Луч фонарика скользит по краю воды и исчезает, едва сторож выходит на свет моего пирса. Около минуты он стоит, вертя башкой, потом тащит себя в бунгало. Я лихорадочно вспоминаю, есть ли там улики о пребывании у меня русалки, и молюсь, чтобы он не заметил оставшуюся на кровати проволоку. Ну или хотя бы затупил, не доперев, на хрена она мне.

Он уже бывал в моем бунгало в мое отсутствие. Случается, что я на пробежке, или отплываю на яхте. Так что я знаю, что он скоро уйдет. Подождет меня минут пять и свалит. А мне лишь нужно придержать эти пять минут русалку, уже затачивающую зубки о мою ладонь.

– Перестань кусаться, – шиплю я. Выжидаю, пока она успокоится. Потом тихонько предупреждаю: – Отпущу, если пообещаешь молчать.

Она замирает, неубедительно кивает, и я все-таки щажу над ней. Чувствую же, что дышать девчонке трудно.

– На по-мощь!!! – орет она, стоит моей ладони убраться с ее лица.

Вот козюля!

Заваливаю ее на песок. Снова ладонью закрываю ее рот и оборачиваюсь через плечо.

Сторож выволок себя из бунгало и уже зорким взглядом выискивает источник звука. Надеюсь, он сочтет этот хриплый скулеж криком баклана и утащит себя уже на соседний остров. Но нет, стоит как изваяние. Вряд ли меня ждет, чтобы сигаретку стрельнуть. Учитывая, что я не курю, и он об этом знает.

Вроде спускается на пляж, опять включает свой фонарик и плетется вдоль кромки воды.

Русалка умудряется выть даже через мою ладонь. Надавлю сильнее – боюсь, ее головенка не выдержит. А сторож тем временем все ближе. Уже в каких-то двадцати метрах от нас и замедляет шаг, ушастый.

Смотрю на капризную красотулю подо мной и понимаю, что она не заткнется. В голове щелкает лишь одна шальная мысль, и я, резко убрав ладонь, склоняюсь к ее разомкнувшимся губкам. Не даю даже пикнуть, накрыв их поцелуем.

Она замирает. Даже дышать перестает. Но этим только позволяет мне войти во вкус.

Дьявол! Какая же она вкусная: карамель с миндалем и медом. А еще невероятно податливая, отчего у меня вспышки сверкают перед глазами.

Проходит не меньше минуты, прежде чем она очухивается и отталкивает меня с глухим хрипом:

– Ты вконец оборзел?!

Я облизываюсь, как наевшийся кот, и мурчу:

– Да ладно, рыбка, тебе же понравилось.

Она демонстративно отплевывается, вытирает губы тыльной стороной ладони и заявляет:

– Как будто с жабой поцеловалась!

– Ага! Все-таки поцеловалась! Это значит, что ты тоже целовала меня, – посмеиваюсь я.

– Это значит, что у тебя глюканы на фоне одиночества, – она тычет в меня пальцем, позабыв, что мы тут прячемся от любопытного сторожевого носа.

– Странно. Девушкам всегда нравились мои поцелуи.

– А я назвала бы их одним словом – «фубля»!

Черт, обозленная она еще прекрасней. Я как недоумок завороженный наблюдаю за тем, как она поднимается, дергаными движениями отряхивается от песка и упирает руки в бока. Теперь хоть кричи, хоть в фанфары труби. Сторож помахал нам хвостиком, и до утра на наш остров никто не явится.

– Как же ты меня бесишь, – со вздохом признается русалка. И делает это таким учительским тоном, словно я двоечник провинившийся.

– Так мы идем в туалет или как? – развожу я руками.

Цокнув языком, она обходит меня, выбирается из зарослей и шлепает к бунгало. Я едва поспеваю за ней, как он уже забегает на террасу и захлопывает дверь ванной перед моим носом.

– Ну что ж, ладно. Надеюсь, ты без меня разберешься, как унитазом пользоваться, – смеюсь я, отходя от двери и локтями опираясь о деревянные перила.

– Еще и тебя научу, – приглушенно огрызается русалка, а вслед за этим до меня доносится шум открытой воды.

Она что, в душ полезла? Господи, мы так до утра спать не ляжем!

Я жду ее битый час. Уже готов прямо тут на полу калачиком свернуться и всхрапнуть. Наконец она выползает из ванной. Укутанная в мой халат, который ей до самых лодыжек. Вытирает волосы моим полотенцем, да еще предупреждает:

– Я там свой купальник состирнула. На сушилке висит.

