Много раз я клялась себе в необратимости любви к тому или иному человеку. Много раз я испытывала необычайную симпатию, много раз я ощущала легкость любви или же ее тягость. Но никогда любовь так не влекла меня, никогда еще сердце мое и тело мое не были так едины в своих пристрастиях. Месяц проходил за день, и скоро мне уже казалось, что если бы он вдруг подошел ко мне и коснулся меня, то я, не думая ни мгновения, отдалась бы ему и никогда, никогда бы об этом не жалела.

Но он не подходил, он никогда не оглядывался и никогда ни к кому не обращался. Изредка я видела, как он улыбается какой-то фразе своего соседа, видела, как улыбка его натягивает кожу щек, как профиль его меняется и как белые зубы касаются губ. И от этой его улыбки, далекой и недосягаемой, сердце мое устремлялось туда, где его дыхание смешивалось с атмосферой, наполнявшей меня, наполнявшей все вокруг меня, а оттого живительной и необходимой.

Но несмотря на все эти удивительные чувства, которые, как сотни пауков, оплетали меня ядовитой сетью желаний, меня не томили тягостные мысли или горькая жажда удовлетворения внезапно вспыхнувшей страсти. Все это была та же игра, непостижимая, непонятная, эфемерная, но, несомненно, увлекательная. Я не относилась со всей серьезностью к пленяющим меня мыслям, я просто отдавалась им, легко, без всякой двусмысленности. Я просто жила и дышала, полной грудью вдыхая искрящийся воздух, наполненный мечтами.

В первый вторник после выходных, на которых проходило празднование дня рождения Этти, я вышла из своего подъезда и направилась в сторону дворов, чтобы коротким путем выйти к троллейбусной остановке. Переулки были пусты, как и всякие старые московские дворики, сетью оплетающие главные шумные улицы Москвы. День обещал быть ясным – чистое небо позолотило восходящее холодное солнце.

Я перешла дорогу и ступила на неровный тротуар, не заметив того, как от угла одного из домов отделился человек. Он вышел на середину пустой автомобильной дороги и тихо окликнул меня. Я обернулась на звук своего имени.

На перекрестке стоял Глеб. Он был в длинном осеннем пальто темно-коричневого цвета. Кроме того, мне в глаза бросились его начищенные сверкающие ботинки. В руках он сжимал кожаный портфель. Глеб напоминал мне старого ученого, который каким-то чудесным образом сумел сохранить молодость своего лица.

Когда я остановилась, Глеб направился ко мне. Худое лицо его растянулось в улыбке.

– Привет, – мягко произнес он.

– Привет, – ответила я, решив не задавать сам собою возникающий вопрос.

Заметно смутившись (Глеб отвел свой взгляд и опустил голову), он все же сделал еще один осторожный шаг мне навстречу.

– Как ты после дня рождения? Восстановилась? – Глеб заискивающе посмотрел на меня.

– А чего восстанавливаться? – пожала плечами я. – По-моему, все было прилично и в рамках. – Я смотрела на Глеба и непроизвольно улыбалась, потому как его порыв вызывал во мне лишь умиление. Взглянув на часы, я быстро проговорила: – Извини, я опаздываю на работу.

– Позволь, я пройдусь с тобой… – тихо проговорил Глеб, исподлобья глядя на меня. Растерянная улыбка не сходила с его лица.

– Пожалуйста, – кивнула я и отвернулась, не дожидаясь того, пока Глеб меня догонит.

Но Глеб сразу же нагнал меня. Широко ступая, он шел рядом со мной, высокий и несколько смущенный.

– Что ты делаешь в свободное время? – спросил меня Глеб, когда мы зашли через круглую арку в один из дворов.

– Читаю, гуляю, – сказала я. – Отдыхаю. Как и все.

– А путешествовать любишь?

– Не выношу поездов.

– А самолеты?

– Никогда не летала.

– Нужно это исправить.

Я не смотрела на Глеба, а взгляд мой блуждал по сторонам, как он часто блуждает у людей скучающих или пребывающих в поиске верного ответа.

– Может быть, – неопределенно ответила я.

– Ты-то смотрела вчерашний матч? – отчаянно подбирал тему для разговора Глеб.

– Нет.

– Совсем спортом не увлекаешься, или просто день такой?

– У меня мало времени на телевизор.

К моему счастью, скоро мы вышли на Садовое кольцо, и шум машин был лучшим предлогом отвечать коротко и быть немногословной.

