Очевидно, они очень близки.

Друзья, как и братья, усиливают друг друга. Они же – уязвимое место. Если втолкнуть между ними клин, то можно немало выиграть. Ариэль ещё не знал как, но, что способ найдётся, не сомневался. У всех есть слабости, у Рами и Фера, отнюдь не монахов, усердно устремляющихся помыслами к чертогам богов, их должно быть множество. Даже среди братьев не редка ревность. Ариэлю повезло, что Томи – бета, родился бы брат двуполым, определился бы в альфу, и многие бы захотели на этом сыграть. А тут двое альф, один король, другой – подданный, друг, но не равный, а подчинённый. Как бы ни были они дружны, каким бы количеством пролитой крови ни скрепили узы боевого товарищества, соперничество между ними есть, Рами должен завидовать другу хоть немного, трещины в их отношениях не может не быть. Надо лишь слушать внимательно, чтобы потом надавить и превратить тонкую ниточку в глубокую пропасть.

Ариэль закусил губу. Терпение – добродетель и его оружие в единственно доступной пока, тайной войне, а он жаждал движения, открытого сражения, сидеть под замком и не делать вообще ничего, только строить планы и подмечать слабые стороны соперников выматывало больше жажды, голода и надуманных страхов.

Вскоре вошедший в укромную часть королевских покоев Фер поначалу никак не показал, что помнит о присутствии пленника. Когда прибежал виденный прежде слуга, король разоблачился с его помощью до нижней рубашки, согласился надеть предложенный сарацинский халат тёмно-красного цвета. Препоясался сам. Прошёлся туда-сюда, не глядя в сторону клетки, отдал несколько тихих приказов. Слуга налил в кубок вина и протянул его господину, затем зажёг свечи. Крохотные язычки пламени затрепетали на сквозняке, не в силах прогнать наступившие сумерки. Ариэль и не заметил, как приблизилась ночь.

Слуга принёс кресло из главной части покоев и установил его рядом с клеткой, а затем удалился. С тихим стуком закрылась входная дверь. Всё это время Люцифер простоял у окна, глядя вдаль и попивая вино. Ариэль молчал, наблюдая за тюремщиком с почти болезненным интересом, подмечая всё. И то, как тот держит кубок, и как сверкают в свете дрожащих свечей украденные кольца-амулеты на его руках, и как дёргается кадык на мощной шее, когда он пьёт, и на тёмные волосы, развеваемые ночным ветром, и на профиль – что-то в нём показалось знакомым, виденным прежде, уже давно.

Боги одарили убийцу и вора благородной внешностью, испорченной лишь по-мужицки мощным телосложением. Ариэль не мог ошибиться, в каждом движении Фера крылась сила настоящего воина, прошедшего множество битв с мечом в руках – и это достоинство тоже нельзя было сбрасывать со счетов, как и красоту лица, которая всегда дарит её обладателям незаслуженную ничем иным любовь и расположение людей.

Отец Ариэля был такой же высокий, но много уже в плечах. Он не бегал по полям сражений с мечом, а смотрел сверху и отдавал приказы, которые, благодаря его выдающемуся уму и опыту, приводили войска к всё новым и новым победам. Ариэлю нравилось рубиться мечом, он обожал тренироваться с оружием в руках – ни отец, ни лорд Дэфайр ни разу не похвалили его успехи в состязаниях с другими. Чтение и рисование карт, расстановка войск и планирование атак ценились ими не в пример выше. Владение оружием, даже мастерское, похвал никогда не удостаивалось, как и выездка лошадей, победы в конных соревнованиях. Отец снисходительно говорил, что с молодостью эта страсть у Ариэля пройдёт, и не препятствовал увлечениям, хотя лорд Дэфайр несколько раз предлагал отцу запретить наследнику тратить время на «бесполезные для будущего короля шалости».

И вот, шутка судьбы, опустевший трон занял тот, кто с оружием не расставался даже в спальне: меч в простых кожаных ножнах, с удобной, без драгоценных камней и витиеватой резьбы, отполированной до блеска рукоятью лежал на кровати, всего в нескольких шагах от жаждущей добраться до него руки – и, словно на другой стороне широкой реки, недоступный.

