Так как находка оказалась единственной после многих месяцев поисков по всей стране, её решили откопать. На это потребовалась неделя…

— Значит, погрэбальный курган, — знакомым всем своим особенным неторопливым тоном с проявлявшимся иногда грузинским акцентом произнёс Сталин после сообщения Берии.

— Да. Мы нашли семь могил. В них останки восьми женщин. В одной из могил лежал череп необычной формы, украшенный резьбой и являющийся мощным источником магической энергии. Немного магических возмущений идёт и от остальных. Но засечь их можно только вблизи.

— Что за необычная форма?

— Черепа вытянутые, похожие на дыни, если образно. По словам антропологов, такие находили в Мексике во время раскопок английскими и французскими археологами.

— Вымершая раса? — задал новый вопрос Сталин.

— По словам учёных — нет. Черепам придавали такую форму при помощи дощечек и верёвок в раннем детстве.

— Ясно. Продолжай.

— По найденным украшениям, утвари и оружию наши учёные предположили, что захоронение можно отнести к промежутку между четвёртым и седьмым веком нашей эры, некоторые утверждают, что пятый-шестой. И это захоронение гуннов. Женщин аристократок, либо шаманок. У всех похороненных скелеты без повреждений и патологий, зубы здоровые и присутствуют в полном числе. То есть, в могилах точно лежат непростые люди. Со всеми предосторожностями скелеты доставили в Москву в закрытое спецучереждение, где их осмотрели наши учёные и Баранкин. Они сказали, что знаки на черепе нанесены при жизни. А артефактор добавил, что знаки удерживают душу умершей и есть шанс её пробудить и получить ряд ответов.

— Пробудили? — Сталин цепко взглянул в глаза наркома, отчего тот внутренне вздрогнул.

— Да. Разумеется, с соблюдением всех возможных мер предосторожностей. Оказалось, что скелет принадлежал древней ведьме из племени гуннов, как изначально мы и предполагали…

— Вэдьма? — неожиданно перебил его Сталин. — Та вэдьма, про которых ходит много нэприятных историй?

— Не совсем, Иосиф Виссарионович. Насколько я смог узнать, изначально ведьмами называли ведуний. Злых одарённых называли колдуньями. Около тысячи лет назад среди простого народа стали сливаться эти два понятия, пока ведьмами не стали называть всех женщин, кто более-менее мог управлять магией. К тому же на это повлияло увеличившиеся точки соприкосновения с иностранцами, у которых ведьмы намного раньше являлись образами злой стороны. Душа гуннки принадлежит ведунье, зло и добро смешанно одинаково.

— Хорошо, я понял. Что с душой?

— Ведунья назвала имя — Инькида. Рассказала, что она была последняя из сильных ведающих. Остальные семь скелетов принадлежали её ученицам. В их время магия на Земле уже почти пропала, и из-за этого им приходилось тяжело. Не только в плане отношений с соотечественниками, которые требовали от них чудес и магической помощи, но и в плане здоровья. Их организмам требовалась магия для нормального функционирования. Через некоторое время они решили провести ритуал: добровольно уйти из жизни, отдав большую часть сил учительнице. Ритуал привязывал души к костям. Ведунья и её ученицы рассчитывали на то, что однажды магический фон в мире вновь станет насыщенным. Тогда душа Инькиды пробудится и разбудит остальных. Чтобы их недоброжелатели не разграбили курган и не осквернили тела, тем самым лишив шанса на возрождение, захоронение устроили в самой дикой и глухой местности, где не проживало даже диких племён. В итоге их нашли мы, — Берия замолчал.

Несколько минут Сталин молчал, о чём-то размышляя и переведя взгляд на окно. Наконец, вновь посмотрел на наркома и задал вопрос:

— Насколько разумна и адекватна эта вэдьма?

— С учётом разницы восприятия мира в полторы тысячи лет она вполне нормальная. Учится быстро, внимательная, агрессии не проявляет, — Берия чуть помолчал и продолжил. — Полностью готова к сотрудничеству с нами.

— Что она хочет взамэн?

— Молодое тело для себя, а также пробуждение своих учениц и тела для них.

