К закрытию ворот Вийон, конечно же, не успел. В воротах имелась калитка, но после заката стража пропускала через нее лишь тех, кто мог заплатить большой медный рикталь, а у Вийона в кошельке имелось всего лишь семь талей. Он был вынужден остаться в Среднем городе ночевать на улице, и хотя ночь не была холодна, поспать так и не смог – любые звуки, любые шаги заставляли Вийона беспокоиться и вскидывать голову, озираясь – не идет ли стража? Бродяг и нищих с улиц Среднего города стража отправляла в ямы на неопределенное время, а далее, если за бедняком никто не приходил и он не мог уплатить штраф, его либо выгоняли за ворота столицы, либо находили за ним иные преступления и отправляли в каменоломни.

Не выспавшийся, усталый, с ломотой в костях и затекшими мышцами, Вийон кое-как дождался утра. Когда он, сидя у стены дома, ненадолго проваливался в забытие, приходившие к нему видения были пугающими и бессвязными. Наконец, после шестичасового перерыва, гонг пробил шесть раз, и Вийон, не без труда поднявшись, направился к воротам. Вскоре их открыли и он вернулся в родной Нижний город. Он подремал в сарае несколько часов, но толком не смог поспать – звуки пробуждающегося города, разговоры Майрына и Флеба, звонкие голоса Этара и Гипела настойчиво врывались в его разум. Извивающаяся между двух бездн дорога влекла его к себе, но в этот раз он не прошел по ней сколько-нибудь долго. За два часа до полудня он выбрался из сарая, умылся и приступил к работе вместе со всеми. Этот день ничем не отличался от всех прочих, разве что тянулся очень уж долго. Майрын и мальчишки ушли после полудня, Флеб погрузился в свои мысли, и Вийон также не был настроен общаться. Вечером он понял, что слишком устал и голоден, чтобы снова идти в Средний город, поэтому никуда не пошел, сытно поел в таверне и выпил большую кружку дешевого пива, после чего вернулся к бейзовскому сараю и лег спать. Извивающаяся дорога ждала его. Во сне Вийон прошел еще часть пути к точке, где дорога соединялась с нижней вершиной треугольного неба и заметил, что при приближении точка разрастается в какой-то столб или башню или стену или что-то иное, довольно странное, но именно – рассмотреть в ту ночь не успел.

Новый день, работа до полудня, потом поход на рынок вместе с Флебом и долгие тянущиеся часы ожидания среди шума, разговоров, криков зазывал, перебранок, а также звуков, издаваемых животными, которых на рынке также продавали либо использовали для переноса товаров. Ближе к вечеру Вийон попросил Флеба снова постоять за него, купил небольшую, еще теплую лепешку (свой обед и ужин в этот день) и двинулся в Средний город. Пшеничная лепешка стоила очень дорого для такого бедняка, как Вийон, но, о боги, как же она была хороша! Еще теплая, нежная, сводящая с ума одним своим запахом, лепешка была съедена корзинщиком еще прежде, чем он добрался до внутригородских ворот.

Дежьен означает «порядок», и это слово имело огромное значение для мистики Ильсильвара. Все подчинено определенному порядку вещей: астролог может совершать предсказания потому, что звезды соблюдают порядок, располагаясь на небе строго определенным образом, а не абы как, и предсказания его будут тем точнее, а ум острее, чем более точно астролог будет следовать дежьену, определенному для людей, наблюдающих за звездами: вставать и ложиться в определенное время, принимать определенную пищу, выбирать согласно предписанным правилам время для изучения неба, время для расчетов, время для прогулок и для иных дел. Борцы и мечники, всадники и пехотинцы, желавшие достичь вершин воинского искусства, следовали – кто в большей мере, кто в меньшей – дежьену Воителя, также предписывавшего им определенный распорядок дня, определенную пищу, упражнения, поведения и даже время, которое они могли потратить на любовные забавы. У любой сферы деятельности был свой дежьен – благородные и образованные люди знали его лучше, те, кто победнее – хуже, совсем же бедные вроде Вийона и его сотоварищей не знали почти ничего и довольствовались предсказаниями, определявшими для них жизнь в самых общих чертах – в то время как дежьен определял ее гораздо более полно и тщательно. Единственной кастой, вовсе не следовавшей никакому дежьену, являлись гуафимы, и это была одна из причин, в силу которой на них смотрели как на проклятых и отверженных, опасаясь даже прикасаться к ним, чтобы не оказаться под действием проклятья или не потерять удачу.

