– Санек, да обошлось все. К ней сейчас в больницу родаки приедут. – А это уже мужской голос.

Что они там решают? Кто с этой девушкой поедет в скорой?

Вроде и правда все обошлось, вон ее в машину уже отвели. Но я все равно не ухожу, мне почему-то хочется услышать Морозова. А он что скажет?

– Я дождусь ее родителей. Все. Поехал.

Он прошел мимо меня, снова не заметив. Сосредоточенный, серьезный и… В общем, так пустоголовые папины сынки не выглядят. Он один поехал с той девчонкой. Всем остальным то ли некогда было, то ли еще что. Галя с парнями минуты через три после скорой разъехались каждый на своей машине.

В сквере перед универом почти никого не осталось.

Тогда я подумала, что ошиблась. И Морозов нормальный парень. Стыдно стало за свою предубежденность. Да, он мне понравился! Моя очень большая ошибка! И я за нее поплатилась.

– Де-е-евушка, ау-у! Вы платить будете? – Бойкий голос продавщицы заставляет вернуться в настоящее и вспомнить, что я не около универа стою и на дворе отнюдь не июнь.

– Да, конечно. Пожалуйста.

Отдаю деньги и медленно выхожу из магазина. По дороге еще раз рассматриваю содержимое пакетов. Нормально, еды хватит. На сегодня и на утро точно. А там папа сам решит, что нужно покупать.

Папа… Ему я этого не расскажу. Ведь он спрашивал, как мы познакомились. А это уже другая история…

– Ого! Ну ты и накупила! Не надо было столько брать. Или ты голодная? Вика?

– Я вообще не хочу есть, пап. Это тебе все.

Сажусь на табуретку и смотрю, как папа молча и очень быстро разбирает пакеты, мгновенно сориентировавшись на незнакомой кухне. Сразу вспомнился вчерашний вечер с Русланом. У них правда есть схожие черты.

– Ты не рассказала, как вы с Морозовым познакомились, – папа напоминает о своем вопросе, но я больше не растеряюсь. Я готова.

– Он позвонил мне в начале семестра, в сентябре. Представился, попросил о встрече, – спокойным тоном начинаю рассказывать папе эту историю. – Сказал, дело есть.

– Дело?

– Я сама удивилась. Пап, давай помогу.

– Не надо. Рассказывай.

– Мы встретились. Он… вел себя как нормальный. Сказал, что давно хотел познакомиться, но не знал, как подойти.

– А потом узнал и подошел? – В папиных словах зазвучала неприкрытая ирония. И я понимаю: Морозов ему не понравился.

– Сказал, что помочь захотел, да и повод представился. Нам тогда задали написать реферат по социологии повседневности. Провести исследование. До конца сентября надо сдать. Я не знаю, как он пронюхал об этом, хотя это и не секрет никакой. Рассказал, что на следующий день будет большое закрытое мероприятие с участием бизнесменов и их детей. И я смогу прийти туда, понаблюдать за ними, а потом написать работу. Никаких других студентов туда не пустят. Так что реферат у меня будет уникальным.

– Он был так убедителен? Вик, ты же во всем всегда подвох ищешь? – Папа удивленно поглядывает на меня, не забывая нарезать ветчину. – Или ты просто хотела ему поверить?

Иногда этот самый тихий и безобидный человек из всех, кого я знаю, может быть безжалостным.

– Он… не показался мне тогда таким уж… Да, я ему поверила! И я растерялась, папа! Он мне сунул в руки красивое приглашение, сказал, что его там, скорее всего, не будет. И что я ему ничем не обязана.

– А на самом деле?

– Да так все и было. Пафосное сборище для предпринимателей и их детей. Просто в соседнем зале была другая программа. Тоже с детьми, кстати. Но там была мама. Со своим… ну ты понял. Я не сразу ее увидела, а она меня ждала.

– Он тебя обманул.

– Разумеется, обманул! Я бы в жизни не пошла туда, где она! Да он этого и не стал отрицать, когда на следующий день я нашла его в универе.

– С мамой не поговорила тогда, верно?

– Ушла сразу же. Она что-то пыталась мне сказать. Пап, неужели ты думаешь, что после такой подставы я могу нормально общаться с Морозовым? Но я хочу понять, почему он продолжает меня доставать. Уж точно не от большой любви.

