Он учил Майрына, Флеба и мальчишек весь день, прерываясь ненадолго лишь для того, чтобы поесть, посетить нужник и умыться. Бейз мог нагрянуть по его душу в любой момент, и Вийону хотелось передать товарищам как можно больше знаний до того, как этот момент наступит.
Вечером все разошлись, а Вийон, вновь заглянув в сарай, приблизился к корзине желаний.
Сейчас изменения в ней были еще более заметны. Нет, внешне она все это время оставалась такой же, какой была вчерашней ночью, на алтаре сновиденного храма, когда Вийон только-только сотворил ее. Но впечатление, которое она производила, отличалась разительно. Теперь это не был яростный, рвущийся с цепи зверь, и даже волка, забывшегося чутким сном, она больше не напоминала. Сейчас корзина была похожа на пушистую домашнюю кошку, мирно свернувшуюся калачиком и едва ли не мурчащую во сне. Она сделалась безопасна и чиста, и даже вес ее изменился, когда Вийон подошел и осторожно взял ее в руки – корзина стала ощутимо легче.
«Она готова, – подумал Вийон. – Будь я проклят, если это не так…»
Он вышел во двор, постоял немного, все еще сомневаясь, а затем поставил корзину на чурбанок и открыл крышку. Чего он ждал? Россыпи лепестков? Свернувшегося на дне белого кота? Хоровода весело щебечущих фей? За последние дни произошло столько всякого, что Вийон был уже готов ко всему.
Корзина оказалась пуста, и лишь что-то, похожее на светлую тень или солнечного зайчика, мелькнуло на миг перед глазами Вийона – а может быть, ему лишь померещилось, слишком уж велики были его ожидания, чтобы не увидеть ничего.
«И?.. – Подумал Вийон. – Что дальше?.. Неужели и теперь ничего не вышло?»
Он понял, что не заснет, если не узнает наверняка и, покинув двор Бейза, зашагал в сторону Горелой улицы. На Дангилату опустились сумерки, но люди на улице еще были, некоторые из них узнавали его и приветствовали; Вийон даже, кажется, раз или два услышал обращение «мастер». Неужели кто-то из корзинщиков все же проболтался об их общих планах? Наверняка это были Флеб или Этар, которые проболтались Акине, а уж та разнесла известие по всем своим соседкам и родственницам. Вийон с осуждением покачал головой. Предстоящий с Бейзом разговор тяготил его все больше и больше, а уж это известие и вовсе доведет торговца лозой до белого каления.
Знакомый дом на Горелой улице встретил Вийона совершеннейшей тишиной. Вийон постучался, позвал Элесу, затем Иси и сыновей, затем снова Элесу – ни звука за дверью, ни шороха, ни движения. Вийон толкнул дверь и обнаружил, что она не заперта, он вошел в дом и увидел совершенно пустой дом. Ни вещей, ни следов кого-либо живого, и общее ощущение затхлости и запустения такого, что не оставалось сомнений – дом стоит покинутым вот уже много лет. Вийон заглянул в комнату. Последней деталью, убедившей его в том, что случилось, стало отсутствие царапин и полос на стенах – в тех местах, где раньше портили стены для игры или от нечего делать Эбран и Гет. Вийон присел на корточки и коснулся рукой пола. Солома была старой, сухой и пыльной, а не гниловато-влажной, как он помнил.
«Желание осуществилось, – подумал корзинщик с грустью. – Элеса обрела то, что хотела. Все изменилось: она никогда не встречалась со мной и полюбила кого-то другого; может быть, это Саджир, а может быть – кто-то еще. Есть ли у нее теперь дети и если да, похожи ли они на тех, что были у нас?..»
Он думал об Иси, Эбране и Гете как о своих детях, хотя и не мог забыть слова Иси о том, что она не его дочь. Было ли это правдой или же Элеса изобрела эту ложь, а потом внушила ее дочери, чтобы отвратить ее от отца?.. Это было уже неважно. Все изменилось. Оставалось надеяться лишь, что получив новую жизнь и вернув свою молодость, Элеса проживет более счастливую жизнь, чем та, которую она прожила с ним.
Вздохнув, Вийон поднялся, вышел из дома и осторожно притворил за собой дверь. Может быть, теперь он переедет сюда на время, пока не решит поселится в доме мастера Байла, ведь эта хибара на Горелой улице принадлежала и ему тоже – а может быть, и нет. Кто знает, как все сложится? Вийон снова подумал о неизбежном разговоре с Бейзом Лекаридом и вновь отогнал эти мысли, ибо ничего хорошего они не несли.
