– Пи-и-ить… Пи-и-ить-ть…

    Кто я? Что я? Су-у-ка-а… Что со мной?

– Рука-а… Где моя ру-ука?

     Я не чувствовал правую руку. Совсем. Абсолютно. Неужели? Пашка. Бар. Виски. Танцы. Шмара в туалете. Виски. Водка. Виски. Танцы. Блядь. Что дальше? Пашка. Менты. Столб. Столб? Столб! Авария! ГДЕ. МОЯ. РУКА?

– Сергей, переверни этого… мудака. Руку себе отлежал скотина!

     Это он обо мне? Кто здесь? Отец?

– Отец! Пи-ить!

    Меня переворачивают, и в глазах медленно появляются очертания предметов и насмешливая морда отцовского водителя Сергея.

– Серёжа,  принеси ему водички из-под крана, будь добр!

– Из фильтра…

     Из-под крана! Совсем отец охренел – там же грязи ведро! Но на меня не обращают внимания, а когда Сергей появляется  с бокалом полным холодной (видно по испарине на стенках стакана) воды, и я ее вижу… мне уже пофиг, где он её набрал – хоть в унитазе! Я тянусь к нему, к этому стакану, как к источнику жизни и даже причмокиваю от удовольствия, еще и не прикоснувшись!

– Стоп, Сергей, поставь во-от сюда, ко мне на столик. Все, можешь идти, я сам справлюсь!

– Да ничего, Алексей Владимирович, всегда рад вам помочь…

    Воду! Мою воду отдай! Скотина тупая! Сфокусировать взгляд на отце, сидящем в дальнем углу комнаты в моем любимом кресле, я не могу, как ни пытаюсь. Блядь, опять очки свои где-то потерял! Но это все – мелочи… Сейчас самое главное – вода. Нет, не так! ВОДА!!! Отец, задумчиво растягивая слова, отвечает:

– Ничего-о, ничего-о, сам приползет, пьянь безголовая!

    Держась обеими руками за голову, я сажусь на постели. Комната бешено вращается.

– Во-от, – довольно продолжает отец, – я же говорил тебе, Сережа, сейча-ас… сейчас очухается. Потом запихнем его в душик, да под холодненькую водичку-то! Глядишь, через часок и протрезвеет.

– Ой, что-то я, Алексей Владимирович, сомневаюсь! Ой, что-то сомневаюсь…

    А ты, скотина такая, не сомневайся, я приду в себя, морду тебе начищу, как пить дать, начищу! ПИТЬ!

– Блядь, дайте воды, изверги!

– Сынок, ты у нас кто? Ты у нас – человек культурный, образованный, грамотный, выражайся русским языком, пожалуйста, – это мне тот человек говорит, который только что пьяню меня называл, да еще и безголовой!

– Ладно. Понял. Тебе нужно поговорить со мной. А мне в душ. Так?

– Правильно. Давай, сынок! И не вздумай свалить из квартиры по-тихому. Сережа, проследи!

     Я, держась за стены, полосатые обои на которых упорно отказываются соблюдать закон параллельности прямых и норовят пересечься прямо перед моими глазами, ковыляю мимо отца в сторону ванны.

Голова начинает работать только тогда, когда выйдя из душа, где я минут пятнадцать не только истязал свое тело ледяной водой, но и напился вдоволь, яростно отстукивая чечетку зубами, и трясясь всем телом, я почувствовал запах кофе, доносящийся из кухни.

      Отец все также восседал в моем кресле, попивая кофе из моей любимой кружки! Знает, зараза, что я терпеть не могу, когда берут мои вещи! Специально это делает, чтобы вывести меня из себя!

      Невозмутимый Сережа ставит передо мной на прикроватную тумбочку чашку с кофе и выходит из комнаты. А отец начинает свою головомойку:

– Сколько можно, Гарик? Сколько можно пить и шататься по ночным барам? Сколько можно водить в квартиру шлюх?

    Я вскидываю голову – неужели привел? Вроде бы, там, в баре, в туалете оприходовал. Хотя… как домой добирался, я совершенно не помнил.

– Да-да, сынок, выпроводил отсюда одну… хм, а если бы я с мамой приехал? Она, кстати, собиралась. Представляешь, какую тут истерику она бы закатила?  – в голосе отца, несмотря на суть произносимых им слов, я слышу нежность и бесконечную любовь к матери, этими чувствами всегда был наполнен наш дом… не то, что тот дом, в котором я жил с Катей…

     Ее имя болью отзывается в сердце, и я стараюсь отвлечься, вдуматься в речь, произносимую отцом, чтобы не вспоминать ее, свою жену. Бывшую, теперь уже.