Папа давно уже спит, а я никак заснуть не могу. Третий час ночи, а все ворочаюсь на диване. Он безумно неудобный, но другого у нас нет, и вряд ли появится в ближайшее время. Что бы там ни говорил бугай, а жить здесь можно. Тут же вспомнилась роскошная двухметровая кровать, в которой я спала в студии Морозова. Лучше, чем там, я пока нигде не спала в Москве.

Морозов… Заноза в заднице. Сегодня так вообще выбил из колеи своим появлением. Ну хоть целоваться не полез при отце. Вечером, когда за ужином, наконец, поговорили нормально, я все ждала, когда папа скажет про Морозова и его отца. Не дождалась. Папа вообще приехал какой-то слишком спокойный, что ли. Никак понять не могу, что происходит. Он изменился за эти месяцы, что совсем не удивительно, принимая во внимание мамин уход и то, что ему резко пришлось заняться продажей своих работ. Он давно уже писал для души, что-то дарил друзьям и знакомым, но последние три года мало что продавал.

Про маму тоже не стал особо распространяться. Я лишь услышала, что мне стоит с ней поговорить, когда я буду готова. И что она очень беспокоится. Так посмотрел на меня, что сразу расхотелось спорить и расспрашивать, почему он, несмотря ни на что, продолжает с ней созваниваться. В результате почти весь разговор свелся ко мне – моей учебе здесь в Москве, деньгам, его и моей работе. То есть к тому, что пока нормальных и постоянных источников дохода у нас нет.

Если Морозов не соврал, а, скорее всего, тут он был честен, то узнаю завтра результаты. На одну неопределенность станет меньше. И еще нужно обязательно позвонить Бухтиярову. Утром, когда в машине по телефону с ним разговаривала, не очень поняла, что за работа есть у его родителей. А еще скоро Новый год, осталось всего несколько дней, а у нас даже елки нет! И настроение совсем не праздничное. Но ничего, я со всем справлюсь! Теперь нужно заснуть и перестать думать о самом неприятном и нелепом вопросе, который мне когда-либо задавали. Не представляла, что так поступить может самый близкий человек. Какая тут может быть влюбленность?!

Морозов, кстати, сегодня больше не объявлялся. Ни звонков, ни сообщений… Может, при папе станет сдержаннее? Хотя вряд ли. Судя по «Инсте», опять где-то тусовался: когда я в полночь телефон проверяла, обнаружила его в обнимку с шаром на дорожке для боулинга. Физиономия светилась от счастья. Непрошибаемый тип!

Мысли о сводном – совсем не то, что мне нужно, чтобы заснуть. Ничего, я справлюсь. Я обязательно со всем справлюсь!

Остаток ночи я сплю очень плохо, лишь утром наконец задремала, правда, сквозь сон слышала, как папа ходил по комнате, кажется, даже с кем-то разговаривал. А еще он что-то говорил мне, стоя перед диваном. Но голова такая тяжелая…

Я проснулась только в одиннадцатом часу. С пола пропал матрас, на котором ночевал папа, в комнате идеальный порядок, все на своих местах, хотя я точно помню, что вечером на комоде оставила книгу, а еще там находилась моя одежда. На полу рядом с диваном тогда лежала папина сумка, с которой он приехал, а теперь ее нет.

– Папа!

Его нет в квартире, такая тишина, которую слышал каждый человек, когда оставался один. Наедине с собой.

Быстро скатываюсь с дивана, озираясь по сторонам в надежде обнаружить доказательства того, что папа тут был. Наверное, в магазин ушел, хотя на сегодня еды точно должно хватить. Похоже на то. На кухне я обнаружила записку, написанную явно впопыхах: «Уехал к Володе, вернусь днем. Завтрак на столе». Папа – это папа. Во-первых, он всю мою жизнь, сколько себя помню, готовил нам с мамой утром еду. Во-вторых, записать голосовое сообщение или отправить мне пару слов в мессенджер он почему-то не мог. Только бумага, только ручка. Мама его за это называла ретроградом.

Диван убран, завтрак давно съеден, сайт «Вышки» и личная почта проштудированы от и до. Пока тишина. Никакого извещения нет. Или пока нет. Или Морозов ошибся. Или просто снова соврал.