– Отдыхай. Когда проснешься в следующий раз, друзья и родные уже будут рядом, – доктор продолжил говорить успокаивающим тоном. Лана же слышала его, как сквозь пелену. Сознание в очередной раз ускользало прочь…

– Мама? Мама! – разум Ланы прояснялся все больше. Казалось, даже находясь в глубоком сне, девушка чувствовала любимые духи и слышала голос мамы.

– Да, родная, милая я здесь. Все хорошо. Ну наконец-то ты очнулась! Как ты себя чувствуешь? – голос мамы придавал силы не хуже лучшего лекарства.

– Хорошо… можно попить? – отпив из стакана теплой жидкости, Лана обрела голос. – Все, правда, хорошо, мама. Мысли еще путаются и тело вроде не мое, но ничего не болит. Честно.

– Как может быть хорошо? Ты спала месяц!!! Месяц была в коме!!!

– Не месяц, а двадцать семь дней. Не разводи здесь генную инженерию. Не делай из мухи слона, Кира Николаевна! – Лана видела, что мать не на шутку встревожена и попыталась так ее успокоить. Получилось не особо хорошо, даже глупо.

– Я позову доктора – только и сказала Кира Николаевна и, оглядываясь, пошла к двери.

Ох мама, всегда милый душе человек. Она жила в другом городе, но все же бросила работу почти на месяц и ухаживала за дочерью. Хотя их отношения никогда не были идеальными, внутренняя связь дочери и матери присутствовала всегда.

Внешне Лана очень напоминала юную копию своей матери. И была этому обстоятельству безумно рада, ведь Кира Николаевна была потрясающе красива. Тонкие черты лица, точеная фигура, густые прямые волосы цвета красного дерева и темно-карие глаза. Это то, чем можно охарактеризовать и мать и дочь.

А вот дальше одни разногласия. Лана была человеком творческим. В детстве, да и в юношестве была готова все дни и ночи проводить на танцах, заниматься в театральных кружках, учиться в художественной и музыкальной школе. Вечерами делала подделки из бисера, оформляла картинки из гербария, плела ловцы снов и это далеко не полные список. И был бы еще длиннее. Вот только Кира Николаевна – человек абсолютно практичный, и не признающий во всем творческом «настоящую» профессию и любую другую пользу, всячески душила все начинания в зародыше.

Пользу приносила рутинная работа по дому: готовка, уборка, ну и, конечно же, учеба. Учеба всегда на первом месте. А уже это душило Лану. Отец был все время в командировках, поэтому воспитанием занималась одна мама. Борис Валентинович, папа Ланы, очень любил ее, но уделять ей много времени физически не мог и помочь с тоталитаризмом жены тоже.

Когда Лана поступила в университет и переехала в другой город (в родном городке ВУЗов не было), она стала самой счастливой на свете. Вот только по семье скучала тоже сильно и поняла, насколько их любит, только уехав.

Во истину, этим семейным отношениям расстояние стало лекарством!

Позже, когда Лана приезжала домой на каникулы она радовалась каждой секунде, проведенной дома. Было неповторимое чувство ностальгии, когда в темноте не ушибешься о тумбочку, потому что знаешь каждый уголок дома. Или когда вечером, вернувшись с затянувшейся прогулки со школьными подругами, тебя встречает ароматный ужин, который приготовила мама. И сама она в халате и переднике усадит тебя за стол, и ворча за позднее возвращение, накормит чем-то по-домашнему вкусным. К тому же братец Коля не давал скучать. Заставлял смотреть с собой мультики или читать книги или шлепать по лужам, чтобы потом вместе шмыгать носом…

Вот и сейчас приехав в стерильную больницу, мама захватила с собой те капли ностальгии и домашнего уюта.

И пока Кира Николаевна ушла за Эдуардом Андреевичем у Ланы появилось время сконцентрировать внимание на комнате, где она находится. Палата выкрашена в бело-серый цвет, единственное окно занавешивали жалюзи светло-зеленого цвета. Здесь стояла одна кровать, так что соседей у Ланы не было и не предвиделось. Рядом на столе громоздилась куча медицинской техники, часть из которой рассказывала окружающему миру, как чувствует себя Лана. На тумбочке, которая стояла с обратной стороны кровати, стоял графин с водой и ваза с букетом цветов. Аромат васильков и ромашек прочно конкурировал с кислым запахом больницы.

