Я еще долго стою на пирсе, сжимая в руке пустую банку и думая, фух, пронесло. А ведь по краю ходил.

Возвращаюсь в бунгало, где русалка в попытке освободиться скомкала всю постель. Представляю, как ей сейчас больно от мысли, что ее вдруг зародившиеся мечты о спасении разлетелись на миллион острых ранящих осколков.

Первым делом разматываю ее ноги, и она тут же пяткой целится мне в нос.

– Да не дергайся ты. Чего лягаешься, как корова?!

Освобождаю одну ее руку, она тут же отталкивает меня и самостоятельно срывает ленту со своего лица. Я выключаю музыку, и она прислушивается к отдаляющемуся гулу спасательного катера.

– Кораблик ушел, – говорю я, усаживаясь за барную стойку и решив наконец нормально пожрать.

– Какой же ты козел, – бормочет русалка, отвернувшись от меня.

– Зато умный. Ради прикола и видеоролика для подписчиков херней не маюсь.

Она резко поворачивает ко мне свое зломилое личико и поджимает губы, напоминая своим видом спящий вулкан.

– Ты же понимаешь, что чем дольше медлишь, тем глубже себя закапываешь? – ворчит она. – Головорезы отца уже наверняка приготовили для тебя мусорный мешок и лопату.

– У тебя чудный голосок. Не пробовала вокалом заняться? Больше пользы бы принесла.

Ее коробит от моей шутки, и больше она не произносит ни звука. Я убираю тонировку окон, чтобы ей хоть было на что таращиться за пределами бунгало. Правда, остров погружается во мрак, и все, что мы можем видеть, это освещаемый уличными фонарями берег.

Наевшись, я заваливаюсь на матрас и долго слушаю, как русалка возится с постелью под собой. Вот не дура ли? Сама все разворошила, а теперь ей не нравится эта кучка.

Мне приходится встать, иначе она не даст мне поспать.

– Если не будешь кидаться, я тебе помогу.

Она прожигает меня своими карими глазищами, но все же сдается и молча кивает. Не отвязывая ее от кровати, я подпихиваю под ее легкое, хрупкое тельце простыню, растягиваю ее по всему периметру, стараясь не пялиться на соблазнительные изгибы молодого тела, и накрываю русалку другой простыней.

– Что-нибудь еще надо? – спрашиваю, чтобы не пришлось снова вставать.

– Да! Позвони моему отцу и сообщи, что я у тебя!

– Ну раз пожеланий больше нет, спокойной ночи, – улыбаюсь я, возвращаюсь на свой матрас и с облегчением закрываю глаза. Едва засыпаю, как вновь слышу ее пыхтения. – Ну что опять?

– Я в туалет хочу.

Мне кажется, у него даже затылок перекорежило от моей просьбы. Но деваться некуда: жизнедеятельности моего организма фиолетовы закидоны какого-то трусливого адвокатишки в бегах.

– Завтра закажу тебе подгузники, – ворчит Роберт, отвязывая меня от кровати.

– Менять их сам будешь? – смело спрашиваю я, отмахиваясь от края его рубашки, болтающегося у меня перед лицом.

Он на миг замирает, хлопает ресницами и мотает головой:

– Нет, пожалуй, лучше водить тебя на горшочек.

– Обхохочешься! – фыркаю я, вставая с кровати и плетясь за ним.

Мы выходим из бунгало, и Роберт вдруг останавливается. Врезавшись в его твердую спину, я рычу, готовая придушить его, а он снова подшучивает, показывая на темные пальмы:

– В кустики или..?

– Или!

– Ну хорошо-хорошо, – примирительно поднимает он ладони и ведет меня к отдельной комнатке на надводной части.

Неизвестно, когда у меня еще появится возможность выбраться из бунгало, поэтому приходится соображать быстро. Я окидываю ночной пляж беглым взглядом, но во тьме сложно представить площадь острова. И все же у меня есть ничтожный шанс спрятаться в оазисе и дождаться прибытия спасателей или полиции. Кто-то же должен меня искать!

Делать нечего. Отстаю на пару шагов, улавливаю момент, когда Роберт зевает, спрыгиваю на нижнюю террасу, а с нее прямиком чешу в заросли. Не оглядываясь и не обращая внимания на острые ракушки в песке, пересекаю пляж, промчавшись мимо другого пустующего бунгало, и влетаю в прохладный оазис. Но и шага не успеваю ступить, как падаю, придавленная навалившимся на меня телом.