Среди великого множества дежьенов, разработанных мистиками Ильсильвара, были те, которые имели давнюю историю и были разработаны очень хорошо, и были такие, что появились относительно недавно либо в силу тех или иных причин до сих пор нуждались в развитии и проработке. Впрочем, определенную эволюцию проходили все из них, но некоторые развивались быстро, другие до времени оставались словно на обочине. Дежьен Опор и Проемов принадлежал к числу первых, появившись изначально из наблюдений мистиков за потоками энергий в домах при различном расположении дверей, окон, лестниц, взаимного соотношения комнат, фактуры стен, а также организации пространства вокруг дома. Все это влияло на характер людей, которые поселялись в домах, на их склонности и предпочтения, привычки, мораль, мистические таланты и финансовый успех. С течением времени из наблюдений выявлялись закономерности, а осознанное соблюдение этих закономерностей давало пищу для новых наблюдений, позволяя учитывать не только силу отдельных элементов, но и их взаимное влияние. В итоге в Ильсильваре научились возводить удивительные строения, некоторые из которых казались почти невесомыми, другие же, напротив, будучи весьма монументальными, сопротивлялись землетрясением или иным катастрофам гораздо лучше обычных домов. Строили замки и целые крепости с Источниками Силы внутри них – благодаря не одному только архитектурному дежьену, используя также и иные области обычного и мистического знания, но основой и первым по значимости при таких постройках оставался, конечно же, дежьен Опор и Проемов. Знатоки же этого дежьена обитали преимущественно в Среднем городе, на улице Чертежей.

Вийон поступил так, как действовал при походе к астрологам и чучельникам – стал обходить все дома по очереди, разговаривая то со слугами, а то, если везло, с хозяевами домов, и всюду расспрашивая об Айнри Тозоле. Кое-где от него молча отворачивались, в иных местах без разговоров указывали на дверь, но к подобному обращению корзинщик давно привык и потому просто кланялся, извинялся и шел к следующему дому. У одного из домов он заметил скопление людей, услышал шум и рассерженные выкрики. Подойдя ближе, он также заметил телегу, на которую грузили дорогую мебель, ковры сундуки и тюки; здесь же находилась стража, которая охраняла работников и сдерживала толпу, в то время как собравшиеся горожане были настроены весьма сердито, выкрикивали оскорбления и одновременно пытались усовестить стражников. Также Вийон заметил седого взъерошенного старика, который показался ему хозяином дома – старик волновался больше всех, вцеплялся едва ли не в каждую вещь, которую выносили из дома и умолял дать ему время.

Выбрав одного из людей, одетого не слишком богато, Вийон обратился к нему:

– Скажите, чей это дом и что тут происходит?

Человек, бывший, судя по манерам и одежде, слугой кого-то из тех, кто обитал на этой улице, посмотрел на Вийона с пренебрежением.

– Дом Байла Хадзи, самого чудного мастера в этом квартале. Витает в облаках, а про обычные дела думать не думает, вот и влез в долги, да еще и обманул там, как говорят, кого-то. Имущество его забирают, чтоб продать, а потом и дом выставят на продажу. За него, быть может, и заплатили бы, только долг слишком большой, а Хадзи – человек необязательный, дела с ним вести уже никто не хочет.

– Вот как… очень печально, – Вийон проводил глазами Байла, который, вцепившись руками в ковер и крича «Мне лучше думается, когда я по нему хожу!», пытался тащить ковер назад, в то время как два здоровых работника неумолимо волокли и ковер, и Байла в сторону телеги. – А про Айнри Тозола вы, случаем, ничего не слышали? Он мог жить на этой улице лет двадцать пять назад.