– Ну, сколько можно? Полгода уже прошло! Полгода! Пора бы за ум взяться. Твое место в моем издании всегда будет. Его я не отдам никому – это да! Но дело же не в нем! Ты сам понимаешь, что суть журналистской профессии во многом сводится еще и известности. Имя, которое у людей на слуху, привлечет к статье внимания гораздо больше, чем незнакомое, нераскрученное. Тебя начинают забывать! Ты понимаешь, что потеряешь всё, чего успел добиться в жизни? Ты понимаешь, что еще немного, и мне пора на пенсию будет. Кто вместо меня редактором станет? Если за голову не возьмешься, то Борюсик местечко отхватит! Он, хоть талантами и не блещет, работает, как та тягловая лошадь…

– Я не хочу возвращаться в редакцию.

– Почему? Вспомни, какие ты статьи писал! Целые расследования проводил.

    Наш журнал назывался "Сверхъестественное" и специализировался на журналистских расследованиях всевозможных мистических, потусторонних историй, большая часть которых, конечно же, была выдумана. Остальные – основывались скорее на суевериях, слухах, домыслах, и простом отсутствии знаний. Я долгое время верил, что однажды я все-таки встречу что-то по-настоящему пугающее, иномирное, инопланетянское, или, на худой конец, таинственное. Но годы шли, и мне становилось скучно.

И вот однажды, в момент отсутствия вдохновения, который длился несколько месяцев, я вместе со своими друзьями-коллегами Владом и Германом нашел для себя развлечение. Дело в том, что порой, уезжая в далекие командировки куда-нибудь в захолустье или в таежную сибирскую деревню, мы брали с собой массу новомодных штучек, как-то – микрофоны, камеры, радиомаяки, портативный полиграф и многое другое, на что щедро выделялись средства моего папаши, одновременно являющегося и хозяином издательства, в котором печатался журнал и главным редактором самого журнала. В разделе «Страшно смешное» мы с ребятами решили помещать раз в неделю, написанную каждым из нас троих статью, в которой будем рассказывать о том, как попробуем применять что-либо из нашего оборудования с кем-то из своих знакомых.

    Влад испытывал на своей теще полиграф, и узнал, кроме всего прочего, что она трижды была замужем, носит панталоны с начесом, не была знакома с Лениным, а за глаза зовет его «Беляш» всего лишь за блондинистый цвет волос. Статья удалась. Теща получила незабываемое удовольствие. Влад – премию.

     Герман испытывал новую мощнейшую видеокамеру. На своей любовнице, за неимением жены. Видео, выложенное на специфическом канале для взрослых, набрало сколько-то тысяч лайков, и Герман даже получал какие-то там откаты с рекламы канала. Статью запорол редактор.

     Мне пришлось установить прослушку. Вот тогда-то я и узнал, что моя любимая красавица-жена мне изменяет. Об этом вместе со мной узнали десятки моих коллег. Положительной новостью тут было только то, что с каким-то хмырем она в постели вовсе не бревно, как со мной, – орала и стонала так,  что звук шел с помехами… Хотя, может, это микрофоны хреновые были…

      Но пил я не только поэтому. Просто всё навалилось: Катька, пропавшее вдохновение, разочарование в профессии, в той теме, над которой я трудился столько лет, отец пилил, мать устраивала истерики, мне было тошно, скучно, одиноко, меня все раздражали… Нет, до классического запоя, когда употреблять начинаешь уже утром, дело не дошло. Пока. Но почти уже…

– Ты меня слушаешь?

– Что?

– Игорь, я уже полчаса тебе расписываю, что нужно поехать в прекрасный город Семикаракорск и кое-что расследовать.

– Тьмутараканск, – я, конечно, говорю шепотом, но у моего отца замечательный слух, подтвержденный ежегодно проходимой им, педантично следящим за своим здоровьем, медицинской комиссией, поэтому он продолжает, но в голосе отчетливо слышатся командирские сердитые нотки: – Дело специфическое. Но помнится, тебе уже приходилось нечто подобное распутывать. В общем, ситуация такова. В местном Доме культуры происходят странные вещи. Началось все около года назад – что-то там, у кого-то пропало, но, как водится, списали на вора, а когда полиция ничего не нашла – ни вора, ни пропажи – замяли и забыли. Потом кто-то перепутал все ключи на вахте – не только не в те шкафчики рассовал, но и бирочки поменял…