– Окей, рыбка, постараюсь не спутать его со своими плавками.

Закатив глаза, она молча возвращается в бунгало, идет к холодильнику, чувствуя себя как дома, достает из него бутылку воды и напивается. Потом покорно взбирается на постель и спрашивает:

– Приковывать к кровати меня будешь?

Это звучит так нелепо, что мне становится смешно. Я просто запираю дверь на ключ, убираю его себе под подушку и заваливаюсь на матрас. Вряд ли она задушит меня ночью или захочет покромсать столовым ножом. Она уже с ног валится.

– Спокойной ночи, рыбка, – тихо произношу я, чувствуя себя счастливым болваном от того, что хоть кто-то скрасил мое одиночество.

– Ага, – сонно мычит она, и через пару секунд я слышу ее мерное сопение.

Дотягиваюсь до пульта, гашу свет и глупо улыбаюсь темноте, хотя задницей чую, что самый самолет начнется завтра.

Не так-то просто собраться с мыслями наутро, помня, что еще вчера ты встречала рассвет с бокалом коктейля в номере отеля, а сегодня заточена в плену врага отца. Но я силюсь припомнить события вчерашнего дня, хлопая ресницами и фокусируя зрение на потолке. Зачем вообще я влезла в тот спор? Так глупо! А зачинщиком, как всегда, выступил Артур, который теперь наверняка волосы на голове рвет, ища меня.

Я прислушиваюсь и понимаю, что в бунгало слишком тихо. Ну точно – Роберта нет. Даже матрас убран. А на кровати лежит мой купальник.

Чудно!

И отвратительно от мысли, что он лапал мое белье!

Я сдергиваю с себя его халат, быстро напяливаю купальник и выглядываю в панорамное окно. Дверь, естественно, заперта. С его стороны было бы слишком великодушно оставить ее открытой. Пусть лучше я изжарюсь тут, чем кайфону на свежем воздухе!

Блин, от злости мне хочется ногами топать. Впервые в жизни я выехала в отпуск заграницу. Еще и подгадала так, чтобы Днюшку здесь отметить. И что я получила? Наглого вора-беглеца, от которого сейчас зависит чуть ли не вся моя жизнь. Он даже смотрит на меня, как на копилку, в недрах которой хранится еще миллиончик-другой. Уж не знаю, мистер, какие у вас коварные планы, но мой отец не даст вам больше ни копейки!

Капец, душно-то как. Кондиционер вроде есть. Наверное, для красоты висит. Пытаюсь найти пульт от него, но натыкаюсь на мини-радиостанцию. Да ты ж, моя хорошая! Дай, я тебя расцелую! У этого говнюка, что держит тебя при себе, очевидно, здесь от страха булки сжимаются. Вынюхивает, как бы на его след не напали. И чего он, правда, торчит тут? Неужели дармовые бабосики ухлопал?

Я едва ли не до слез растрогана, что у меня есть шанс выйти на какую-нибудь частоту и сообщить о преступлении. Хотя какое это преступление? Это настоящее бедствие!

Долбаная рация не включается, как бы я с ней не заигрывала. Похоже, тоже тут для красоты стоит!

– Чтоб ты до румяной корочки на Мальдивах загорел! – ругаюсь я, стуча трубкой по столу.

– Эй-эй, рыбка, она не так включается! – бесящий голос дрянного адвокатишки обдает мою спину волной удушающего жара. – Ты что, из тех, кто подвисает?

– Ага, и пихает невпихуемое.

Он забирает у меня трубку и с видом победителя вкручивает в гнездо утащенную с собой на пробежку антенну. Я готова огонь ноздрями выдыхать, косясь на него. Взмокший от тренировки, он тыльной стороной ладони вытирает влагу со лба и лыбится:

– Ты завтрак приготовила?

– Не нашла собачий корм!

– Неужели схомячила за ночь? – смеется он, по-хозяйски лениво обходя комнату. – Я пойду в душ, а ты тут не шали, окей?

– Кондер включи, пока я не задохнулась, – прошу я в повелительном тоне, на который имею полное право.

– Он тратит много энергии, холодильники мне важнее.

– Да, но в холодильник я не залезу!

– Тогда просто разденься. – Он берет с кровати халат и растерянно смотрит на то, как я в молчаливом жесте развожу руками, указывая на свое бикини. – Ах, да, ты и так раздетая. – Его взгляд ошалело скользит вниз и медленно поднимается. – Больше, чем мне хотелось бы.