Так! У меня ведь тоже есть фонарь в телефоне. Сразу стало немного светлее и не так интимно.

– У вас телефон ловит, не дадите позвонить? Мне очень надо.

Я не видела его глаз, я даже лица его как следует не разглядела, но почему-то мне казалось, что сейчас он улыбается моей наглости. Хотя тут такие обстоятельства… Я бы не пожадничала.

– Конечно, диктуйте номер.

Архангельский ответил не сразу, только через четыре длинных гудка.

– Григорий, я в лифте застряла. Это Стрельцова, с чужого телефона звоню. Как только нас отсюда выпустят, я напишу заметку и отправлю, обещаю.

– У тебя же ноут есть. Вот и пиши, раз застряла. – Уставший голос Архангельского прозвучал неестественно громко. – Как тебя выпустят – позвони.

Пальцы не слушались, но Жора прав. И потом я же профессионал! Значит, могу работать в любых условиях. «Жив ты или помер – материалы в номер». Воистину!

«В следующем году «Аркадия» собирается открыть в городе еще три супермаркета, создав, таким образом, дополнительно не менее тысячи рабочих мест».

Все. Точка. Я еще раз пробежалась глазами по новости, поправила пару кривых оборотов, убрала лишнюю запятую. Больше добавить нечего. Мобильная связь у меня так и не появилась, а лифт не заработал.

А вот моему визави постоянно поступали звонки и сообщения. Кажется, даже из администрации этого здания. Я, правда, не вслушивалась в разговор, но, кажется, ему пообещали вытащить нас отсюда очень скоро. Но было это минут пятнадцать назад.

– Может, еще раз позвонить? – предложила я, захлопнув ноут. Зарядки оставалось всего двадцать процентов.

– Смысл? – В холодном голосе зазвучало плохо скрываемое раздражение. – Остается только ждать. Или вы хотите самостоятельно выбраться из лифта?

– Ой, нет. По шахтам лазить не умею. А вы?

Молчание.

От него пахло чем-то приятным, кажется… мятой. Точно, такие приятные пряные нотки. Рассмотреть своего соседа я так и не смогла, да и не особо хотелось. Хотелось просто выбраться уже отсюда и сдать заметку. Не прикольно, конечно, застрять вдвоем с незнакомым мужчиной, но интуитивно чувствовалось, что он точно не из тех, кто будет приставать к начинающим журналисткам в сломавшемся лифте. В этом отношении я была спокойна.

– Вы торопитесь, да? – спросила я. – Мне тоже надо поскорее вырваться отсюда, и так дедлайн сорвала, но все равно надо сдать материал.

Молчание.

– А я сегодня первый раз была на пресс-конференции. Для меня это особый день. А вы что здесь делали? У вас переговоры были с Мамаевым? Или вы у него работаете?

На самом деле мне совершенно без разницы, что за человек сидит со мной рядом, просто пусть он хоть скажет что-то. Я понятия не имею, о чем с ним можно разговаривать. Но эта тишина просто убивает.

– Вам мало того, что Андрей рассказал про тендер? – Ледяной тон сразу же отбил любое желание искать утешение в беседе с незнакомцем. Почти отбил. – Надо теперь до меня докопаться?

– Да кто до вас докапывается?! Я вас знать не знаю.

– Это обнадеживает.

– Почему?

– Терпеть не могу журналистов, – мягко сказал он, но от этого его слова прозвучали даже обиднее. – А вы типичная журналистка.

– Правда? – Губы помимо воли сами растянулись в улыбке. – Меня так еще никто не называл. Я всего три недели как устроилась.

– Врете, не стесняясь. Мамаеву втирали про второй месяц. Типичная журналистка.

– Это не вранье. Небольшое преувеличение. Он вообще меня бы всерьез не воспринял. А вы правду всегда говорите? Ни за что не поверю.

Снова молчание.

Ну уж нет!

– И все? Больше нечего сказать? Только из-за того, что я чуть прибавила себе опыта в профессии?

– Нет.

– А что тогда?

– Вы профессиональный дилетант: ни в чем досконально не разбираетесь, так, нахватались везде по чуть-чуть и пишете всякую ересь.

– Вы хоть одну мою заметку читали? – вскинулась я. Теперь от мужчины несло снобизмом и высокомерием, ничего привлекательного в этом не было.