— Подробнее, — нахмурился Иосиф Виссарионович.

— Инькида хочет перенести свой дух в тело молодой девушки не старше двадцати пяти лет и не моложе двадцати. Просит тело сумасшедшей или той, что полностью потеряла разум, то есть, тело живо, но ни на что не реагирует. Я узнавал, такие больные иногда встречаются. Обычно в течение месяца они умирают, так как нет возможности полноценно кормить и поить их, — вновь сделал паузу, чтобы оценить реакцию собеседника и затем быстро добавил. — Я уже навёл справки. Только в Москве в больницах двадцать подходящих кандидатур нужного возраста — не живые и не мёртвые. В обмен мы получим опытного мага, лояльного нам и полностью зависимого о нас.

Сталин отрицательно покачал головой:

— Ми думаем, что пока нэ стоит торопиться с таким решением.

— Здравствуй, Леон, — первым поздоровался со своим старым товарищем Ганс Мейер. Когда-то они учились в одном колледже. Один только пришёл в него, а другой уже заканчивал. Несмотря на такое различие, парни быстро сошлись и стали хорошими приятелями. Но потом жизнь разбросала их по разным краям и высотам. Мейер сумел пробиться в интенданты и если бы не смертельная болезнь, сильное желание жить, отсутствие верноподданнических чувств и самое настоящее чудо, то просидел бы в нижнем звене ещё не один год. Леон Бремен же сумел ухватить удачу за хвост ещё в молодости. После учёбы ушёл в элитное военное училище, где отслужил несколько лет. Тогда же получил новое звание, перепрыгнув через ступень. Снова пошёл учиться, на этот раз попал в Москву в Высшую Военную академию. Хотя, по правде говоря, сам Леон хотел попасть в советскую «Каму», где прошёл обучение Гудериан. Увы, не срослось. Начало войны Леон встретил на границе с СССР, командуя сапёрами, но даже не успел перейти её, границу, как угодил в госпиталь сначала с острым аппендицитом, потом попал под осколок английской бомбы в Берлине. Себя он посчитал тогда везунчиком и не зря: за весь сорок первый год англичане не совершили и двух десятков налётов, один из которых чуть не стоил жизни генералу Бремену; а ещё Леон оказался единственным раненым и единственным выжившим среди восьми пострадавших от авианалёта. Как и многие военные Леон оказался человеком в меру суеверным и посчитал, что оба случая, не допустившие его на фронт, являются знаками свыше. Обдумав и посчитав все риски и привилегии, он согласился на должность командира одной из дивизий, стоящих в Восточной Пруссии.

— Добрый день, Ганс, — улыбнулся он интенданту, поднявшемуся за год с небольшим с низов до практически высшего эшелона. — Как же мы давно не виделись.

— Очень давно. У меня пальцев на руке не хватит, чтобы посчитать, — хохотнул Мейер. — У меня тут презент для тебя.

Он положил дорогой кожаный портфель на столик, расстегнул пряжки, откинул ремни и достал из него бумажный пакет, за ним ещё один.

— Только не говори, что решил своим интендантским пайком похвалиться, — пошутил генерал.

— Даже не подумаю. Подарили, — он показал высокую бутылку, которую вынул из пакета. — Грузинский коньяк. На мой вкус его не сравнить ни с какими французскими, те — вода водой, разбавлена эрзац-спиртом и чаем. По слухам, его пьёт сам Сталин.

В других свёртках оказался копчёный олений балык, какой-то особенный сыр и тонкие копчёные острые колбаски.

— Полагаю, ты приехал ко мне не только ради того, чтобы похвастаться тем какие тебе дарят подарки, — хмыкнул Леон, оценив гору продуктов на столе. Удивительно, как это всё могло уместиться в портфеле, который совсем не обладал внушительными размерами.

— Давай попозже, чтобы не испортить себе аппетит.

— Всё так серьёзно?

Ганс молча кинул.

Лишь где-то через час Леон повторил свой вопрос. К этому моменту бутылка советского коньяка опустела на треть. По меркам двух здоровых не сильно старых мужчин выпито было чуть-чуть. Только чтобы кровь быстрее заструилась в венах.