По засыпающему городу Вийон направился в обратный путь, а когда прибыл на место, то развел огонь во дворе, и бросил в пламя корзину желаний и ловца снов. Первое следовало сделать в любом случае, ибо он откуда-то знал, что каждая корзина подходит лишь для одного желания, и не удержит другого. Но вещь эта, даже употребленная, оставалась необычной, поэтому ее следовало уничтожить, поставив последнюю точку. Что до ловца сновидений – плетенка Мелана Ортцена уже отдала Вийону все, что могла, и даже более того, и теперь следовало вернуть все на место – в частности, лавку, которую засосал в себя ловец, а может быть, и нескольких людей. Торговать за одним столом с Меланом становилось уже неудобно.
Когда огонь догорел, Вийон разворошил угли, сполоснул у колодца руки и лицо, вернулся к сараю и вытянулся на своей лежанке.
– Нейсинаран, – проговорил он, смотря в потолок. И когда хлопанье крыльев нарушило тишину, а тень призрачного ястреба загородила обзор перед Вийоном, корзинщик, закрывая глаза, негром но произнес:
– Разыщи сон, в котором живет покойная Ирцина Тозол, и отведи меня к ней.
Да, он решил для себя совсем недавно, что не станет лезть в дела великих – но ведь он и не собирался, не так ли? Он просто нанесет визит пожилой женщине, которой наверняка уже наскучили ее воспоминания, пусть даже и самые лучшие, и вежливо поинтересуется, все ли у нее хорошо и нет ли вестей от Айнри Тозола? Наверняка она будет не прочь поболтать о своем сыне, все матери это любят.
В круговороте призрачных образов и бликов, тусклых линий, переплетающихся знаков и вещей, наполовину растворенных в сумеречном мареве, Вийон увидел себя и огромного ястреба, сидящего на его левой руке. Ястреб разевал клюв и вертел головой, но не кричал.
– Ну же, – Вийон сделал легкое движение рукой, подталкивая птицу. – Лети.
Несколько секунд ястреб оставался неподвижен; Вийон подумал было, что неудача постигнет его и здесь, и место обитания своей матери Айнри Тозол защитил от поисков также надежно, как и себя самого. Но нет: когда Вийон уже почти уверился, что ничего не выйдет, Союзник вдруг оттолкнулся от его руки и полетел вперед, в марево из бликов и несформировавшихся вещей. Вийон двинулся за ним, с каждым шагом все глубже погружаясь в сон. Окружающее пространство усложнялось и раздавалось вширь, вещи становились все более отчетливыми, блики и тени складывались так, чтобы дополнять общую картину и придавать ей больше достоверности, а не нарушать ее целостность.
«Неужели весь мир, вся вселенная такова? – Подумал Вийон. – В ней нет вещей, нет ничего независимого – есть только я и то, что я вижу?..»
Красочные пейзажи сменяли друг друга: горы, морское побережье, шумный город, кладбище, подземные пещеры, мистические древние места с торчащими из земли идолами, парящие в небе дворцы из платины и хрусталя, океан, вставший стеной по левую руку от одинокого путника… Картины сменяли друг друга, и невозможно было уже разобраться, какие из них отражают «реальный мир» (чтобы ни значило это слово), а какие – видения или образы, рождающиеся в сознании человека от соприкосновении с невыразимыми мирами духов.
И вот, на холме, над городом, немного похожим на Дангилату, но меньшим по размеру и без трех колец стен, Вийон увидел старую башню. У входа в нее стояла скамейка, на которой сидела женщина средних лет в красивом платье и легкой накидке, закрывавшем ее голову и плечи. Нейсинаран пропал из виду, и это стало знаком, что цель Вийона достигнута.
Он подошел ближе и сел на край скамейки, противоположный тому, что занимала женщина. Она даже не взглянула на него, хотя и не могла не заметить, что он подошел – любовалась городом и плывущим над ним облаками.
– Простите, госпожа… – Заговорил Вийон.
Теперь она обернулась и посмотрела на Вийона внимательно и с удивлением – может быть даже, с удивлением подчеркнуто нарочитым, как будто бы он сделал нечто неожиданное и оригинальное. Женщина была моложе той, которую помнил Вийон, когда она приходила за Айнри – но, без всякого сомнения, это была она.
