Ну вот, типичный самец! Пригляделся к стройному женскому телу, и уже слюни по колено, не поскользнись.

– Тогда просто искупайся.

– Я вчера накупалась. Спасибо! – бурчу я, скрестив руки. – Ты же понимаешь, что со мной будет непросто? Может, сразу отпустишь? Зачем тебе эти адские муки?

– Вдруг я любитель боли, – усмехается он, выходя из бунгало и запирая за собой дверь.

– Ты, скорее, вор-любитель, раз все по бороде пошло, – ворчу я, навострившись на кухонные шкафчики. В них точно есть, чем поживиться.

Пачка сырных шариков – так себе завтрак. Но червячка заморить сойдет. Однако я закашливаюсь, подавившись первым же шариком, потому что Роберт влетает в бунгало, подхватывает меня на руки и тащит на улицу.

– Ты что творишь? – хриплю я, болтая ногами.

Откуда-то доносится лай собак. Господи, так это же полиция! Меня ищут!

Я бросаю пакетик прямо в бассейн и силюсь вырваться из лап Роберта. Фиг там! Вцепился в меня, как клешнями, и даже не пыхтит, будто перышко удерживает.

Он затаскивает меня в ванную, где уже приготовлена липкая лента.

– Ну не-е-ет… – жалобно умоляю я.

Плевать ему на мои просьбы. Даже отползти мне не дает. Хватает за лодыжки и тащит назад, а я лишь тщетно скребу ногтями по полу.

– Не упрямься, русалка. Мы с тобой славно проведем время. – И хоба – залепляет мне рот, связывает руки за спиной и ноги и оставляет меня извиваться на коврике возле джакузи. Еще и ухмыляется, подонок, перед уходом.

Интересно, как он запретит полицейским заглянуть в ванную, если их поисковый цербер когтями заскребет по двери? Надеюсь, они заставят его в штаны наложить!

Успокоившись, я выдыхаю и решаю не тратить силы. Как только заслышу приблизившиеся шаги и голоса, сразу начну и ногами по полу колотить, и выть через пленку. Хрен я сдамся! Игра только начинается…

Пусть не думает, будто она мне не по зубам. Есть у меня опыт дрессировки диких кошечек. Над сестрой-оторвой опеку взял, когда ей едва десять исполнилось, а сам еще на последнем курсе института учился. Воспитал невесть что, но стоит зыркнуть построже, как шелковая становится. И с этой зубастой акулой справлюсь.

Полицейские уже кивают мне в знак приветствия и поднимаются на террасу вслед за овчаркой на поводке, а я только сейчас замечаю царапины на руке. Матерюсь про себя, не зная, в какую задницу ее деть. А капрал все ближе и уж куда серьезнее ночного сторожа.

– Асалам алейкум!

– Вале куму салам, – киваю я в ответ и тупо скалюсь высунувшему язык псу.

Что за страна?! Собака, как и свинья, здесь животное грязное, но копы не брезгуют использовать их, особенно, когда наркоту найти надо. И хотя, к большому счастью, ее у меня нет, за русалку и пивас в холодильнике меня тоже по головке не погладят. Либо примут меня за торгаша людьми, либо за контрабандиста. Попробуй докажи потом, что я честный турист и законопослушный гражданин своей страны.

Я вкратце слушаю доклад о пропавшей русской туристке, убедительно вру, что ничего подозрительного не видел, а сам замечаю, как второй полицейский задумчиво таращится на плавающие в моем бассейне сырные шарики.

– Оставил вскрытую пачку на столике и умчался на пробежку, – придумываю я и посмеиваюсь: – Горничная будет недовольна.

Капрал тоже усмехается. Баран, даже не видит, что шарики до сих пор не размокли.

Я уже готов выдохнуть, что копы сейчас свалят, но тут в ванной раздается треклятый скулеж русалки и глухие удары, привлекшие внимание капрала. Его пес нацеливается на дверь, и я авансом чувствую остроту его клыков на своих руках.

– Вы держите у себя собаку? – уже не благосклонно, а как-то рявкающе спрашивает капрал, своим тоном напоминая мне о запрете провоза животных на их скромную родину.

– Что вы! Мышь. Летучая. – Я показываю ему свою поцарапанную руку. – Та еще падла. Возвращаюсь с пробежки, сначала вижу это, – указываю на бассейн, – потом иду в ванную, а там это мерзкое существо. Хотите посмотреть?

– Нет, спасибо. Нам некогда. Удачи вам с ней. – Желает мне капрал и тянет за собой упрямую овчарку.

