Внезапно молодой человек беззвучно вздохнул и, к моему ужасу, посмотрел в мою сторону. Быть может, он посмотрел вовсе не на меня – я не оторвала своего взгляда от папки, а заметила это его движение лишь боковым зрением. Откинувшись в кресле, я поднесла к своему лицу правую руку и коснулась пальцами переносицы, стремясь тем самым закрыть свое лицо. Образ этого молодого человека дышал безупречностью: его костюм, белоснежная рубашка, часы на левой руке, идеально выбритое лицо, спокойный взгляд и мягкий, но упрямый изгиб губ – все говорило о некричащем, но совершенном вкусе этого человека и склонности его ко всему эстетичному, безупречному. Я же, всегда с трепетом относившаяся к своему внешнему виду, была в тот день далека от безупречности как никогда.

Дверь в коридор открылась так неожиданно, что я вздрогнула. В приемную вошел мужчина невысокого роста, в голубой рубашке, галстуке и темно-синих костюмных брюках. Бросив короткий взгляд на нас, он улыбнулся секретарше и, махнув какими-то листами в сторону кабинета, спросил:

– У себя?

– Он разговаривает по телефону, – ответила секретарша. – С минуты на минуту должен освободиться.

Мужчина кивнул и шагнул в сторону дивана, на котором сидел молодой человек. Опустившись на диван, он закрыл собой молодого человека, так что я позволила себе отнять от лица успевшую онеметь руку.

Так мы просидели еще около пяти минут, когда на столе секретаря зазвонил телефон. Мгновенно подняв трубку, девушка произнесла, обводя нас вопросительным взглядом:

– Вера Эдуардовна?

– Это я, – услышала я собственный слабый голосок.

– Заходите, пожалуйста, – сказала секретарша, кладя трубку. – Вы тоже можете зайти, – обратилась она к мужчине с листами.

Все присутствующие в приемной мгновенно вылетели из моей головы. Я быстро поднялась с кресла и твердым шагом прошла к кабинету с табличкой «Филисов Владислав Анатольевич, начальник юридического отдела». Вслед за мной в кабинет вошел и мужчина.

Кабинет Филисова не напоминал мне кабинет врача – в нем были светлые стены, стол и шкаф из дерева и окно с жалюзи, но выглядело все это благородно, дорого. Сам Филисов при моем появлении мгновенно поднялся из-за стола и вышел мне навстречу. Это был высокий мужчина средних лет, с живым умным лицом и немного печальными, подернутыми пеленой мыслей глазами. Протянув мне руку, он мягко улыбнулся.

– Извините, что вынудил вас ждать, – произнес он слова, которые заставили меня проникнуться к нему невольным уважением и несомненным расположением.

– Ничего страшного, – мягко произнесла я, отвечая улыбкой на внимательный и участливый взгляд Филисова.

– Присаживайтесь, – указал он на одно из кресел напротив стола.

Пока я проходила к креслу, Филисов вернулся к своему рабочему месту, опустился за стол и стал просматривать протянутые ему вошедшим вслед за мной сотрудником бумаги. Взяв ручку, он размашисто подписал некоторые из них, после чего молча сложил листы и вернул их сотруднику.

– Итак, – начал Филисов после короткой паузы, складывая руки на столе и внимательно и несколько изучающе глядя на меня, – вы хотели бы у нас работать. У нас есть вакансия в секторе планирования и оперативного управления. График «с девяти до шести» является условным – возможны частые задержки на работе, в некоторых случаях превышающие рабочий день на четыре-пять часов. Суббота и воскресенье – выходные дни. Вы проходили практику в университете. С чем вы работали во время практики?

– Я занималась учетом нормативных актов.

– Значит, вы имеете некоторый опыт в работе с документацией?

– Небольшой, – честно призналась я. – Но я все очень быстро схватываю и думаю, что со своими обязанностями я справлюсь.

– Хорошо, – чуть слышно произнес Филисов и опустил взгляд на свои скрещенные на столе пальцы. – Вы живете в Басманном районе. Едете сюда в пределах тридцати минут…

– Мне очень удобно сюда добираться, – откликнулась я.

