— Он хороший друг?

Гермиона улыбнулась, чувствуя, что все-таки плачет. Слезы просто текли по щекам, в горле и глазах щипало. Был ли Шерлок хорошим другом? Он всегда был просто чудовищем! С его обидами, придирками, вздорными фантазиями и то и дело возникающими идеями. Он с детства был сущим кошмаром. Но…

— Да, очень хороший.

— Тогда остальное не важно. Хоть магл, хоть мантикора, — произнес Сириус.

— Он даже больше, чем друг. Я знаю его с детства, и он… когда я узнала, что буду учиться в Хогвартсе, я была счастлива, но едва не отказалась, когда выяснилось, что он не поедет со мной.

— Джеймс, — вдруг сказал глухим, почти чужим голосом Сириус: — был для меня всем. И я для него — тоже. Никогда не прощу себя, что не уберег их. И знаешь, останься он жив, он вытащил бы меня откуда угодно. Даже из Азкабана. И ему было бы все равно, сколько свидетелей видели, что я убиваю людей. Он остался бы моим другом.

Гермиона впервые за время разговора подняла глаза и увидела, что бутылка почти опустела, а Сириус сидит в кресле, запрокинув голову на спинку, и смотрит куда-то в потолок.

— Помирись со своим другом, Гермиона, — добавил он.

— Он не простит. Просто не будет читать письма, и все. Он страшно упрямый. А поговорить с ним я не могу.

— Он в Англии? — спросил Сириус и поднял голову. В его глазах мелькнуло что-то, похожее на оживление.

— Да, — ответила Гермиона, не совсем понимая, к чему этот вопрос, — в Кроули.

Сириус встал из кресла, одним махом допил остатки огневиски, отставил бутылку и произнес с азартом:

— Хочешь съездить к нему и поговорить?

Гермиона нахмурилась. Что он задумал?

— Я не совсем понимаю… — сказала она.

— Я отвезу тебя к нему ночью, вы поговорите, и до утра мы вернемся. Нашу отлучку никто не заметит.

— Но… — Гермиона тоже встала и попятилась за кресло, — Сириус, это опасно.

— Вздор! — он тряхнул головой и улыбнулся шальной улыбкой, которая сделала его несколько похожим на собственный портрет с плакатов «Разыскивается». — Я взрослый волшебник, и я два года успешно водил за нос Министерство и даже Дамблдора. Если бы не Петтигрю, даже директор не нашел бы меня. Неужели ты думаешь, что я не смогу обеспечить безопасность во время одной вылазки на несколько часов?

Это звучало безумно. И Гермиона, конечно, собиралась отказаться. Она хотела помириться с Шерлоком, больше всего на свете, но подвергать такой опасности Сириуса, рисковать делами Ордена — ни за что. Она думала ответить: «Спасибо, Сириус, но — нет, это слишком опасно», но вместо этого спросила:

— Но зачем? Зачем рисковать?

Сириус на мгновение стал серьезным, безумная улыбка пропала, и он сказал спокойно:

— Зачем рисковать, чтобы помочь тебе? Азкабан не отшиб мне память, Гермиона. Гарри очень хотел помочь мне, но, если бы не ты — он не сумел бы этого сделать. Если бы не ты со своим маховиком времени и блестящим волшебством, моя душа досталась бы дементорам. Поверь, я достаточно ценю свою душу, чтобы немного тебе помочь. Кроме того, — он на мгновение замолчал, но все-таки продолжил: — я буду рад хоть кому-то быть полезным.

Гермиона замерла. Все возражения исчезли, она смогла только уточнить:

— Но как?

— Подождем до вечера. Оставь в библиотеке сменную одежду. Ложись спать. Потом, часов в одиннадцать, скажи Джинни, что тебе не спится и что ты хочешь немного почитать. Я приду к одиннадцати тридцати, и мы спокойно покинем дом.

Она посмотрела на Сириуса, который уже растерял то легкое оживление и выглядел очень старым, не на свои тридцать пять-тридцать семь, а на пятьдесят, и сказала:

— Спасибо.

Выйти из дома оказалось просто. В библиотеке Сириус наколдовал милую иллюзию — спящую с книжкой в руках Гермиону, после чего запер дверь простым заклинанием и пояснил:

— Едва ли тебя хватятся, но на всякий случай пусть ты будешь спать в библиотеке. Даже если кто-то зайдет, будить тебя не станут.

Они отошли от площади Гриммо, Сириус огляделся и негромко рассмеялся, вдохнул полной грудью холодных влажный воздух и произнес:

— Как же хорошо.