«Не очень-то практично для мамы» – скользнула мысль в голове у Лана и тут же удрала.

В палату вошел Эдуард Андреевич в сопровождении Киры Николаевны.

– Очнулась, душенька. Ни капли в тебе не сомневался! – произнес он и снова повторил все процедуры с фонариком и карандашом. – Реакции улучшились. Попробуй подвигаться.

Лана подвигала рукой, потом головой и попыталась привстать, но получилось это сделать лишь на пару сантиметров. Мышцы были словно из дерева. От досады Лана фыркнула.

– Ну не все сразу. А голова не кружится? – поинтересовался врач. Попутно он списывал показания с монитора компьютера.

– Нет. Все хорошо. Вроде… – произнесла пациентка. Голова определенно не кружилась, но от этого факта ясности в ней тоже не прибавлялось.

– Да как же в порядке?! Ты месяц была в коме. У тебя травма головы. И все хорошо? – Кира Николаевна начала ворчать и бегать вокруг дочери, как курица-наседка. Она явно ожидала больше медицинских действий по отношению к Лане или хотя бы ответ на вопрос, что же произошло?

– Кира Николаевна, голубушка, отставить панику! Единственное, что нужно этой замечательной девушке, это лечебная физкультура и спокойная мама. Нам надо поговорить, – Эдуард Андреевич взял маму Ланы под руку и повел к выходу из палаты. – Оставим Ланочку отдыхать и поправляться.

Лана осталась наедине со своими мыслями попыталась разложить их по полочкам. Она закрыла глаза. Что же все-таки произошло?

Серая, промозглая улочка. Вокруг строительные леса, стяжки, сетки, деревяшки. Впереди две фигуры шли навстречу, словно в тумане. В один момент земля уходит из-под ног и сильный удар по голове отключает сознание.

В последние секунды перед глазами проносятся пейзаж. Справа большое дерево цветущей вишни. Лепестки срывались с него и падаль ниц, словно бабушка сеяла муку для самых вкусных пирожков на свете. И слева стена: грубая из большого необработанного камня, уже совсем ненужная и полуразвалившаяся. Будто когда-то это был замок полный жизни, а сейчас он совсем пустой, потерянный в войнах и времени.

А ты такая сильная и стойкая лежишь у подножья его былого величия с сильнейшей болью в голове. А вокруг падают лепестки… так безмятежно и тихо…

– Лана, Лана, как ты? – чувствовалось прикосновение к руке. И оно создало мост к сознанию. Лана рывком села на кровати. Занятия лечебной физкультурой дали о себе знать. К девушке вернулась способность двигаться нормально. Всего две недели назад подобный порыв вряд ли бы удался.

– Я снова кричала во сне? – спросила Лана.

– Это сложно назвать криком. Скорее скулила. Но сила, с которой ты пытаешься ломать кровать внушительная, – сказала молодая женщина.

Это была Ирочка. Ночная больничная сиделка, медсестра. Не большого роста и довольно кругленькая и из-за этого слегка неуклюжая. Зато чувство юмора, харизма и неиссякаемый оптимизм компенсировали все с лихвой и помогали находить общий язык с пациентами. Сдавались даже самые вредные и несносные. Ирину любили все и Лана в том числе.

– И кто меня будет будить, когда меня выпишут? Этот кошмар не дает мне покоя. Один и тот же сон. Раз за разом, – Лана мотнула головой.

– Уфф жуть какая. Может это из-за комы? Может, вернешься домой, поменяешь обстановку и все пройдет? – беззаботно говорила Ира. – Еще денечка три и Эдуард Андреевич тебя выставит из нашей богадельни. Только это секрет. Так что тссссс.

– Угу – отозвалась Лана. Выбраться ей отсюда очень хотелось, но было и страшно. Она не видела полностью этот мир почти два месяца. Работа, друзья, быт… неужели можно так просто все вернуть на круги своя?

– А сон может, расскажешь? Я слышала, что если проговорить сон вслух, то он уже не будет иметь над тобой власть. Ведь сон это скорее чувство, а не картинка. А когда начнешь описывать картинку, то удивишься, насколько ничтожны страхи. Ну что? – Ира села на стул и приняла стандартную «слушательную» позу, подперев подбородок руками.