- И когда дома будешь? – как бронепоезд, упрямо перла Жюли, несмотря на всю свою французскую утонченность.

«Никогда! Я переехал к ней!» - хотелось рявкнуть ему, но удержался. Важно было ее выкурить. В конце концов, сколько она протянет в этой квартире, где выключают свет, бывают проблемы с котлом, удивительные соседи, и невозможно достать то, что мадемуазель Ламбер называет вином?

- Когда ты съедешь, - неопределенно пробурчал он. – Поторопись, будь добра.

- Я все равно буду тебя ждать, - раздалось в ответ ее пылкое заверение.

И ее расчет был, по некотором размышлении, верен. Ему бы все равно пришлось однажды явиться домой хотя бы за сменой одежды. Однако эту мысль Реджеп пока отбросил. Магазины есть. Кстати, с новогодними скидками.

В общем, он отключился. Потому что еще пара таких реплик, и он ее прямо сейчас запихает в ящик и отправит посылкой в Париж. «Из Солнечногорска с любовью».

Кое-как добрался до Лёхи, который ждал его с Мирославкой и тремя бутылками пива. И втроем они просидели еще пару часов, пока Мира и Лёха откачивали нашего не в меру эмоционального турка от общения с его бывшей. Спать уложили в коридоре на раскладушке, добытой Мирославой у соседки, поскольку третий в спальне лишний. Но, так толком и не заснув, в районе четырех утра Реджеп пришел к следующему умозаключению: эдаким макаром ему долго не протянуть. Надо со всем этим что-то делать.

И мысленно метался от одного решения к другому: позвонить родителям Жюли, наорать на нее или молча выставить, найти ее бывшего – пусть забирает, сбежать на Север полярником. В результате так и не сгенерировал никакого окончательного вывода и все-таки задремал, когда уже светало.

Что и говорить – на работу он снова перся невыспавшимся, злым на весь белый свет и твердо настроенным изгнать парижскую нечисть из своего дома. И так вышло, что явился на кухню в числе первейших, и это дало отличный повод устроить разнос подходившим сотрудникам по поводу того, что у них тут почти фронт, а по важности, может, и круче, и каждый боец на счету, даже если у него смена еще не наступила. И вообще в новогодние праздники как поработаешь, так потом год и проведешь – в смысле на заработанном. В общем, эту непрекращающуюся речь даже Хомяк заглянул послушать. Ну просто ради любопытства, а то ему уже донесли, что Реджеп-бей там блистает красноречием.

В конце концов, Валерий Анатольевич, насмеявшись вдоволь, похлопал Реджепа по плечу и негромко, чтобы другие не слышали, буркнул:

- Там твоя Татьяна-ханым уже пришла, так что дуй к ней, приводи нервы в порядок.

- Так еще ей рано! – вскинулся Четинкая, даже не врубившись, откуда Хомяк в курсе.

- Ну, видать, тоже не спалось.

Шеф сорвался с места и добежал до двери. А уже там подзадержался. Дошло. Оглянулся на Хомяка и серьезно проговорил:

- Мне надо было там… у нее… уточнить по поставкам!

- Ну вот уточняй и успокаивайся! – благословил его Хомяков.

И через минуту Четинкая уже распахивал дверь в Танин кабинет.

- Джаным! – огласил он возгласом его стены раньше, чем успел заметить, что Тани как раз и нет.

- Не кричи, пожалуйста, - раздалось у него за спиной, - ты не у себя в кухне.

Реджеп резко обернулся, и улыбка застыла на его губах от выражения Таниного лица.

- Прости! – все же выпалил он. – Я тебя искал. Я хотел поговорить, вчера не получилось.

- Хорошо, - Таня обошла Шефа и деловито прошла к своему столу. – Но давай позже. Сейчас совсем некогда.

И она кивнула на горы бумаг на своем рабочем месте.

- Тамам. А когда сможешь? – все еще не понимая, что происходит, допытывался он.

- Если бы всё это само могло разгрестись, я была бы несказанно рада.

- Но перерыв-то у тебя будет?

- Хочешь привлечь меня к борьбе за свои права? – усмехнулась Таня.

- Хочу сказать тебе кое-что важное!

- Реджеп! Я поняла, но мне сейчас некогда. Правда.

- Ладно. Зайду позже! – проворчал он. Словом, настроение и ранее было ни к черту, но теперь к черту хотелось отправиться самому. Может быть, потому что она его туда и послала. – Легкой работы, джаным.

