«Не по рельсам и уж не по шпалам…» Не по рельсам и уж не по шпалам, А по острому щебню идём: Одиночкою или же валом, Но никак не в беседах вдвоём. Разобщённо в толпе всенародной Мы идём по пути кто куда — Называется жизнью свободной Бездорожная мглы чехарда. Торопливое время мы гоним, Хаотично оно нас самих Разметает – остатками стонем, Разделяя тот стон на двоих. Не по рельсам и уж не по шпалам, А по острому щебню идём Босиком, как по острым кинжалам — И не думаем уж ни о чём: Не даёт-таки думать с волненьем Ни о чём эта острая боль. Остаётся терпеть с возмущеньем — Так и терпит страдательный ноль. Одиночка и есть единица, Приобщатся к которой ноли, И они превратятся вновь в лица… Улыбнётся просвет им вдали! «Затянувшаяся радость…»
Затянувшаяся радость Может приторною стать. Много сладости – вот гадость! С чем её бы размешать? В этом деле не годится Всё ж поваренная соль. В жизни может всё случиться — Радость солью не мусоль. Грусть и радость – вот бы меру Знать и чем их приправлять. Опыт жизни вкус-химеру Пресно может отравлять. Мода И что с того, что нынче модно Носить истрёпанный наряд? «Носить новьё неблагородно», — Стилисты моды говорят. О время нравственного сбоя! Порок безжизненных проблем. Кто в моде ищет всё покоя, Тот сердцем, видно, глух да нем. Носите модные одежды, Не зная радости времён… А возлагать на вас надежды Нет смысла: нет у вас имён. Так что с того, что нынче модно? Ведь мода – осени наряд. Так мода по себе негодна: Меняет в год сто раз подряд. Дорога жизни Дорога жизни тяжела Для тех, идёт кто одиноким: На ней встречают хитрость зла Иль человека, столь жестоким. Но всё же, на дороге той Встречают и добро помногу, Где странник чуждый – как родной Становится на всю дорогу. Дорога жизни длинна столь, Что поневоле одиноким Терпеть приходится всю боль Души и тела – очень многим. И всё же счастье и тогда За всеми ходит неотлучно — Но вот другая тут беда: Оно и ходит-то беззвучно. Дорога жизни станет пусть Для каждого столь интересной — И вот тогда уж тяжесть-грусть В дороге станет легковесной! Время такое Где-то в пространстве глубоком Спрятанный русский поэт, Где-то в народе убогом Виден его силуэт. Личность души всенародной Только поэт отразит, Даже он сам несвободный Волю в сердцах озарит. Время в России другое, Но и меняется мир… Боже, что это такое, Что отлучён и кумир? Как же удобно на время Всё безотрадно валить… Эх, всенародное племя, Что о тебе говорить? Делают время великим Сильные мира сего, А всем людишкам двуликим Дела-то нет до всего. Так что на время лукавый Валит все беды – в ответ Только с народною славой То обличит лишь поэт. Не потому ли поэта Держат в глубокой стране? Мысли того силуэта Вязнут в глухой тишине. Люди-народы, поэтом Каждому быть не дано, Но и тому силуэтом Быть-оставаться ли?.. Но… Но никогда, и какое Ни было б время (да-да!), Не оставляйте в покое Чувства свои, господа. Чувства, что из возмущенья Вдруг пробуждают и ум И проявляют волненья Там, где живут наобум. Время такое… И что же?.. Времени мало во всём. Дорого время, дороже Люди страдальные в нём. «В снежной дали, где морозы…» В снежной дали, где морозы Звонки, как хрусталь, Не цветут живые розы — Эх, сердечно жаль! В той долине, где метели Дикие гудят, Дети в снежной колыбели Сном глубоким спят. Но кому-то всё не спится… Кто так одинок? Тот, кто хитро веселится, Холодно-жесток. Это воздух оживлённо Звонок и весёл, Он как будто потаённо Радостью расцвёл. Вдруг проснётся в колыбели Некое дитя, Улыбнётся злой метели Вновь оно шутя. Тут же до дитя коснётся Снежная рука — В тёплый сон оно вернётся Уж наверняка. В снежной дали, где морозы Люты не шутя. В колыбели нет угрозы — Видит сон дитя. Ну а то, что на морозе, Право, никогда Не цвести ожившей розе — Это ли беда? Холод лютый сам румянит Щёчки у детей, Потому и не увянет Жизнь самих людей. |