– Нет, конечно, – он как бы удивился моим словам. – Но это совершенно не нужно, по вам и так все видно.

– Что видно-то? В темноте почти сидим. Или вы, как кот, ночью все видите?

Он неожиданно весело рассмеялся.

– Так меня еще не называли.

– Как? Котом? А как называли?

– Вам не понравится.

– Ну и что. Нам с вами детей не крестить. Мне просто интересно.

– Праздное любопытство – еще одна черта типичного журналиста. Вы всюду суете свой нос, зачастую просто так, из любви к искусству, а вовсе не по производственной необходимости.

– Понятно. Ну так как вас называют? Слушайте, тут темно, я не увижу, если вы покраснеете. Я даже не запомнила, как вы выглядите. А еще мне кажется, вас однажды сильно обидел журналист, вот вы нас всех под одну гребенку и стрижете. А может, правду написали?

Он громко хмыкнул, но снова промолчал.

Я же невольно задумалась о его словах. Про типичного журналиста, который ни в чем толком не разбирается, но все равно пишет, а еще страдает нездоровым любопытством. Чушь! Все не так. Я даже головой махнула, чтобы ушли глупые мысли.

Продолжать нашу странную перепалку он явно не стремился. Уткнулся в телефон и отвечал на сообщения, которые, похоже, стали приходить ему безостановочно. Как минимум одна общность у нас есть – оба умеем работать в застрявшем лифте.

А еще я немножко, но все-таки разглядела этого ненавистника журналистов. Резкий профиль, нос с небольшой горбинкой, высокие острые скулы, плотно сжатые губы, волосы, зачесанные назад, кажется, слегка вьющиеся. Сейчас в полумраке он был похож на большую мрачную хищную птицу. Длинные тонкие пальцы уверенно бегали по экрану телефона, а на лбу прорезалась небольшая морщинка. Он хмурился и еще быстрее набирал текст в мессенджере. Потом со вздохом откинул телефон в сторону и закрыл глаза.

– Ну как? Понятно, когда нас вытащат, или надо звонить диспетчеру? – деловито поинтересовалась я. С того момента, как он сказал кому-то, что не намерен здесь час торчать, прошло уже тридцать пять минут.

Не то чтобы мне было страшно, но уже очень хотелось увидеть свет и вдохнуть свежий воздух. И еще отдать, наконец, свою первую заметку с прессухи.

– На подъезде пробка в три километра, техники к нам пешком идут, – мрачным голосом заявил мой «добродушный» сосед. – Что за бред?!

Он вдруг развернулся и изо всей силы врезал кулаком по стенке кабины, которая тут же жалобно задребезжала за моей спиной.

– С ума сошли?! – закричала я. – Хотите, чтобы мы упали?!

– Простите, – бросил он в ответ и замолчал.

– Вы опоздали, да? Куда-то торопились, верно?

Он не стал меня одергивать, говорить, что я сую свой любопытный нос куда не следует, поэтому я продолжила:

– Это так важно, да? Но ведь рано или поздно мы отсюда выйдем, и вы сможете…

– Не смогу, я уже не успею… – он запнулся и добавил: – Василиса, да у вас талант вытаскивать из человека то, что он не хочет говорить. Далеко пойдете.

– А у вас паранойя, – ответила я устало. – Мне все равно, куда вы там опоздали. Я просто хотела быть вежливой. Но с вами лучше даже не пытаться. Везде происки врагов видите.

– Не врагов, – мягко и с легкой усмешкой поправил он, – журналистов. И я с ними не общаюсь, для этого существует пресс-служба.

– Сноб! – вырвалось у меня. – Мы что, не люди?

Он не успел ответить, потому что лифт сильно тряхнуло, а далее послышался скрипучий голос диспетчера:

– Сейчас пустим лифт, не волнуйтесь.

Мне показалось, что я ослепла от неожиданно вспыхнувшего яркого света. Пришлось зажмуриться, чтобы глаза так не болели. Лифт тряхнуло еще раз, и он, едва набрав до этого скорость, снова резко остановился.

– Ай! – Я, так и не открыв глаза, нелепо взмахнула руками, пытаясь поймать воздух, но вместо этого почувствовала горячую ладонь, сжавшую мои пальцы.

– Тихо, тихо, сейчас все закончится.