Ну вали же уже, песик! Но он порыкивает, противясь и заставляя меня нервничать. Кажется, целая вечность проходит, прежде чем полицейским удается взять верх над собачьим чутьем.

Черт, пронесло! Больше ко мне не сунутся ни спасатели, ни полиция.

Как только дверь распахивается, русалка затихает. Опять я вижу ту прискорбную печаль в ее глазах, как вчера, когда Марсель уплыл, вдребезги разбив ее надежды. Она по-прежнему дергается, когда я освобождаю ее, а потом и вовсе влепляет мне звонкую пощечину, своими нежными пальчиками опалив мое лицо, подгребает к себе ноги и, обняв колени, утыкается в них лбом.

Мне бы пожалеть ее, да себя сейчас жальче. У этой куколки явно изумительный хук справа. Зубы может выбить.

– Ну чего ты дуешься-то?

– И правда. Все же чудесно, – бормочет она. – Умереть в двадцать на Мальдивах… О таком можно только мечтать.

– Во-первых, ты не умрешь. Во-вторых, тебе двадцать один. – Я точно помню год ее рождения. Бедняжка, в таком возрасте уже скидывает себе годик.

– Иди в жопу, – бурчит она, не поднимая лица.

– Да ладно, ты хорошо сохранилась.

Ну наконец-то она опять смотрит на меня. Колюче, пристально, как будто сейчас факелом вспыхнет и зажарит меня до хруста.

– Я есть хочу.

– Я тоже, рыбка, – улыбаюсь я. – Так может, пойдем и вместе что-нибудь приготовим?

Гордость мешает ей выдавить даже короткое «Да». Молча поднимает свои булки с пола и первая выходит из ванной. Я стараюсь не отставать. Помню, как она ночью в лес сиганула. И похоже, эта крошка так и не собирается сдаваться. Резко разворачивается и толкает меня на перила.

Эх, силенок не хватило меня в бассейн столкнуть. Я едва сдерживаю смех от растерянности и ужаса, прописавшихся на ее личике.

Прости, детка, но теперь мой черед. С легкостью подхватываю ее на руки и перекидываю через перила. Ее визгливое «А-а-а!!!» заглушается бульканьем воды. Русалка выныривает на поверхность, выплевывая воду и размахивая руками. Не зрелище, а радость для глаз. Насмотреться не могу, похохатывая над тем, как она бултыхается.

– Сама напросилась, рыбка!

Но как-то странно вкус победы начинает горчить. Что-то идет не так. Русалка то выныривает, то уходит под воду, оставляя на поверхности лишь кисти рук, а вскоре и вовсе камнем идет на дно.

– Э, нет-нет-нет!

Я скидываю с себя кроссы и прыгаю в бассейн прямо с верхней террасы. Поднимаю обессилевшую русалку со дна, соображая, что чуть не убил ее, и, прислушиваясь к ее тяжелому дыханию, вытаскиваю из воды.

– Ты придурок! Я плавать не умею!

– Я это уже понял, – признаюсь я.

Ее плечики вздрагивают, когда я накрываю их полотенцем, зубы стучат, видимо, от испытанного страха. Она сидит перед бассейном, смотрит на размокающие в волнуемой воде сырные шарики и продолжает ворчать:

– По-твоему, я ради прикола в нарукавниках была, когда с лайнера выпала? Идиот! Как после этого тебе верить, что ты не пришьешь меня?

– Я же не знал, – оправдываюсь я, усаживаясь рядом с ней.

Черт, впервые в жизни чувствую себя полным кретином. Шутка не удалась, и мне хочется сквозь землю провалиться. Странно, но сейчас мое сердце колотится сильнее, чем у русалки. Да-да, у меня есть сердце!

Смотрю на нее и ненавижу себя. Хрупкая, дьявольски красивая. Мокрые волосы облепили ее щеки, но я вижу ее идеальный профиль, вижу, как искрится отражение воды в ее больших глазах, наблюдаю за тем, как она то размыкает, то поджимает свои пухлые губки, и вспоминаю наш поцелуй. Нет, она однозначно отвечала на него! О другом я и думать не хочу! Надо бы прощение попросить, а вместо этого я, как конченый болван, ржу:

– Выходит, я тебя уже дважды спас, а ты меня до сих пор не поблагодарила элементарным «Спасибо». Гордая?

– Ты всегда такой козел? Или сегодня особенный случай? – Она поворачивает личико и хмурится, отчего становится еще смешнее. – Мир должен перевернуться, чтобы я вдруг прониклась к тебе чувством благодарности.