Ариэль отошёл к стене, когда приготовленный слугой стул у клетки занял Люцифер. Король сел, широко расставив ноги, одну руку положил на подлокотник, в другой всё ещё держал кубок с вином. Выражение его лица, его взгляд не прочитал бы даже шепчущий на воде ведьмак. В одном халате поверх тонкой нательной одежды, в мягких домашних туфлях, с кубком в руке, он без короны умудрялся выглядеть полновластным правителем, так что простой деревянный стул под ним уподобился трону. Удивительное умение для безродного узурпатора, которым Ариэль, законный наследник, к сожалению, не обладал, хотя тренировался и в этом под руководством лорда Дэфайра.

– Пришло время нам всё обсудить, – сказал Фер.

Ариэль плотней прижал к себе наброшенное на плечи одеяло. За день его одежда высохла – а ещё он догадался просушить её волшебным огнём, и теперь не боялся из-за неловкого движения предстать перед тюремщиком обнажённым. Относительная пристойность внешнего вида придала ему уверенности, а голод и жажда не ослабили, наоборот, помогали – не давали забыть, почему он так ненавидел сидящего перед ним человека. К этому часу Ариэль уже приготовился ко всему, даже к самому страшному разговору, в меру своих сил, разумеется.

– Слушаю вас.

– Господин. Называй меня господином.

Ариэль облизнул пересохшие губы.

– Передо мной нет иных господ, кроме отца и богов. Я не вправе дать вам иного ответа.

Он ждал вспышки гнева, а встретил полный спокойной уверенности взгляд.

– Твой отец мёртв. Корону пронесли мимо твоей головы, и теперь ты – такой же подданный королевства, как каждый родившийся и живущий на этой земле. Я твой король и господин. Чем быстрее ты с этим смиришься, тем быстрее окажешься на свободе.

– Вы вернёте мне свободу, если я признаю ваше право на власть?

Фер отпил из кубка. Изголодавшийся Ариэль чувствовал терпкий и сладкий аромат вина. Он сглотнул, подавляя острый приступ не ко времени проснувшейся жажды.

– Будут и другие условия, которые ты должен будешь выполнить. Не только обещания, которые так легко нарушить тому, кто клянётся верно служить убийце отца.

– Так вы лично убили его? – Ариэль не удержался от вопроса. Он знал, что ему не ответят или солгут, желая предстать в лучшем виде, не вызвать ненависти, раз уж сотрудничество необходимо. Но он так хотел знать.

Фер даже не моргнул глазом.

– Да. Я лично вырвал из груди сердце твоего отца и скормил его псам.

Ариэль пошатнулся.

Так поступали лишь с теми, кого хотели лишить милости богов даже после смерти. Привратники небесных чертогов не могли взвесить сердце умершего, и его душа лишалась возможности по делам своим попасть в рай или ад, оставалась вечно бродить по земле невидимым призраком. Так поступали лишь с худшими из худших: насильниками над детьми, изменниками, не знающими пощады разбойниками-душегубами. И его безвинным отцом, даже в смерти лишившимся справедливого суда и чести бесконечно пировать вместе с богами и героями.

Губы Ариэля мелко затряслись, и он отвернулся, чтобы не видеть красивое бесстрастное лицо, в котором не дрогнул ни один мускул – лицо безжалостного убийцы.

– Я судил твоего отца, приговорил к смерти и привёл приговор в исполнение самолично. Я убил твоего отца, могу убить тебя и всех твоих братьев, и никто мне не воспротивится, наоборот, будут славить за доброе дело. Многие желают вырезать всех от семени Душелома до последнего человека. Между жаждущими твоей смерти и тобой сейчас стою лишь я.

Ариэль дрожал, и холод осенней ночи не имел к его слабости никакого отношения. Фер молчал, будто давал ему время осмыслить сказанное.

– Душелома? – спросил Ариэль, всё ещё глядя в стену.

– Не знаешь, как в народе прозвали твоего отца?

Ариэль не ответил.

– Повернись и посмотри на меня. До сих пор ты проявлял отвагу и стойкость, не заставляй меня разочаровываться в тебе.

Ариэль повернулся и прислонился спиной к стене. На глазах ещё не высохли слёзы, текли по лицу. Жестокий подонок получил полную возможность насладиться его горем и сердечной мукой. Ариэль будто потерял отца во второй раз – лишился даже крохотного шанса встретиться с ним за границей между жизнью и смертью.