– Нужно больше гулять, – повысил голос Глеб.

Я натянуто улыбнулась и подошла к остановке, где уже собралось человек семь. Троллейбус, царапая ванильное небо, медленно двигался по кольцу, будто так же, как и все пассажиры, постепенно пробуждаясь ото сна.

– Вот и мой троллейбус, – развела руками я, немного переусердствовав с веселостью в голосе.

– Хорошего дня, – сказал мне Глеб, а я, заходя в троллейбус, только коротко обернулась к нему и кивнула, принимая пожелание.

Усевшись возле окна, я не посмотрела на Глеба, который все еще стоял на остановке, сжимая в руках портфель. Только когда троллейбус тронулся, Глеб медленно двинулся в сторону метро, оторвав долгий взгляд от удаляющегося троллейбуса.

Я совсем не разбиралась в грибах, более того – я не любила их, но походы в лес осенью были скорее данью уже сложившейся традиции, нежели временной прихотью.

В лесу густо пахло влажной землей и сухими листьями, хотя земля еще не была укрыта тем оранжево-красным ковром, какой будет в начале октября. Лес дышал, распахнув широкие макушки сосен и елей, березы позванивали бусами уже желтеющих листьев, а ветер обнимал влажные стволы, по которым то тут, то там бегали маленькие паучки.

В лесу никогда не бывает тишины: все в нем живет, движется, стрекочет. Здесь не ветер хозяин пространства, а дух, что едва касается лица и волос. Лес обнимает, укрывает, погружает в пучину дурманящего аромата хвои и земли – самого родного для русского человека аромата.

Мы вышли из дедушкиного дома ранним утром, когда солнце, медленно поднимаясь над верхушками высоких сосен, своими вездесущими холодными языками проникало в каждую щель между раскидистыми ветвями, отбрасывая белесые тени на землю. Казалось, лес погружен в туман, кустарники покрыты инеем, а деревья своими махровыми лапами держат сгустки искрящегося серебра. Но это обман. Воздух был чист, свеж и прозрачен, а туманом были озорники-лучи, резвящиеся в лесу как непослушные дети.

Под резиновыми сапогами похрустывали веточки, слева и справа то и дело щебетали лесные птицы, перелетая с ветки на ветку и шурша засыхающей листвой. Где-то стучал дятел, отбивая ритм осеннего утра, а где-то, за сорок километров отсюда, трещали клавиатуры компьютеров, за которыми сидели вынужденные выйти на работу в субботу сотрудники «Вестиндаст-Ком». Одним из таких сотрудников была Альбина.

Накануне, в пятницу, вышел приказ и был представлен перечень сотрудников, которым требовалось в обязательном порядке выйти на следующий день на работу. К своему безграничному восторгу, в списке свою фамилию я не обнаружила. Таким образом, я в тот день ходила по лесу в компании родителей, деда и брата, а не сидела в стеклянном офисе за монитором компьютера. Этти вместе с родителями и сестрой на несколько дней улетела в Халльштатт, так что в кафе Lilla rosso меня никто не ждал.

В грибах я не разбиралась, поэтому, в отличие от деда и родителей, которые ходили чуть в стороне и заглядывали под каждый куст, и брата, который не отставал от деда ни на шаг и серьезно и заинтересованно слушал все, что тот рассказывал ему о грибах, я просто совершала утренний променад, позволив себе побыть в одиночестве и предаться своим мыслям.

В тот день привкус счастья был особенно ярок на моих губах. Моя игра, которая с каждым днем все больше увлекала меня, накануне приняла неожиданный для меня и необыкновенно приятный поворот.

По окончании рабочего дня, оставив Альбину разбирать стопку документов, я, как обычно, наспех переобувшись и набросив на плечи пальто, вышла из отдела и направилась к лифтам. Нажав кнопку, в ожидании лифта я застегнула пальто и затянула поясок. Лифт скоро приехал, и я, зайдя в кабину, сразу же нажала на кнопку первого этажа. В этот момент дверь, ведущая в коридор, щелкнула, и через мгновение в проеме между закрывающимися створками лифта я увидела его. По всей вероятности, от неожиданности глаза мои слишком откровенно впились в него, потому как на его широком лице мелькнула улыбка. Он нажал кнопку вызова, и лифт, не успев сомкнуть своих створок, мгновенно распахнул их. Я посторонилась, пропуская его в кабину. Помедлив, створки сомкнулись, и мы стали спускаться на первый этаж.