— Мы аппарируем? — спросила Гермиона, глядя куда угодно, но только не на этого любящего жизнь, но очень несчастного человека, и снова чувствуя необъяснимый стыд.

— Аппарируем? — переспросил Сириус. Потом кивнул своим мыслям и не слишком-то довольно ответил: — да, разумеется. Жаль, что мой мотоцикл так и стоит у Хагрида, он бы пригодился сейчас. Нет, не будем. Полетим.

Он сунул руку в карман мантии, достал оттуда миниатюрную метлу, махнул палочкой и увеличил ее до нормальных размеров. После этого коснулся палочкой макушки Гермионы. Она вздрогнула и сразу же опознала дезиллюминационное заклинание. Сириус заколдовал и себя, сделавшись полупрозрачным на фоне темных зданий, оседлал метлу и сказал:

— Садись позади и держись крепче.

Гермиона подчинилась, постаравшись не думать о своей ненависти к полетам, и они взмыли в воздух.

На автобусе до Кроули было ехать больше двух часов. На метле они долетели за тридцать минут, Гермиона даже не успела окончательно промерзнуть.

— Говори, куда лететь, — велел Сириус.

С высоты в сотню ярдов город выглядел совсем иначе, чем снизу, но Гермиона легко сумела найти родную улицу и показала на нужный дом.

Сириус опустил метлу, Гермиона с радостью почувствовала под ногами твердую землю и вдруг замерла. Из-за закрытого окна дома Шерлока раздавалась невозможно прекрасная мелодия. Когда-то она уже слышала пьесу, написанную Шерлоком, и была поражена. Но то, что он играл сейчас, было еще сильнее. Его скрипка плакала, рыдала, проклинала, потом переходила на нежный шепот и снова обращалась к проклятьям. Сам Шерлок ни разу в жизни не показывал и десятой доли тех чувств, которые сейчас наполняли жизнью его музыку.

— Это твой друг? — шепотом спросил Сириус. Гермиона кивнула.

Он помолчал некоторое время и произнес:

— Он как будто играет про мою душу.

Он сглотнул и сказал твердо:

— Иди, к рассвету нам нужно вернуться.

— А ты…

— Я погуляю. Отвык от свежего воздуха, знаешь ли.

Гермиона снова кивнула и подошла поближе к дому. Кроме Шерлока, все спали. Он стоял возле окна, но не видел ее. Она подняла с земли небольшой камешек и несильно бросила в окно. Он со стуком отскочил вниз. Музыка умолкла.

Несколько минут Гермиона ожидала какой-то реакции. Шерлок мог выглянуть в окно, заинтересовавшись звуком, или заиграть снова, посчитав стук камешка несущественным, но он поступил иначе. Свет в комнате погас.

Шерлок догадался, кто именно стучится ночью в его окно, и дал понять, что не желает ее видеть. Гермиона обернулась и поняла, что Сириус уже ушёл. Теперь она не сможет вернуться в Лондон до рассвета. Что ж, она и не собиралась отступаться. Она сильно провинилась перед Шерлоком, это правда. Он имеет полное право обижаться на неё, накричать, оскорбить (а Шерлок умеет это делать лучше всех, уступая, пожалуй, только профессору Снейпу). Но вычеркнуть её из своей жизни она не позволит.

С этой мыслью, которая придавала сил и не давала отступиться, она оглядела угол дома. Шерлок лазил вверх-вниз по стене с проворством обезьяны, точно зная, за какие выступы нужно ухватиться. Сама же Гермиона предпочитала пользоваться лестницей и выходить через дверь. Но едва ли Холмсы будут рады увидеть её на пороге дома в первом часу ночи. Размяв мёрзнущие пальцы, Гермиона подошла к углу и поставила ногу на первый выступающий кирпич, хватаясь при этом за водосточную трубу и стараясь не думать о том, что сознательно карабкается наверх. Она отдалилась от земли на какие-нибудь пару футов, но уже чувствовала страх — она ненавидела высоту с детства. Летя на метле с Сириусом, она боялась меньше — знала, что взрослый волшебник не даст ей упасть и поддержит заклинанием, если это будет нужно, но здесь нужно было рассчитывать только на себя. «Ты сможешь!», — сказала она себе решительно и так же решительно отбросила мысли о том, что именно можно сломать, упав с высоты трёх футов… четырех… двух ярдов… Лезть было тяжело — к ночи похолодало, влажная ледяная труба норовила выскользнуть из пальцев, а кирпичи давали слишком мало пространства для опоры. Сумев уцепиться за край выступающего перед окном козырька, Гермиона едва сдержала радостный вскрик, чувствуя себя мореплавателем, готовым целовать родную землю. Добралась!