовут. Тонкий детский голосок, видя в тебе маму. Я для него, самое родное… Несмотря на наличие дяди, я остаюсь для него тем единственным родным…

— Я не смогу просто уйти, — едва слышно сказала я, смотря в глаза напротив.

— Я уже понял, — ответили мне, не отрывая взгляда от моего лица. Тонкие губы сжались, делая его скулы более очерченными.

— Так или иначе, мистер дракон, вам придётся принять моё присутствие рядом. Я не говорю привязываться, кидаться на мою защиту по первой необходимости, но попробуйте смириться. Он видит во мне маму. И я буду его мамой.

— Теперь это не обсуждается. Сейчас, я не вижу смысла снимать твою привязку. Ты будешь жить с должной привилегией. Надеюсь этого тебе будет достаточно?

— Да мне всё равно… — вздохнула я, — ещё раз я не смогу даже попытаться… Да что там… решиться не смогу… Больше никогда его не оставлю.

Я со всей серьёзностью своих намерений смотрела в желтые глаза, что красиво поблёскивали в свете костра. Он подложил пару веток в огонь, что взвился в высь, поднимая пепел.

— Прости, забыла твоё имя, оно длинное и непонятное…

— Запомни Роксана, Ридейанар…

— Рид? Ридей? Анар? Имя длинное, ты не против если буду сокращать?

— Как тебе удобно, Рокса…

— Рокси, — поправила я, улыбаясь, — не знала, что ты можешь быть нормальным.

— Артри видит в тебе мать, отныне ты — семья, а не посторонняя дурочка.

— Ага, теперь родная… — осторожно, переложила Артри… Тьфу ты! Тарталетку, что заворочался, на его спальное место, — что будет дальше?