– Ну что ж, – выпрямился Филисов и мягко улыбнулся мне, – вам необходимо будет заполнить некоторые документы для службы безопасности. Проверка займет около двух недель.

– Значит, вы меня берете? – уточнила я.

– Если вы пройдете проверку в службе безопасности, то да, – снисходительно конкретизировал Филисов.

– Спасибо! – облегченно выдохнула я.

– Алла распечатает вам необходимые документы. Вы их заполните, и примерно через две недели вам перезвонят, чтобы сообщить о результатах.

– Хорошо…

– Всего доброго, – усмехнулся моему по-детски растерянному лицу Филисов.

Я поднялась с кресла и нетвердым шагом двинулась к двери. В ушах у меня шумело, а сердце от радости выпрыгивало из груди. Я слышала, как Филисов поднял телефонную трубку и дал какие-то распоряжения секретарше.

Когда я открыла дверь, мой взгляд столкнулся с двумя темными океанами глаз в обрамлении пышных островов ресниц. Я увидела чистое загорелое лицо и прямой изгиб губ, высокий лоб, венчавшийся тенью русых волос. Лицо это теперь не казалось мне таким безупречным, а в глазах, смотревших на меня, не было больше покоя. Фигура молодого человека была слишком крупна, широкие плечи показались мне несколько массивными, а парфюм – чересчур резким. Молодой человек посторонился, пропуская меня, а я, в свою очередь, больше не испытывала неловкости. Все у меня было в порядке и все будет очень хорошо!

Мечта – самое призрачное из всего того, что только может быть в жизни человека, и чуть ли не самое главное, потому как без мечты жизнь теряет всякий смысл. Цель, стремление, итог, желание – все это отголоски мечты, ее гипонимы. Мечта объемна и безразмерна, она всесильна и беспомощна, она – противоречие, рождающее гармонию.

В лабиринте улиц, среди старых фасадов и новых высоток, среди шумных автострад и тихих переулков, живет мечта. Она гулко бьется, едва теплится, пылает жаром и сонливо приподнимает глаза, но она есть у каждого, и каждый окутывает ее своим покрывалом веры.

В детстве мы часто придумываем себе сказочные миры, в которых живут вымышленные существа, текут бездонные реки и простираются на тысячи километров бескрайние поля, за которыми, на самом горизонте, возвышаются неприступные крепости. В этих крепостях живут маленькие человечки, совсем крохотные, размером с детский мизинец. И нам, великанам этого вымышленного мира, достаточно сомкнуть два наших пальца, чтобы стереть с лица земли сотню этих храбрых и вполне живых маленьких существ.

Но вот резкий скрипучий звук открываемой двери врывается в безмолвие фантазии, и на пороге детской появляется фигура мамы, вернее, только ее ноги в мягких домашних тапочках (головы не разглядеть из шатра, сооруженного под низким письменным столиком). Родной и в то же время незнакомый голос ласково зовет к обеду. Маленькие человечки на мгновение замирают, а потом и вовсе растворяются в лопнувшем пространстве. Однако их недавнее присутствие незримой истиной не покидает детское воображение. Вот они сидят на самом краю безразмерного дивана в гостиной, а вот идут, пытаясь сохранить равновесие, по самой верхней полке деревянного буфета. Они, несомненно, существуют, но как показать их маме? Как сохранить веру в то, что все вокруг считают фантазией?

Проходят годы, и человечки, еще совсем недавно маленькие и как будто осязаемые, предаются забвению. Лишь в редкие минуты тишины они робко всплывают в памяти серой дымкой сна, а затем снова исчезают, не успев принять ясных очертаний. Они тоже выросли и, уязвленные явным пренебрежением со стороны своего хозяина, руководствуются теперь не безграничной фантазией чистого разума, но своей волей, ясной и вполне определенной. Не имея возможности посредством вымысла найти отражение в реальном мире, они накрепко запираются в сознании, отстраивая там свои города и страны. И человек теряет контроль над ними, он и вовсе забывает о них, тем самым позволяя им беспрепятственно поглощать свой разум. И тогда фантазия сливается с реальностью, и грань между вымыслом и действительностью исчезает. И начинается обыкновенная жизнь, кажущаяся вполне определенной…