– Ты чего удумала?!

Роберт переворачивает меня на спину, подминает под себя, заводит мои руки над головой и прижимает запястья к песку. Он дышит тяжело, свирепо, точно бык, кидающийся на красную тряпку. Во мраке ночи почти не видно его лица, лишь тусклые блики блуждают по его очертаниям, но я уверена, его глаза кровью налились. Сейчас тюкнет меня кокосом по черепушке и в воду, как будто так и было.

– Только тронь меня, – шиплю я.

– Опять папочкой пугать будешь? – издевательски усмехается он, переводя дыхание.

– Дедушкой суровых нравов!

– Я в курсе, что у тебя по бабушке суровые нравы в крови, – смеется он, довольный тем, что всю мою подноготную знает. – Но ей они не помешали выйти замуж против воли родителей.

Я брыкаюсь, дергаюсь, извиваюсь, но его громадная туша буквально вдавливает меня в песок. Уже и дышать тяжело, и глаза на лоб лезут. Долбаный кабан!

– Ты уже пописала?

Ах ты, скотина! Он еще и издевается!

Обессилев, я просто выдыхаю и закрываю глаза. Опять приходится сдаться. Глупо с ним тягаться. Он тут только и делает, что жрет, иммунитет морем укрепляет и мышцы наращивает тренировками на свежем воздухе. На фотографиях, которые мне отец показывал, этот Роберт был щупленьким, по сравнению с тем, каким бегемотом стал сейчас.

– Остыла? – уточняет он.

Я, поджав губы, киваю.

– Ну пошли обратно.

Он осторожно поднимается и протягивает мне руку.

Фиг я приму его помощь! Сама на раскоряку встану, но к нему и пальцем не притронусь. И так уже вся провоняла этим… этим… ладно, не буду отрицать, пахнет он приятно! Не то, что от Артура порой глаза слезятся. Особенно, когда он на выходных. Это значит – вся квартира в грязных носках, нечищеные зубы и грудь в крошках от чипсов.

– Долго ты собираешься держать меня в плену? – вздыхаю я, выпрямившись и отряхнувшись от прилипшего ко мне песка.

– Все от тебя зависит, – пожимает он плечами, суя руки в карманы шортов. – Убеди меня, что не расскажешь своему папаше обо мне, и я тебя сразу же в город доставлю.

– Серьезно? – кривлю я гримасу недоверия.

– Нет, конечно! Я же не идиот! – хохочет он. – Мне должны подыскать новое местечко для отдыха. Как только свалю отсюда, свяжусь с городскими властями и сообщу, что ты здесь.

– Как мило… Ты такой пуся… – натянуто улыбаюсь я, морща нос. – Только что-то подсказывает мне, что под местечком для отдыха ты подразумеваешь убежище.

– Скажи этому что-ту, что он сломался.

Блин, как же хочется ему в морду дать! Но вместо этого я молча обхожу его. Выбираюсь из зарослей и замираю на месте, увидев блуждающий свет фонарика. К бунгало кто-то приближается. Может, это спасатель? Роберт, вероятно, еще его не заметил. И я решаю не игнорировать этот знак свыше. Взмахиваю рукой и открываю рот, чтобы закричать, но даже с места не успеваю сорваться. Мой рот закрывает широкая ладонь, и адвокатишка волоком тащит меня обратно в кусты.

Как же я о стороже не подумал?! Совсем из башки вылетело, что он по ночам тут шастает. Не всегда, конечно. Но сегодня, видимо, из-за русалки ему сверху велели береговую линию осмотреть.

Я прижимаю ее хрупкое тельце к себе, а сам боюсь сломать. Черт, какая же она тонкая и нежная! Хотя брыкается, как кобыла. Того и гляди – зашибет.

– Тш-ш-ш, – шикаю я ей на ухо и ненавижу себя за то, что жадно вдыхаю ее сладкий свежий запах. Ну почему она не воняет рыбой или водорослями? Было бы проще воротить от нее нос, а не терять рассудок, превращаясь в какого-то одержимого психа.

Сколько я элементарно не касался женщины? Месяцев семь? Да, пожалуй. Последней была Анжела… Тьфу, эту дрянь даже вспоминать тошно. Я фактически пошел на сделку с совестью, рискнув использовать ее, чтобы раздобыть себе миллионы ее старикашки-мужа. А теперь испытывая невообразимый голод, держу в своих объятиях настоящего ангела.