И с этими словами свалил обратно на кухню – кричать. Там – можно, в коридоре – нет. Хотя, надо сказать, кричать-то как раз и расхотелось, потому как внутри назревало что-то мерзкое. Типа недоброго предчувствия, но Реджеп искренно считал суеверия откровенной глупостью и не верил в них. А вот раздраженность у него была как раз на пике. Сказывались усталость, недосып, недомолвки с Таней и бывшая в его квартире, а какая психика это выдержит?

В общем, едва дотерпев до обеда, он предпринял новую попытку штурмовать свою зеленоглазую неприступную крепость. И снова явил себя на административном этаже, чтобы банально поцеловать запертую дверь в Танин кабинет.

- А она уже ушла! – важно сообщила ему Настюха, застегивая пуховик и с любопытством глядя на Шефа – чего-то тот зачастил.

- Куда ушла? – спросил он.

- Ну, наверное, как обычно – лебедей кормить.

- Таня кормит лебедей?

- Да постоянно. Кажется, влюбилась, - хохотнула Настя и оставила его одного, развернувшись к лестнице.

Но долго оставаться в одиночестве Четинкая намерен не был. И в пролете между первым и вторым этажами обогнал ее и вылетел на улицу через служебный вход, даже не надев верхней одежды. Почти бегом миновал парковку, обогнул ресторан и выскочил к набережной, зашарив глазами по округе в надежде увидеть Таню.

Она попалась ему почти сразу. Пышная копна ее желтоватых волос поблескивала на солнце, раздуваемая ветром, дующим с моря в лицо. Таня и правда застыла у кромки берега, там, где на волнах и на прибрежных камнях было большое скопление птиц – лебедей, чаек, уток и голубей.

- Не стой у воды, простудишься, - услышала она его голос за спиной.

- Я тоже могу предупредить тебя об угрозе заболеть, если шляться по ночам, - протянутый ею кусок булки был деловито отобран подошедшим лебедем, Таня повернулась к Реджепу и хмыкнула: - И если будешь ходить раздетым.

- Один-один. Ничья, - улыбнулся он. – Пошли кофе попьем, раз вырвались.

- Я не хочу кофе, - сказала Таня и снова отвернулась к птицам.

- У тебя последнее время прямо какое-то предубеждение к кофе, джаным. Раньше, вроде, такого замечено не было.

- Я просто не хочу кофе. В данный конкретный момент. Не вижу в этом ничего странного.

Сказано это было таким тоном, что Реджеп резко почувствовал холод с моря, пробравшийся под китель, и штормовые потоки воздуха, едва не сдувающие колпак.

- Э-э… эвет, - кивнул он, не понимая, чего дальше делать-то, но все же решил брать быка за рога: - Значит, без кофе. А прогуляться не хочешь? Все равно тут стоишь, принимаешь воздушные ванны.

Таня снова повернулась к нему и с любопытством оглядела всю его немаленькую фигуру, смотревшуюся посреди зимы у моря более чем экзотично.

- Если ты заболеешь, - насмешливо проговорила она, - я скажу Валерию Анатольевичу, что это с твоей стороны саботаж чистой воды.

- Какой еще саботаж? Я пашу тут круглосуточно, ты же видишь!

- Чего ты хочешь?

- Как чего? Мы же договаривались!

- Можно, конечно, и так сказать, - она посмотрела ему в глаза и на мгновение замерла, впервые разглядев их под ярким солнцем. Карие лучики вокруг самого зрачка пронзали зеленоватую радужку. Она сморгнула, словно пыталась избавиться от наваждения, и усмехнулась: - Тогда я тебя внимательно слушаю.

И вот в этом самом месте он завис.

А что сказать-то?

«Ты мне нравишься».

«Я безумно в тебя влюблен».

«Выходи за меня замуж, джаным».

Да мать твою, еще в прошлом месяце они не были знакомы!

И через минуту она ответит ему: иди нафиг.

Или еще лучше – рассмеется в лицо.

Таня – не Анфиса, не Леночка. И уж точно не Жюли!

Но наш янычар не был бы янычаром, если бы не бурлящая южная кровь. И не бешеный турецкий темперамент. Ну и женское внимание его, признаться, несколько избаловало. Потому, немного выпятив грудь колесом, он очень серьезно проговорил: