– Не правильно подобрала актера на роль коня – мальчик слишком мал и ростом, и разумом. Тут чувство юмора нужно, а он стесняется, зажался весь. В той сцене, когда домовой решает все-таки вернуться, сжалиться над хозяевами, изображение печки, русской хаты на экран вывести надо – показать, где обитает существо это. Потом танцевальный номер вообще ни к селу, ни к городу. И почти в половине сцен второстепенные актеры совершенно не понимают, что должны делать! Короче, Свиридова, тебе еще работать и работать! Ах да! Вадика замени тоже – ну какой он домовой в таких очках-то? Да и чудит он снова – то блох из-под парика показательно вычесывает, то штаны чуть ли не до подмышек натягивает – ругай не ругай, сама знаешь, что-нибудь во время представления выкинет. Кого-нибудь другого возьми.

    Я несмело возразила:

– Получается, двое мужчин нужны – конь и домовой. Где мне их взять? Юрка наотрез конем быть отказался. Может вы?

     Сказала и поняла, что не стоило – Стоцкий поднялся из-за стола и, картинно измерив шагами кабинет, застыл за моей спиной. Я ждала, что именно он скажет и даже предположить не могла, что на мои плечи вдруг лягут его холеные наманикюренные руки. Я попыталась подняться, но Стоцкий с силой надавил, удерживая меня на месте, а потом наклонился к моему уху и, слегка касаясь волос своим лицом, прошептал:

– Олесенька, девочка моя, я мог бы решить все твои проблемы… Была бы ты хоть немного посговорчивее, помягче…

– Роман Сергеевич… – начала я, пытаясь выбраться из захвата. – Уберите руки! Я сама решу свои проблемы.

– Вот и я о том же. Иди Свиридова, – руки, наконец, разжались, и я рванулась к двери. – И учти, к концу недели я хочу увидеть нормальную сказку, а не это позорище.

    Мне было противно и обидно. И безумно хотелось броситься в свой кабинет и поплакать там в одиночестве. Но, собрав всю свою волю в кулак, я обернулась уже на выходе и сказала:

– Может вы забыли, Роман Сергеевич, что я за двоих работаю здесь, за режиссера и худрука одновременно, а зарплату получаю всего одну?

   Гадко улыбаясь, Стоцкий ответил:

– А могла бы три зарплаты получать, если бы поумнее была. Но учти, тебя здесь никто не держит, где выход ты знаешь.

    Очень хотелось хлопнуть посильнее дверью, но, заметив в коридоре стайку девчонок, идущих домой с репетиции в танцевальном коллективе "Бусинки", я только молча зашагала прочь от директорского кабинета.

    Я любила свою работу. Мне она приносила удовольствие. Я любила заниматься с детьми, любила музыку, любила сам дух этого старинного здания с огромной сценой. Я и сама хорошо пела, и в большинстве концертов были и мои сольные номера. А еще я была одинока. Нет, конечно, у меня были родители и младшая сестренка. Но жили они в маленькой деревушке неподалеку от Семикаракорска и вернуться к ним, означало вообще не найти работу по специальности. В родной деревне я могла устроиться в лучшем случае почтальоном или дояркой. Да и в самом городе другого ДК не было, поэтому и специалист такой, как я, был тоже никому больше не нужен. Стоцкий это хорошо понимал. И я тоже.

     Сдерживая отвращение, я заставила себя подумать, что было бы, если бы согласилась и стала любовницей нашего директора. А что, Светке-то он нравится? Но потом вспомнила о той страшной истории с девушкой Анной, у которой был когда-то роман с нашим Романом. Я в то время не работала еще, и даже в городе не жила. Мне девчонки по секрету рассказывали, что якобы во времена молодости Стоцкого, в ДК пришла молодая танцовщица. Организовала кружок, набрала деток, стала работать. Тогда еще режиссер, Роман Сергеевич, положил на нее глаз, хотя уже был давно женат. Обещал золотые горы, развестись и жениться, она поверила. Да только у него любовь закончилась быстро – и пары месяцев не прошло. А вот она… Она уволилась, уехала из города, и больше о ней никто не слышал. Да только слух ходил, кто-то кому-то рассказывал, что вроде бы, Анна то ли утопилась, то ли повесилась, так и не сумев забыть нашего ловеласа.

Ненадежный он человек, доверять такому невозможно. Да и стоит только представить, что он меня… целует, как неконтролируемый рвотный позыв скручивает живот тисками!

    Еле дожила до окончания рабочего дня, запрыгнула в Гешеньку и поехала домой, чтобы провести в одиночестве еще один скучный вечер.

    Но в петлице навесного замка, запирающего дверь моего домишки, доставшегося в наследство от одинокой маминой тетушки, торчала прекраснейшая красная роза, обвитая зачем-то красной шелковой тесьмой, к которой внизу была прикреплена маленькая открыточка. У меня есть тайный поклонник! Вот это да! Вот это поворот! Стоп! А вдруг это Стоцкий решил зайти с другой стороны? И взять меня в оборот вот так, с помощью романтики? Прежде чем прочитать, что там в открытке, я осмотрелась по сторонам – вдруг он где-нибудь в кустах засел? Но никого не заметив, все-таки прочла:

     "Поиграй со мной, девочка…"

      Что бы это значило?

5 глава. Игорь.

 Старинная, массивного вида дверь открылась с трудом. Что тому виной – ее непомерная тяжесть или просто я настолько ослаб? Нужно разузнать, есть ли в этом Мухосранске тренажёрный зал какой-нибудь, пора бы начинать возвращаться в форму. С пьянками и гулянками последний месяц я вообще не занимался и сегодня, разглядывая свое тело в большом зеркале Светкиной ванной, был, мягко говоря, разочарован.

    Внутри здания  в широком вестибюле туда-сюда носились дети, наряженные кто во что горазд. Были здесь и снежинки в красивых воздушных платьицах, и мальчики в народных рубахах и красных сапожках, а еще – дети, переодетые зайчиками, медведь, волчица… Я засмотрелся на кикимору или русалку (наверняка сказать было невозможно) с ядовитыми зелёными волосами и ведьминским крючковатым пластилиновым носом и, сделав шаг, стукнулся головой о лошадиную морду! Интуитивно, как в боксе, присел, упершись взглядом в шикарнейший бюст, находящийся с такой позиции буквально в нескольких сантиметрах от моих глаз.

– Доброволец? – из-за  огромной лошадиной морды внезапно высунулось рыжее чудо с маленьким выдернутым носиком и губками-бантиками.

– Э-э… можно и так сказать, – против воли я улыбнулся, отодвигая белые пластмассовые лошадиные зубы подальше от лица.

– Роль свою знаешь?

– Безусловно. Не первый же раз.

– Тогда скачи за мной!

     Она говорила абсолютно серьезно, а я, отлично понимая, что никуда "скакать" вовсе не обязан, почему-то подчинился и, следя в толпе за лошадью, которую девушка с трудом закинула себе на плечо, как за маяком, поспешил за ней.

    В зрительном зале, куда мы пришли, было тихо, несмотря на некоторое количество разновозрастных детей, толпящихся возле сцены. На последней происходило какое-то действо, смысл которого меня несколько смущал: два папуаса с черными колготами на голове танцевали вокруг связанного мужика в дедморозовском колпаке и с длинной ватной бородой, одетого, правда, в джинсы и рубашку, при этом на заднем плане прыгали и квакали какие-то девочки-лягушки и ревела в три ручья тетенька в снегуркином кокошнике и с желтой нитяной косой, перекинутой через плечо. Как только танец закончился, все почему-то замерли на сцене, глядя в зал, а девушка с конем наперевес совершенно без остановки взлетела по ступенькам к ним.

– Снегурочка, плакать нужно правдоподобнее. Лицо руками прикрой, и плечами вот так содрогайся! – она изобразила все вышеперечисленное.

    Потом начала разъяснять остальным, что и как им не нужно было делать. А я, прислонившись плечом к стене, с интересом наблюдал за ней, очень хорошо освещенной всеми возможными софитами и лампами. Какая необычная девушка – такая живая, такая эмоциональная… Сказать, что она – красавица, я бы, как истинный ценитель, не мог. Но… Понимая это, все же отвести от нее глаз не получалось, как ни старался. И замечал, конечно, что она при своем невысоком росте немного полновата, но при этом почему-то недостатком это мне не казалось!